— Так… Сиденья убитые, обшивку менять. Это тысяч двадцать. Вот здесь — явно бился боковиной, да, жестянщики поработали неплохо, но явно могли бы и лучше. Для такой-то тачки! Так, посмотрим, что у этой малышки под капотом… у-у… оо… А это что? Да-а, сколько всего придётся чинить…

И дальше. Вторников сначала нахмурился, а потом расплылся в улыбке.

— Какая з она у тебя смыс-слённая! Ах, огонь-баба!

— Жрица огня, что бы это не значило, — кивнул я.

— Ты себе берёсь? Или перепродать?

— В подарок Рустаму же.

— Рустаму⁈ А чего сразу не сказал! Для Рустама — скидку сделаю. Два двести, так и быть.

— Два. И ещё я покупаю у тебя вон тот ушатанный микроавтобус. Макшейнам детишек в школу в Номоконовск возить. За двести.

— Идёт! — мы хлопнули друг друга по рукам.

Микроавтобус договорились забрать вечером, и Вторников заверил, что поставит «Корвет-45» в отдельный гараж под замок до нового года. На выходе поймал паренька Дермидонта и попросил проследить, чтобы никаких внезапностей Вторников не сотворил.

А потом… Потом я поехал покупать подарок Надежде Константиновне. Салон «Столичные подарки», самый элитный из подобных в княжестве. Недолго выбирал и купил дорогой, за пять тысяч японский флакон духов, и серьги с бриллиантами за десять — не сильно крупными, но достаточными, чтобы показать мою заботу и возможность тратить деньги на подарки.

Подарки я положил в сумку, вышел у доходного дома графини, а сам отправил народ на «Антилопе Гну» проведать квартирку. Мне предстоял разговор с Наденькой, и я планировал уговорить её остаться со мной на балу, а затем — поехать к тётушке в Нововаршавск, так и быть.

К тому же — тут у меня опять включился цинизм — нанести визит Артемию Пржевальскому и разведать обстановку в самом крупном мегаполисе на континенте было бы полезным и без всяких амурных причин.

С приятным лёгким волнением поднялся по лестнице доходного дома, тронул замок, постучал… и обнаружил, что дверь открыта.

Комнатушка Надежды Константиновны оказалась пустой. Только мебель, кое-что из утвари — и всё. Всё идеально прибрали, и даже мусор вынесли.

Значит, переехала к графине полностью. Или вообще уехала? И не сказала. И чего ей в голову взбрело?

Во время нападения на завод я сказал ей скрыться у Августы Сергеевны, но мы обсуждали, что это мера предосторожности только на пару дней — которые ожидаемо прошли.

Она могла просто быть занята и не передать мне весточку. Но, по правде сказать — я уже предчувствовал и понимал, что случилось — меня испугались и поспешили бросить.

Будь мне по-настоящему двадцать два года — я был бы в отчаянии. Ситуация, конечно, была более чем неприятной и расстраивающей, но меня это, скорее, рассмешило. С высоты прожитых лет любой нелогичный исход в отношениях, по крайней мере, в их ранних стадиях — вызывал скорое удивление и озадачивал, чем пугал.

К тому же — я был уверен — не всё было потеряно. Сперва я отправился к графине Августе Сергеевне в особняк — самое очевидное место.

Меня встретил престарелый камердинер, похожий на седого кота:

— Её сиятельства нет, отбыла по важным делам загород.

— Вот как? А подскажите, любезный, Надежда Крестовоздвиженская была с нею?

— О-о, нет, эта прелестная девушка… они отбыли сегодня утром в Нововаршавск. Со всеми пожитками. Я помогал им грузиться в экипаж до порта. А вы… стало быть…

— Стало быть, — усмехнулся я. — Передайте её сиятельству, чтобы связалась со мной.

После я сытно перекусил, проехал на таксомоторе пару остановок до квартиры, поднялся и увидел свою компанию посреди полного погрома.

Замки были взломаны, всё вверх дном, посуда побита, мебель порублена топорами, а на полу было что-то вроде сложенного костра, который, по счастью, так и не разгорелся.

Что ж, ещё один повод усмехнуться превратностям судьбы. Два потрясения за один день? Ну и чего! Бывало и поболее.

— Консьерж сказал, что спугнул рано утром каких-то молодых парней, — сказал Рустам, сидя на трёхногом стуле, прижатом к стене. — Догнать не смог.

— Неплохой сигнал от Замойского-старшего, что в городе мне не место, — констатировал я. — Ну, это он так думает. Но это не ему решать. Что-то из ценных вещей тут было?

— Да тут и не было ценных вещей. Два комплекта постельного белья, мелочь разная… — пожала плечами Ангелина. — Одежду сменную оставили всю. Радиоприёмник — тоже. Телефон…

— О, телефон! Сейчас позвоним.

С третьей попытки дозвонились до Фламберга, до нашего сторожа Сергея.

— В замке всё спокойно, — сообщил трескучий голос в трубке после того, как мы обрисовали ситуацию. — Наведывалась в гости некая графиня Алмазная-Ким, сейчас в домике у девиц тут по соседству. Говорила, что обладает ценной информацией, и хочет с вами переговорить.

— Ясно. Сообщи графине, что будем через два-три часа, — сообщил я остальным и положил трубку.

— С квартирой-то чего делать? — спросила Ангелина.

— Она ж на тебя записана, — напомнил я. — Ты и решай.

— Я бы продала её нафиг. Тут в припортовом районе толком не прожить, даже и без Замойских, похоже, проходной двор — что есть консьержка, что нет!

Я кивнул.

— Ну и продавай. Как продашь — купим чего-то поскромнее и получше.

Договорились, что Ангелина с Рустамом останутся до вечера, разузнают про продажу квартиры, а уедут на микроавтобусе, предназначенном в подарок для Макшейных. А сам на всех парах домчал до Фламберга.

Графиня ждала меня в гостиной, где мило распивала чай, беседовала с Изабеллой, Сергеем… и госпожой Севериной Пржевальской, неожиданно пожаловавшей к себе в соседнее шато.

— А она чего? — тихо спросил я.

— Это графиня её сама к нам в дом зазвала, — сообщил шёпотом Сергей. — По дороге, говорит, встретила.

Неожиданно, они оказались давними знакомыми — дядя Пржевальской заканчивал алхимический факультет у графини, и Северина ещё ребёнком несколько раз гостила у неё. Завидев меня, Северина привычно улыбнулась — с привкусом холода и достоинства, после поднялась и откланялась.

— Мы давно не виделись с вами, Александр. Буду рада видеть вас в моём шато, я пробуду здесь до самых новогодних праздников.

— А после?

— А после отъеду в Нововаршавск, к родственникам.

Графиня наблюдалась наш диалог с лёгким злорадством, а как только Северина покинула комнату — громко хлопнула конвертом по столу.

— У меня для вас, де Онисов, две новости, плохая и просто замечательная.

— Начните с плохой, Августа Сергеевна. — попросил я.

— Что ж. Наденька оставила вам письмо, Саша. Потому не смейте крутить шашни с этой белобрысой малявкой, — сообщила она и толкнула конверт в мою сторону. — Я её, конечно, знаю её с ранних лет, но и тогда у неё был не самый лучший характер. Чересчур своенравная. Наденька вам куда более подходит, доверьтесь уж моему опыту.

— Вот как? — усмехнулся я.

Захотелось сострить по поводу опыта, но я промолчал.

— Вы читайте, читайте. Она попросила проконтролировать, чтобы я прочитал.

Что ж, я вскрыл конверт.

'Саша, я любила и люблю тебя, но ты оказался чудовищем. Устраивать такое (зачёркнуто) публичную пытку (зачёркнуто) казнь прилюдно на глазах у детей и селян. Уж не знаю, что вы не поделили в своих заводах и тайных делах, но Антон Аркадьевич на корабле был таким весёлым и озорным, а ты совершил такое (зачёркнуто) такую мерзость, как ты мог! Я не могу и не имею возможности более находиться в одном городе с тобой, прощай, я бросаю город и уезжаю к тётушке в Нововаршавск.

Не смейте ни в коем случае приезжать ко мне, я вас ненавижу и боюсь!

p.s. Августа Сергеевна займётся переездом девушек, буду благодарна, если вы поможете ей с этим, если в вас осталось хоть что-то человечное.'

— … Осталось хоть что-то человечное, — вслух прочитал я последнюю строчку. — Августа Сергеевна, вам не кажется, что правильнее было бы сказать «человеческое»?

— Несомненно, — кивнула она. — И что вы будете делать? Ну, давайте!