Губы Глории шевельнулись.

– Идет за мной… – прошептала дочь.

– Тварь! – крикнула я, поднимая голову к потолку, будто там, среди трещин на побелке, могла разглядеть отвратительное красноглазое рыло. – Тварь! Оставь ее в покое!

Нервы все-таки не выдержали: я ведь понимала, что это бессмысленно, морос меня не слышит. Он не слышит никого, кроме Глории, а Лори может невольно выдать наше убежище.

– Я не знаю… – проговорила меж тем Глория.

Из уголка глаза выкатилась слезинка и побежала по щеке. У меня сердце перевернулось. Моя девочка!

– Не смей ее трогать! – взывала я.

– Я не знаю! Не знаю! – закричала Лори, выгибаясь дугой. – Не надо, не надо! Мне страшно!

Оцепенение слетело с Глории, она билась и металась на кровати. Я придавила ее своим весом, стараясь удержать голову: малышка могла разбить ее о деревянное изголовье.

За спиной послышался скрежет отодвигаемой ширмы, шаги, и твердая рука легла мне на плечо.

– Грейс, я возьму ее, – сказал Ланс.

Я отодвинулась, и муж подхватил Лори на руки, сжал в крепких объятиях, баюкая. Глория еще какое-то время металась, но потом вдруг обмякла, повисла тряпочкой. Ее глаза закрылись. Неужели все? Опасность миновала, и можно вздохнуть спокойно?

– Я… попью воды, – проскрипела я осипшим голосом.

Кивнула госпоже Нерине, которая с облегчением кивнула в ответ.

– Я посадила Ника в комнате дежурного. Наверное, мальчишке ни к чему видеть…

Она осеклась.

– Да, вы правы. Я скажу ему, что с Лори все будет хорошо.

Как раз и чайник поставлю: горячий чай сейчас никому не помешает.

Ник сгорбившись притулился на стуле, вертел в руках какой-то листок. Услышал шаги и вскинул испуганные глазенки.

– Что-то Лори совсем разболелась!

– Да, малыш, но ей уже лучше.

– Вы же целители! Почему вы ее не вылечите? – обиженно воскликнул он.

Что я могла на это ответить! Присела рядом и погладила Ника по растрепанным волосам.

– Что это у тебя? – спросила я, кивнув на листок, стараясь отвлечь от грустной темы.

– Лори подарила на память. Это рисунок. Она здорово рисует, я никогда не пробовал. Даже не думал, что можно так рисовать. Смотрите, бабочка, щеночек… Она и меня обещала научить потом…

Бабочка? Щенок? У меня сердце подскочило в груди.

– Ник, можно я посмотрю? – Я протянула руку к бумаге, но мальчишка отдернул драгоценный подарок. – Я верну тебе его потом, обещаю. Понимаешь, это очень важное письмо.

Ник недоверчиво смотрел на меня: не хотел отдавать свое сокровище. Понятно, почему и Лори соврала, маленькая лгунишка: она не потеряла письмо, а подарила другу. Ведь подарки не забирают!

– Оно поможет вылечить Глорию! – сказала я.

Ник тут же сдался, протянул мне измятый лист.

– Если так, то держите!

Я перевернула рисунок, боясь ошибиться, но сразу с облегчением выдохнула, узнав почерк Белинды. «Дорогие Ланс и Грейс, – писала она. – Мне невероятно жаль, что ваш знакомый столкнулся с этой чудовищной тварью. Я собрала все сведения, какие нашла. Увы, их не так уж много…»

В своем письме к Белинде Ланс умолчал о том, что морос преследует нашу дочь, – мало ли в какие руки могут попасть важные сведения, – но эльфийка сама обо всем догадалась. В лаконичных строчках, содержащих факты, нет-нет да проскальзывало ее беспокойство и забота: Белинда знала, что письмо разорвет наши сердца, и как могла смягчала удар.

Я аккуратно сложила лист, встала, зажгла маленькую плитку, работающую на артефакте, поставила греть воду. Все делала механически, а в голове слышала голос Белинды, доброжелательный и уверенный, как у любого целителя, даже если он вынужден сообщить пациенту страшные вести.

Я расставила чашки, высыпала в заварочный чайник смесь трав, не замечая, что по лицу струятся слезы. Хорошо, что я стояла к Нику спиной. Но он все-таки догадался, этот мальчишка умел считывать эмоции по одному взмаху ресниц. Жаль, что магии в нем нет ни капли: из Ника вышел бы неплохой целитель.

