Подобное совсем не в моем вкусе, и предполагаю, что человек, живущий здесь, тоже не придется мне по вкусу.

Я протискиваюсь мимо захламленных кухонных стульев в дальнюю комнату, откуда доносится музыка. За багряной дверью доносится хныканье. Боженька, надеюсь, никто не занимается сексом под этот кошмар.

Я зажимаю нос, поскольку зловоние пересиливает меня, и стучу в дверь. Из комнаты раздается отчаянный крик, — женщина визжит как резаная, и у меня волосы встают дыбом. Мои чувства «борись-или-удирай» переключаются на «борись», и я оперативно распахиваю дверь.

— Выпусти меня на хрен отсюда! — орет девчонка примерно моего возраста с кровати, испачканной мочой, на которой нет покрывала, а нечто, похожее на простыню, подоткнуто под нее.

Она брыкается и извивается. Ее руки связаны над головой, а лицо опухшее и покрасневшее. Похоже, ее избили.

— Ты должна мне помочь! Развяжи меня, пока он не вернулся! Развяжи меня! Развяжи! — умоляет она, рыдая навзрыд, отчего ее обнаженная грудь сотрясается.

Ее тело полностью на виду, и я настолько взвинчена от увиденного, что машинально сжимаю кулаки.

— Перестань нахрен орать, — приказываю я ей сквозь стиснутые зубы. Ее крики становятся все громче и громче, когда я пытаюсь сорвать пластиковые ремни, стягивающие ее запястья. — Ради всего херового! Не дергайся! — кричу я на нее. — И ЗАХЛОПНИ варежку!

— Да пошла ты нахуй! — рычит она и плюет мне в лицо.

Она однозначно травмирована, поэтому я прощаю ей такое поведение.

Я освобождаю одну руку, и она тянется ею, чтобы вырваться с другой стороны.

— Так, так, так… а у нас тут вечериночка, — раздается хрипловатый голос сраного жирдяя в клетчатой рубашке и старых вонючих джинсах, стоящего в дверном проеме. Он смеется и поправляет пряжку ремня.

— Ты пригласила подружку, голубка? — измывается он над своим питомцем на кровати. В его глазах-бусинках, глубоко посаженных на надутой роже, прослеживается голод.

Девчонка начинает орать… опять.

— Чтоб меня, — ругаюсь я и хватаю с прикроватной тумбочки тяжелый абажур.

Я со всей дури врезаю концом этой штуковины в физиономию долбаеба, и, к моему удивлению, он валится на пол, как матрешка.

К несчастью, он не отключается и хватает меня за лодыжку своими большими мясистыми крюками, и валит меня на пол. Он действительно связался не с той девчонкой, которую можно задурить, и пока девка все еще валяется на кровати, борясь со связанным запястьем, я начинаю колотить его рожу.

Что-то во мне вдруг щелкает…

— Ёбанный придурочный насильник! Как тебе такое? — звучит так, будто я плиткой луплю сырое мясо. Вновь и вновь. — Ты трахал ее в задницу? Да? — требую я ответа и снова дубашу его, прежде чем он пробует ответить.

Девчонка позади меня — опять — вопит.

— Подобные тебе мужланы не достойны даже дышать, — высказываю я, и мое тело восстанавливается, как аккумулятор, подключенный к зарядному устройству. — Насильник и члено…

— Хватит! Хватит! — кричит девка. — Ты его убьешь!

В этом и суть…

Хватаю осколок разбитого абажура и втыкаю его ему в рожу. Я поворачиваюсь к ней, пока он пригвожден к полу.

— У тебя должно быть больше чувства собственного достоинства, чем защищать это мудачье, — совершенно спокойно заявляю я.

Я обматываю его шею электрокабелем и сильно дергаю за него, как принцесса Лея в случае с Джаббой Хаттом.

— Ты ёбанная психичка! — кричит она и освобождается от последних пут и, будучи голой, поспешно вылезает в окно.

Минутой позже объявляется Рэв, который глядит на меня, оседлавшую мистера Дохляка, и цыкает, скрещивая руки и прислоняясь к дверному косяку.

Блин, он выглядит сексуально.

Я озорно смотрю на него, словно он только что застал меня за поеданием праздничного тортика перед главным событием. Его волосы небрежно падают на один глаз; он смахивает их и проводит по ним своей большой ладонью. Рэв одаривает меня своей веселой улыбочкой, к которой я уже пристращаюсь.

