Девица ей не нравилась. Приторная какая-то, восточная слабость.

— Моя прабабка едва унесла семь хвостов из того мифа. Там всем плевать было на аристократок, тем более лисиц. Корабли в последнем порту перетопил шквал. Акулы месяца три не ловили рыбу, так обожрались.

«Упыри, зверолюды, теперь оборотни… бинго, три карты, три карты нечистой силы», подумала Даша.

И сказала:

— Байки, конечно, интересные, но вернемся к реальности, данной нам в ощущениях.

— В ощущениях? — девица глянула ей в глаза и подмигнула. Миг спустя на ее месте в кресле явилось туманное серебристо-белое облачко (Даше захотелось протереть глаза) и вот уже сидит лиса. Самая натуральная, только белая и… один, два, три, четыре пышных хвоста. Лиса спрыгнула с кресла и рысцой подбежала к Дашиным коленям. Гроздь хвостов смотрелась дико, но чем-то даже естественно, один, кажется, вполовину короче прочих. Лиса легонько шлепнула лапкой с темной подушечкой и когтями Дашу по колену. Вполне ощутимо. Ее желтые глаза смотрели с превосходством.

Вернулась в кресло, виляя пушистой попой.

— Она любит так выделываться, — сказал Андрей, — ну, дитя природы. Из дикого леса, дикая тварь.

— Я не отгрызла тебе уши, — с жутковато-нежной клыкастой улыбкой сказала лиса женским голосом, — только оттого, что будешь еще уродливее нынешнего, вылитый свинотавр Чжу Бацзе.

— Только безухий, — подытожил Андрей.

Даша ощутила: Карина начинает ей нравиться.

Еще секунда, вместо зверя в кресле снова красотка, только волосы немного растрепались.

— Гомэн кудасай, — сказала она, — разминка. Утренняя гимнастика.

Данил пожал плечами.

— Грация и пластика, пардон. Пока я прошу… хорошо, от лица нас, и людей и еще кое-кого.

— Зверобразов? — уточнила кицунэ.

— Сэкка они себя зовут. Вот, вы хотите помочь? Славно, ваши уши, глаза и носы ой как пригодятся. Разведайте, разнюхайте, только на рожон не лезьте. Да, нужны ваши контакты.

— Дадим, — сказал Андрей. — Связь в любое время. Связь святое.

— А вы… — Даша чуть смутилась, — тоже оборотень?

— Можно с «ты». Не по рождению. Они меня украли когда-то, лисы. Ну, долгая история. Прижился. Кое-чему научился. Но не так как она, конечно. Она чудо, не просто умница. Мутация, я думаю, и магия: черно-белая.

— Комплимент засчитан, романтик, уши пока остаются при тебе, на испытательный срок, — сказала Карина.

«Вот бы славно, если б это все — только сумеречное состояние души. Начиная с Данькиных похорон. И я просто сижу в милом, уютном сумасшедшем доме, в халатике или пижамке, жду макароны на ужин. Доктор, хотите поговорить об этом? Вы воскрешение месячного покойника не видели? А как перекидывается оборотень?»

Но оборотни не подумали исчезать, и Даша смирилась.

Хотя и не удержалась в последний момент.

— А много вас… оборотней?

— Немного осталось, — сказала лиса, — вы очень старательно нас травили, собаки, ружья и капканы, все к нашим услугам.

Съязвила на прощанье, но Даше показалось, она тоже Карине понравилась. Впрочем, Пан их знает. Андрей подмигнул и развел руками. Подлапник, подумала Даша. Откуда она взяла это слово, не придумала же?

— Лисичка-сестричка и серый волк, — сказала Даша, грызя остывшую черствеющую булочку. — Вылитые. Хотя волк да, уже седой. Интересно, отчего.

— Тут-то ему лисичка и пригодилась… — Данил налил себе кофе и разбавил трехлетним араратовским коньяком. — Знаешь, хорошо, что алкоголь слабо, но берет. Бывают упыри-алкоголики?

— Те, кто пьют кровь алкоголиков, — предположила умная Даша.

— Разве что. Да погрей ты плюшку в микроволновке.

— Микроволны безблагодатные и вызывают в еде аномальные вибрации, — выдала боевая подруга в смерти, — у меня половина дам в редакции так думает.

— Вторая половина пока психически нормальна?

— Неа. Вторая на вечной диете. А новости, кстати, хорошие. Нашего полку приросло. Вадиму позвони.

