Пара поднялась по ступенькам, серая стальная дверь подъезда захлопнулась, тяжелая, как надгробие.

— А чем кончится? Умрут насовсем? — Данил подумал, покойники, верно, тоже в рубашках родятся? Он мог бы так. Брести. Разлагаться.

— Да если бы, — Ольгер легонько шлепнул ручищей зверька по голове, и тот спрятался, умница. — Бессмертие болячка долгая. Примерно месяц…

— Я даю два, — индеец поднял указательный палец, уже без перстня.

— Полтора, не больше, и она превратиться в лысую морщинистую тварь в язвах, всю из жажды крови и мяса. Потом он. Если она не сбежит с амулетом.

Все, финис, мозг разрушается тоже, остаются простые реакции, боль и голод. А у кого соображалка в голове задерживается, тем еще хуже. Правда, до полного озверения доходит редко, они начинают дуреть, охотиться где попало и выдают себя. Раньше сжигали добрые селяне. Или попы. Теперь мы стараемся успеть зачистить. Правда, все реже. Последний случай пожалуй…

— Шесть лет. Совсем погасить шум не вышло, пришлось спалить морг. В Боливии. Почти ребенок. А наворотил трупов.

— И… никак? А если дать им нормальный…

— Свой пожертвуешь, исусик? — викинг подмигнул, но веселее не стал, — ты не подумал, что за сотни лет испробовали ВСЁ?Нет, не поправит. Влияет тот, который оживил мертвого. Второго шанса нет. Им мы поможем только одним.

— Санитары леса? — скривился Данил, чувствуя и отвращение и жалость. Оказывается, он не настолько отморозился после кончины.

— Каменных джунглей, — сказал насмешник-индеец без тени юмора. — Доставай, разбойник.

Тот вытащил и передал ацтеку блестящую цепь с угловатой фигуркой-амулетом. Очень приличный кистень и удавка, по потребности. Протянул Данилу молоток-гвоздодер, на черно-зеленой обрезиненной фибергласовой ручке, настоящий клевец. Себе достал небольшую кувалду, на вид не новую.

— Никакого холодного оружия, как видишь. — Аренк намотал цепочку на кулак. — Мы такие законники. А от огнестрела, понятно, толку не будет. Хотелось бы их, конечно, поспрашивать, как дошли до гм, смерти такой… если получится. Не жалей, они тебя не пожалеют. Да, и в амоке они сильные, вспомни себя. Бейцы в кулак. Считай, ты брат милосердия.

— Чумной доктор, — буркнул северянин, и открыл дверцу.

Пират позвонил в неприметную бурую дверь на пятом. Они с индейцем застыли на лестнице, впрочем, стоять как статуя и не дышать не тяжело, подумал Данил.

С сумкой, дурацкой кепкой, Оле напоминал то ли сантехника, то ли мужа на час. В пристойном смысле.

Три, два, один…

Открыла мертвая девушка. В той же уличной одежде, только без обуви.

— У меня вызов к вам, полку повесить.

— Мы не вызыва… — голос хрипловатый, ломкий.

Время пошло спрессовываться.

Викинг распахнул дверь и ввалился, как на трофейный корабль.

Аренк за ним, и последним Данил, захлопывая дверь.

В руках индейца блеснуло, он неуловимо переместился за спину жертвы, ударил ее божком в висок и накинул цепь на шею. Для живой все бы и кончилось. Но она взвизгнула как паровозный свисток:

— Рамка!

(Какая рамка? — Данил успел удивиться).

Из коридора прыгнул парень, уже в свитере, не один, с топориком. Ударил наискось, Данил успел подставить молоток, загнутым концом бойка дернул, выкручивая у того рукоять.

Индеец многократно отточенным движением переломил девушке позвоночник, громко треснуло. Но и со свернутой шеей, со страшно перекошенным лицом, завешенным волосами, она продолжала отбиваться локтями, хрипя сорванной глоткой. Аренку никак не удавалось ее уронить.

И тут отставной берсерк расчехлил свой молот.

Раз. Удар сломал парню правую руку, топорик полетел в угол.

Два. Колено теперь смотрело в другую сторону.

Три. Хруст. Лоб провалился и Данил увидел розовато-серую кашу мозга там где были глаза.

Парень рухнул, а Ольгер припечатал его к полу молотом, проламывая ребра и размозжив сердце.