— Не хочу тебя прерывать, — насмешливо говорит он, взмахом руки предлагая мне закончить начатое.

Разворачиваю свою ногу, прижимаю ступню к подбородку Билли Боба²² и сильнее дергаю за провод, — ушлепок просто так не сдыхает.

Песня сменяется, и я начинаю голосить:

— М-ма-а-лл-ы-шш-ш.

Парень поглядывает на меня одним глазком, словно знает, что это апофеоз.

Рэв вздыхает.

— Ладно, с него хватит. Надо сваливать.

Я плюю на потуги совершить убийство первой степени, так как, очевидно, у меня нет навыков в этом деле.

Мудила стонет, и мне кажется, что он впал в шок. Может, надо было просто-напросто отрезать ему член? Я бы подарила девчонке сувенир на долгую память, который она смогла бы унести домой в подарочном пакетике.

Глядя на него, я вижу, что у него и так была рожа, которую только мать может полюбить, но теперь, я думаю, что и матушка не сможет.

— Приведи себя в порядок, — молвит Рэв, кивая в сторону ванной. — Я останусь здесь и разберусь с нашим друганом.

Рэв учтиво улыбается, засунув руки в карманы, и смотрит на мужлана. Вижу, как он изучает дядьку и прикидывает, насколько он тяжел.

Я подбираю с пола нужное мне тряпье, которое, должно быть, носила девчонка, — у нее был стиль, который мне очень нравится. Мешковатые армейские штаны, длинное пальто с капюшоном и старенькие армейские ботинки, скрепленные серебристой клейкой лентой, на которой черной ручкой были нарисованы звездочки и разбитые сердца.

Думаю, мы бы поладили, если бы условия нашего знакомства были иными.

Я захожу в ванную и смотрю в грязное зеркало на все брызги крови на своем лице. Я не испытываю неприязни к увиденному.

Я нахожу в кармане своей новой куртки тюбик помады и, не умываясь, наношу ее.

Рубиново-красная.

Я бы никогда такую не нанесла, но в каком народе живешь, того обычая и держись…

Я открываю зеркальный шкафчик передо мной, чтобы рассмотреть все успокоительные снадобья, что Билли Боб использовал на своих жертвах.

Отодвигаю один из ящиков, — и как думаете? — прелестные образцы волос выстроились в аккуратный ряд, так педантично перевязанные детскими шелковыми ленточками.

Тут и блондинистая волосня, парочка каштановых волос всех оттенков и огненно-рыжий.

Он — коллекционер.

Больной на голову подонок. Я оказала услугу всему человечеству.

Неожиданно появляется Рэв.

— Нам пора.

ЧЕТЫРНАДЦАТЬ

ЖИЛ-БЫЛ ОДНОРУКИЙ МУЖЛАН

В грузовике тихо: кажется, что и Дарси, и мне нужна тишина после произошедшего в фермерском доме.

Я даже не знаю, быть ли мне возбужденным, либо потрясенным от увиденного, возможно, всего понемногу.

Я понимал, что рано или поздно она сорвется. Знал, что когда это свершится, выглядеть это будет непривлекательно. Но то, что она чуть не убила этого мудилу было нечто иным.

От этой мысли мой член подергивается.

Есть нечто охренительно… сексуальное в том, что женщина берет ситуацию под свой контроль и властвует над задницей болвана, который в три раза больше нее. А с ее «отъебитесь» одеждой и таким же воззрением, я не сумею устоять.

— На что глазеешь? — молвит она, отрывая меня от мыслей. Я даже и не осознавал, что пялюсь на нее.

Она сидит, откинувшись на спинку сиденья, согнув колено, и упирается ботинком о край сиденья. Она даже не представляет, насколько она прекрасна, как и не представляет, что ее ярость — это лишь верхушка айсберга. Впереди предстоит еще больше работы.

— Ты голодна?

Мы не только угнали этот грузовик, но и обобрали до нитки этого мудилу — еду, воду, одежду, бензин и деньги. Нам не нужно наведываться в магазин, потому что грузовик полон припасов.

Дарси отстегивает ремень безопасности и тянется в кузов, роясь в пакетах с едой. Я слышу шуршание упаковки и догадываюсь, что она взяла пачку «Лэйс». Девушка плюхается обратно на свое сиденье, не удосужившись пристегнуть ремень безопасности, и разрывает пачку.