Он тихонько подобрался ближе, подлез под руку – я от неожиданности чуть не ошпарила его кипятком. Только ожогов нам сейчас не хватало!

– Вы грустная, – сказал он.

– Есть немного…

– Это письмо вас расстроило?

Я пожала плечами, не в силах отвечать: боялась, что не выдержу и разрыдаюсь при ребенке. Ник дотронулся до моей руки кончиками пальцев, погладил едва ощутимо, словно бабочку по трепещущим крыльям.

– Не плачьте, все обязательно будет хорошо!

Я выдавила из себя улыбку и поставила перед Ником голубую фарфоровую чашечку с васильком – любимую чашку Глории. Она торжественно вручила мне ее в день открытия больницы: «Пей из нее кофе или водичку и думай обо мне, если не получится прийти домой на обед!»

Ник отхлебнул ароматного напитка, посетовал, что не хватает меда для сладости, потом сделался серьезен и сказал:

– Я никому не дам Лори в обиду!

Маленький защитник! Если бы ты только знал, какая беда идет по следу за нашей девочкой!

Я не стала ничего рассказывать Лансу сейчас, в больнице: не хотела, чтобы что-то нас отвлекло, да и лишние уши ни к чему. Мэтр Грин пришел в себя после операции и уже пререкался с Улой, которая пришла присмотреть за выздоравливающим.

– И почему всякие высокородные иногда такие непроходимые тупицы? – вопрошала гоблинка, вперив взгляд в занавеску на окне и обращаясь, по-видимому, к ней. – Уйти в лес и никого не предупредить! У нас даже малые дети так не поступают!

В ее голосе не слышалось и капли почтения. Ула была не из тех, кто лебезит, – рубила сплеча.

– Да что вы себе позволяете? – пропыхтел мэтр Грин, с трудом отрывая голову от подушки и пронзая гоблинку мрачным взглядом.

– А? Что? – Ула сделала вид, будто только сейчас разглядела пациента. – Да я вообще-то не с вами разговариваю. Так, мысли вслух!

Старый маг заскрипел зубами, однако не нашелся, что ответить, но сверлил сиделку таким горячим взглядом, что я побоялась, как бы Ула не вспыхнула на месте.

Ланс, выйдя в палату с Лори на руках – он так и не отпустил ее ни на минуту, – тут же навел порядок:

– Ула, больному нужен полный покой. Если у вас появилось свободное время, буду очень признателен, если вы приберетесь в шкафу с перевязочным материалом.

– Конечно, мэтр Мон! – С Лансом Ула обращалась со всем почтением.

– Мэтр! Глядите-ка! – не преминул фыркнуть старый боевой маг.

– Господин, – устало поправил Ланс. – Ула, мы отнесем Глорию домой. Если буду нужен – активируйте артефакт.

С недавних пор мы установили в больнице сигнальный артефакт: хоть дом и находится в двух шагах, а все-таки ноги у Улы немолодые, да и мало ли что случится.

Лори сонно моргала, обнимая Ланса за шею. Все случилось, как в прошлый раз: после приступа дочь уснула, а проснувшись – ничего не помнила.

– Что с вашей малявкой? – внезапно спросил мэтр Грин. – Простыла? А вот нечего бегать по лужам. Как ни выйду прогуляться – так спокойно по улице не пройти, а ваша с Ником впереди всех, брызги во все стороны.

Он сокрушенно покачал головой:

– Сразу видно, что ее воспитанием вы не занимаетесь. Ну куда вам. Я не виню. Тут нужна благородная кровь.

Я почувствовала, что закипаю. Ну что за невозможный брюзга! Едва пришел в себя – тут же за старое. Благодарности мы и не ждали – от людей такого рода ее не дождешься, – но сейчас я точно была не в том состоянии, чтобы терпеть оскорбления.

Ланс предупредительно положил руку мне на предплечье и качнул головой: «Он пациент. Он болен. Я знаю, Грейс, я все знаю…»

– Лори, иди ко мне на руки, – сказала я, отвернувшись от старого ворчуна.

И тут произошло неожиданное. Мэтр Грин раскрыл ладонь, и с нее вспорхнула крошечная огненная птичка, язычки пламени служили ей оперением. Такую красоту из обычного огнешара умели сотворить только боевые маги. Вот только за кажущейся простотой скрывался огромный опыт.