— Успеется. Мне еще в себя надо прийти. Кто следующий в гости к нам? Кикиморы? Домовой?

— Домового-то я видела, — задумчиво сказала Даша. — Лет в восемь. Под диваном. Мохнатый такой.

— Серенький?

— Скорее буренький. На кота похож.

— Про кошек-оборотней она говорила. Нэко.

— А то и бака-нэко. Ужасные двухвостые кошки-ёкаи пожирают хозяев и принимают их облик. Нет, лучше уж лисы.

— Лисы разве не убивают людей? — Данил заинтересовался.

— Соблазняют мужчин и разбивают им сердца. Те умирают сами. От тоски.

— Чего-то мне этот Андрей не показался с разбитым сердцем. В тоске.

— А ты заметил, как она на него поглядывала?

— Когда обещала изуродовать, откусив уши?

— Дураки вы мужики, — сказала Даша, слизывая с пальца корицу, — добыча и есть. Марш в ванную, я тебе устрою головомойку.

Они бы, пожалуй, забыли всех и вся, но Данил напророчил. Под вечер у него пиликнул телефон. Помехозащищенный, непрослушиваемый, неубиваемый и так далее, выданный Вадимом. Хорошо еще, снаружи смотрелся вполне обычно.

— Не было печали… — сказал упырь, ероша влажные волосы. — Индеец Джо. Просит позволения зайти часа через два, что-то у него есть для нас.

— Пусть заходит, — приказала Даша, — у нас для него добрые вести.

— Лишь бы сам с такими же, — проворчал Данил.

Он явился, когда сумерки почти стали ночью, как положено вампиру. Привычно роскошный, в пилотской кожанке и дорогих джинсах, «пестрая рубашечка как бы не Версаче», подумал ревниво Данил. «В таком возрасте пора на пенсию, лежать в виде мумии в музее доколумбовых культур, а он вокруг баб отплясывает».

Кандидат в мумии устроился в низком кресле, где недавно сидела лиса, достал круглую черную коробочку размером с консервную банку и поставил на столик.

— Проектор, — пояснил, — может пригодится. Кое-что о новых, чтоб им в родном аду гореть, друзьях я узнал. Но ничего веселого.

— Слушай, великий змей, — сказала Даша, кутаясь в свежий золотистый халат. Как обычно, ацтек вместе с симпатией вызывал у нее желание поддразнить, — сначала расскажи, правда ли твой новый роман в Краснодаре. Я почти падаю в обморок от любопытства. С плохими вестями успеем. Тем более у нас есть свои, и хорошие.

— Рассказать… лучше я покажу, сказал Аренк, улыбнувшись (его хищное медальное лицо рокового соблазнителя становилось удивительно милым от улыбки). Нажал что-то в коробочке. В стену ударил сноп радужных лучей, и открылась запись.

Хлынула звенящая цимбалами, приплясывающая и извивающаяся коброй восточная мелодия. В золотых, бирюзовых, оранжевых огнях появилась миниатюрная женщина с роскошными, распущенными ниже талии черными локонами. Темные очи в мохнатых ресницах усмехались, меж ярких губ взблескивали белые зубы. Наряд на ней напомнил Даше бабушкино выражение «эффект минус-ткани». То есть ткани было так мало, что за украшениями почти не разглядеть. Маленькими босыми ступнями женщина невесомо касалась невидимого пола, браслеты на лодыжках и запястьях звенели в такт. Движения рук, бедер, обнаженных плеч не давали оторвать взгляд, смуглый живот жил отдельной жизнью. Она гнулась так, казалось, совьется в кольцо. Змеедевушка.

Сложенная крепко, но дивно гибкая, не мощи, как я, подумала Даша, как все красивые женщины, вечно чем-то в себе недовольная, грудь и бедра роскошны. Не неженка нимфа, апсара с храмового рельефа, совершенно неприличного. Воздушным созданиям вроде нас посвящают унылые мадригалы, а брильянты и чековые книжки кидают под такие ножки.

Дева закончила танец, низко склонившись, еще раз улыбнулась снимавшему, словно выстрелила в упор, и пропала.

— Эльвира, повелительница тьмы, — сказал Аренк, и Даше почудилось в его голосе нечто новое, раньше она таких интонаций от него не слышала. — Исполняет экзотические танцы. Мы так и познакомились. Может, спляшем дуэтом, она заинтересовалась.

— И ты хочешь сказать, такую женщину заинтриговали твои древние кости на веревочках? — сказала Даша.