Та что была девушкой все поняла правильно. Она подогнула ноги, Аре пошатнулся. Девушка схватила что-то у себя на груди, под распахнувшейся курткой, рванула и отшвырнула в коридор, хрипя, Данилу показалось «жрите!». Маленькой черной молнией из лежащей в углу сумки подпрыгнул хорек… понял — опоздал и метнулся к Ольгеру, помогать с парнем. Поздно.

Впервые Данил видел совсем рядом, как в тлен превращаются человеческие тела. Разом, как взрыв каждой клетки.

Бурая гниль забрызгала их всех, упала перекрученная одежда, из вишневой куртки на желтый линолеум выскользнул смартфон.

- Éttu úldinn hund![37] — прорычал Оле.

Ацтек поднялся с колен, отряхиваясь с отвращением на лице.

— Ладно, дело сделано. Хоть и грязно.

Пошел в коридор, не наступая на остатки, не останки. Вернулся, держа в ладони нечто небольшое.

— На, глянь! — положил в ладонь Данилу.

Похожий на его, но не такой. Вместо четкой формы лезвия топорика часть как отгрызена, и серый металл, или что оно, в том месте покрывает темно-бурый налет вроде ржавчины, но не пачкающей.

Данил не успел понять как, но его шею захлестнула холодная змея — цепь! Натянулась, сзади кто-то перехватил его руку с амулетом, а вторую прижал к боку. Викинг оказался перед ним, в руке его вместо молота блеснул почти треугольный широкий и короткий клинок.

Он срезал с данилова бока сумочку, задрал футболку и махом вогнал нож в подреберье.

— Га… ды, за что… — Данил хотел выругаться, воззвать к… совести? Откуда у этих совесть?

Не успел. Ольгер вытащил уже его, совершенный амулет, ткнул им куда-то в живот Данилу, прямо в рану. Сжал железными пальцами ее края, отступил. Индеец отпустил его и предусмотрительно увернулся.

— Падлы, вы чего? — рана закрылась, но теперь где-то в глубине живота чуть пульсировало тепло, пожалуй, как проглоченный пирожок.

— Вся благодарность вонючего щенка, — сказал викинг, ухмыляясь в бороду. С его плеча хорек прокудахтал что-то непочтительное.

— А я говорил, не оценит. Жаль, поспорить не успели.

— Тут я бы не стал. Я в благодарность лет пятьсот не верю. Все, тюлень, теперь ты как мы. Больше у тебя, байбака, его не украдут.

— И Даша не помрет с горя, — проворчал ацтек, — Что надо ответить дядям?

— Пошли на хрен, садюги! — сказал Данил, бросая в индейца негодный амулет. Тот подхватил вещицу и спрятал в карман. Поднял из бурой лужи айфон, сказав:

— Изучу на досуге, а ты пройди по квартире, погляди что и где, будь любезен. А то мы умахались уже. Дяди старые, дядям пенсию не платят и в профсоюз ассенизаторов не берут.

Только сейчас Данил ощутил тухлый запах в жилище. Нет, не от бурых луж на полу прихожей. Запах пропитал тут все, серенькие обои в мелкий советский цветочек, небогатую мебель, сам воздух. Хоть бы проветривали иногда…

С этой мыслью он, стоя в маленькой кухоньке с допотопной электроплитой «Лысьва» (не похоже, чтоб ее включали недавно) открыл дверцу верхнего, морозильного отделения холодильника «Бирюса».

И закрыл.

Может, в медицине Данил и не понимал ни жилки, но нарубленные куски человеческого тела опознать мог. Еще и женского.

Иногда неспособность блевать не радует.

В комнате, в почти пустой «стенке» кроме десятка любовных романов нашлись несколько комплектов мужской и женской одежды. И под ними пачка документов на квартиру, какие-то квитанции и паспорт, Щуренко Аделаида Алексеевны. Пожилая полная дама на фото не походила на смерть-девицу. Зато вполне могла оказаться в морозильнике.

Запас, значит. Неприкосновенный.

Данил взял с раковины замызганное вафельное полотенце и протер дверцу холодильника. Потом протер дверцы шкафов в комнате. Хотя да, уж его отпечатки точно искать не будут.

Еще один смартфон, на андроиде, в висящей в прихожей куртке. Там же паспорт на имя Гантулаева Рамиля Ринатовича, двадцати четырех лет, выданный в Астрахани, но с краснодарской пропиской. Кошелек примерно с тремя тысячами мелкими купюрами. Все.