- Уверен? – брат окликну меня аккурат у невидимой границы, которая искрила тонким едва различимым маревом медвежьего наговора, - Хотя, кого я спрашиваю? Пятнистого кота, у которого начался гон…

От столь откровенной наглости я чуть не споткнулся, и даже повернул морду в сторону этого потерявшего страх засранца. На что тот демонстративно развёл руками, и, ухмыльнувшись, прыгнул в звериную шкуру, которая благополучно пронеслась мимо и первой миновала заветный барьер.

«Вот и всё, теперь косолапые знают, что на их территории чужак».

Густой лесной массив именуемый «Медвежьей Долиной» охватывал весьма внушительные территории, которые на северо-западе упирались в Сонные Горы, а на юге и юго-востоке были очерчены широкой полноводной рекой. Эти места не защищались родовой магией, но частенько патрулировались хозяевами лес. А вот равнины и холмы удостоились особой печати клана, «доносившей» высшим весть о чужаках. Это была заговорённая земля, напрямую связанная с вожаками, которые оберегали долину и защищали стаю.

Верховодили у медведей братья Таграур. Суровая четверка погодков, родившихся в истинной паре, и носивших на шкуре метку Фарао, к которой в той или иной степени прилагался дар доминирования. Такая метка была и у нас с Дартином. Правда, сейчас это скорее являлось минусом, нежели плюсом, ибо больше, чем обычных чужаков, медведи не любили только чужаков из элиты.

Однако выбор у нас был не велик. След вёл на северо-запад, прямиком в одну из медвежьих деревень, где по скудной информации, некогда разведанной парламентёрами, нам предстояло встретиться с младшим представителем высшей четверки, носившим грозное имя Борислав.

Лапы осторожно ступали по лисьей тропе, которая то и дело прерывалась пустыми участками, беспокоившими чуткий звериный нюх. «Вероятно, парень взлетал, проверяя направление маршрута». От полной потери ориентира спасало лишь то, что рядом стелился непрерывающийся след пумы, но и он таял с каждой намотанной милей. Этот факт наводил на мрачные мысли, которые то и дело посещали отягощённую избытком событий голову. Иная будто теряла силы, стремительно истончая резерв звериной ипостаси. «Но что являлось тому причиной?»

Брат нервно фыркнул, обходя поваленное дерево, и вдруг неожиданно навострил уши, замирая каменным истуканом. А через мгновение перед диким взором двух хищников явился источник такого поведения. В двух прыжках от нас на подозрительно ровной полянке копошился заяц. Инстинкт тут же наполнил пасть вязкой слюной, заставляя вытянуть в тугую струну и без того напряженные мышцы. Сказывались долгие часы погони, вынудившие позабыть о других насущных потребностях. Но вот голод, подстёгнутый урчащим животом, всё-таки поднял голову.

Однако здравый смысл всё ещё сдерживал разгоряченное нутро. Медвежий лес кишел магическими ловушками. Именно по этой причине до сего момента мы не сворачивали с отмеченной тонким кошачьим флёром тропы. Пару Иных по зачарованной долине, казалось, вело само проведение. Лес словно благословил наших беглецов, позволяя мальчишке охотиться, а девушке выбирать уютные места для лежанок. И мы, стараясь не анализировать сей факт, просто шли по проторенной дорожке. Да, собственно, на обдумывания не было времени.

Я настойчиво толкнул брата в затвердевший бок, стараясь вразумить звериную сущность. Но тот неожиданно рыкнул, повинуясь какой-то неведомой силе, и молнией сорвался с места. Следующая секунда буквально «взорвала» мозг. Я видел, как Дар приземлился на лапы в одном прыжке от добычи, сворачиваясь в тугую пружину для завершения маневра, и сделал привычный толчок. Тогда-то в золотистой радужке зверя и вспыхнул отблеск магического капкана. Инстинкты сорвали с места раньше, чем здравый рассудок успел оценить обстановку! Я сбил Дартина на подлёте, но противный треск обжигающий заднюю лапу, дёрнул в обратную сторону. Ловушка сработала! В мгновение ока, заключая меня в прозрачный непроницаемый шар, который бывалые маги с благоговейным трепетом называли «Туманной сетью!»

***

Мои дорогие, каюсь, что пропала на целых четыре дня. Простуда - она такая. С нетерпением жду праздничных выходных, чтобы обрести возможность с головой окунуться в нашу историю. Благодарю за поддержку и понимание! Пусть последние дни уходящего года будут благосклонны к вашим незавершенным делам и здоровью. Не болейте!

Как уплыло сознание, я не запомнила, но на этот раз не было, ни видений, ни вязкого тревожного тумана, только темнота. Благословенная немая темнота и всепоглощающий покой. Оттого так больно было выплывать наружу. Больно, но жизненно необходимо! Там меня кто-то ждал…

Нутро трепыхнулось, сопротивляясь потоку забвения, и неожиданно начало падать. Голову резко накрыли звуки и запахи, а вместе с ними пришла боль. Разум буквально вбили в горячую плоть, заставляя почувствовать даже стук собственного сердца. За первым осознанным вдохом вернулись и ощущения. Измученное тело свинцовой тяжестью давило на что-то мягкое, источающее нежный аромат полыни. Всё, даже веки казались неподъёмными. Однако мрачную картину внутреннего состояния разбавляло тепло чужой руки, от которой по вена струился мягкий поток целительной силы.

- Очнулась, - тихо отозвался, уставший мужской голос, отдающий скрипучей хрипотцой.

И тут же чьи-то быстрые шаги заспешили к кровати. Да, подо мной явно была кровать, и кто-то совершенно чужой держал меня за руку.

- Мам!.. – родной встревоженный шёпот, раздался со стороны шагов. И горячее плечо накрыла знакомая рука, пока ещё не настолько широкая, чтобы принадлежать взрослому мужчине, но достаточно крепкая, чтобы успеть заработать мозоли от клинка.

- Сели… - выдавила с огромным усилием, чувствуя, как буквы складываются в какой-то жуткий потусторонний хрип.

- Да, мам, я здесь… Это я!

- Мы оторвались?.. – вновь прохрипела, не находя в себе сил открыть глаза.

- Оторвались, мам, всё хорошо, - быстро отозвался сын, - