— Поищем, — кивнул граф.

Что ж, одной проблемой меньше.

Нам пришлось съездить дважды — за грузовиком Макшейна и за Степаном и Штирцем, чтобы починить повреждённое оборудование и полечить раненых. Задело Изабеллу, Ваку и Рустама, благо, несильно, обошлось даже без эликсиров — пластырями, бинтами, бактарицидным и обезболивающим. Второй техник тоже оказался живым, с перебитым плечом и большой кровопотерей, но в сознании. Брат Макшейн тоже был ранен и здорово отморозил руки, Штирц сказал, что «это надолго, но жить будет».

Но вот брат его был мёртв. Мы забрали два трупа: второго техника и старшего племянника Макшейна. Макшейны, разумеется, были безутешны. Осип Эдуардович держался крепко, но еле сдерживал слёзы. Потом, когда мы грузили трупы в грузовик, сказал мне тихо:

— Войну вы принесли в долину, Алекшандр.

— Я знаю. Хотел бы обещать, что это последняя жертва, но не стану. Пообещаю другое. Я принёс — я и унесу. Очень скоро здесь будет мир, это я вам точно говорю. И эти люди будут отомщены.

Хотя бы спас Изабеллу, выполнил обещание своему сторожу Сергею. Но вот другая весть, которую я должен был ему привести — была куда хуже. Племянницу Замойские уморили. И это я им простить не мог.

Надо сказать, что Сергей выслушал новости стойко. Лишь крепче сжимал ружьё. У меня появилось теперь для него особое задание, и он тут же бросился его выполнять.

Ангелине после применения эликсира третьего уровня было плохо. Очень плохо. Рвота, озонб, спутанность сознания и все прочие прелести. Штирц прописал её пилюли и оставил вместе с Изабеллой. Их на вечернее торжество было решено не брать — в том числе и по соображениям безопасности.

Хотя, подозреваю, Ангелина бы очень хотела в этом всём поучаствовать.

Я же перед закатом принял ванну, побрился, надел свой парадный костюм. Затем подозвал Степана и Ваку и тихо сказал им:

— Езжайте. Сделайте все незаметно, как только мы прибудем. И проконтролируйте результат.

Затем мы сели Антилопу Гну. Я, Рустам, Штирц с сестрой. Следом — на двух машинах Макшейны, почти полным мужским составом клана.

Мы выехали на дорогу, ведущую к поместью Замойских., а следом за нами собирались люди, который вёл Сергей. Наверное, половина всего населения хуторов шла следом. Мы медленно, наверное, часа два шли до замка Замойских, и ворота его владений показались, когда уже окончательно стемнело.

Нас уже ждали. Стоял столик с какими-то бумагами. За ним сидел Замойский, его адьютант Прохор, личная гвардия. Позади — три машины. Десяток всадников вдоль забора и ещё пара десятков вооружённых солдат. Несколько — в современной, очень крутой броне. Подготовился Замойский, нечего сказать.

Только вот это были остатки его войска. Не удивлюсь, если последние оставшиеся в живых бойцы. И подготовился он к встрече меня с моей свитой. А не трёх сотен крестьян с факелами, вооружённых холодняком, местами — огнестрелом.

Завидев нас, солдаты за забором подняли ружья, но на лицах у них было смятение. Они уже всё поняли — такую толпу им не победить.

— Ты сможешь? — спросил я Светлану.

Она кивнула.

Я остановился в десятке метров от Замойского, первым вышел из машины. Демонстративно отстегнул и кинул под ноги дробовик, поднял руки, показывая, что они пустые.

— И снова здравствуй, Антон Аркадьевич.

— Что-то ты долго, французишка, — проворчал Замойский. — Мы тебя дождались. Ты привёл своего нотариуса?

От него разило перегаром — это я заметил за пару шагов.

— Да, кажется, мы нашли. Сергей, мы же нашли нотариуса?

— Нашли, — сообщил Сергей. — Ваня, выходи.

И Ваня вышел. Ване было восемнадцать лет. По забавной случайности он вырос на соседнем дворе с девицей Феодорой, замученной Замойскими. Ваня был два метра с лишним в высоту, и метр в плечах.

А ещё Ваня был мясником.

— Что за шутки! — воскликнул Замойский, вскакивая с места. — На мушку их!

Стволы подняли лишь некоторые из солдат. Макшейны поднимать стволы не спешили.

Я, не реагируя, достал из багажника «Антилопы Гну» чёрную мантию и квадратную университетскую шапочку, чтобы завершить образ нотариуса. Подал Ване, помог натянуть ткань, которая ожидаемо треснула на плечах.

— Ваня — хороший нотариус. Он успешно зафиксирует нашу сделку, — заверил я.

Затем из машины вышла Светлана. Она посмотрела в небо, и с неба стал капать дождь, плавно переходящий в ливень.

И в потоках ливня клубилось что-то огромное, тёмное, мрачное. И исполинское.

— Что ты творишь⁈

— Мы заключаем сделку, Замойский, — продолжал я. — Сделку, нарушить которую ты больше никогда не сможешь.

— Хозяин, нам лучше убираться, — тихо сказал Прохор Замойскому, но тот его не слушал.

— Девчонка! Это всё девчонка! Она ведьма! — закричал Замойский, отступая назад. — Стреляйте!!!

Его фраза потонула в наступившей пронзительной тишине. Светлана в этот момент беззвучно открыла рот. Я так и не понял, откуда раздался крик. То ли это был её настоящий голос — бьющий по перепонкам, даже несмотря на то, что направлен он был в сторону поместья. То ли это был голос небесного исполина, которого она призвала, и которым, судя по всему, повелевала.

Бойцы Замойского не стреляли — они корчились в муках, держась за уши. Лошади упали, принявшись кататься по земле и давить всадников. Адьютант Прохор, стоявший поодаль, отделался лёгкой контузией, ловко перемахнул через цепи на воротах и побежал без оглядки.

В этот миг вдалеке, рядом с поместьем, вспыхнуло пламя. То горел вместе с хозяином дом Бранислава Сологуба-Замойского, Степан с Вакой запекали зализывающего раны колдуна заживо, во исполнение моего приказа.

Замойский корчился от боли на дороге. Он был жалок, но жалеть его я не хотел.

Мои люди крепко схватили его.

— Нотариус, передайте документ, — сказал я Ване-мяснику.

Через ряды сельчан, над головами поплыл здоровенный деревянный столб с треугольной перекладиной. Мой «нотариус» прибил столб к основанию ворот, я же тем временем готовил петлю.

— Обсуждается сделка, — вещал я. — Между двумя сторонами…

— Оставь свой завод при себе! — попытался остановить меня Замойский. — Пусти меня!

Я продолжал.

— Суть сделки такова. Одна сторона — народ долины Лаура — приобретает свободу от тирании одного пьяницы-самодура. Вторая сторона получает смерть. За покушение на неприкосновенность частной собственности и средств производства. За убийство моих работников. За истязание, насилие и убийство невинной девушки. За пьянство, рэкет, экономические преступления и за человеческую тупость. Мною, Дионисовым Александром… Петровичем, перед лицом народа. Вы, Антон Аркадьевич Замойский приговариваетесь к смертной казни через повешение. Приговор обжалованию не подлежит. Приговор — привести в исполнение. Нотариус, подтвердите договор.

Три руки легли на верёвку. Я, мой «нотариус» Иван и Сергей, как представитель народа и родственник убиенной.

— По какому праву⁈ Не-ет! Пустите! — верещал Замойский.

— По какому праву? Ибо на моей земле — я — закон.

Сказал я — и потянул за верёвку.

Как только тело Замойского закачалось на виселице — мимо нас в полумраке мелькнула пёстрая тень.

Тупай Нанотолий подбежал прямо к позорному столбу, встал столбиком, а затем исторг из себя сноп пламени, которое поглотило всю виселицу вместе с Замойским.

— Ах ты ж зараза, — проговорил я, сматывая упавшую в руки верëвку.

Но тупай уже был таков — юркнул в кусты и скрывался от нас пару суток.

Что в итоге произошло с моим врагом далее — мне неизвестно. Нанотолий, к сожалению, внятно пояснять нам про свою дикую магию не мог. Возможно, Замойского телепортировало в неведомые земли. Возможно, элементали по воле неведомых мне богов забрали его на другие уровни бытия. Или — в другой мир. А возможно, он просто аннигилировал, испарился.

На тот момент я предпочел бы последний вариант. Мне не хотелось бы, чтобы я пересекся с ним на других пространствах бытия.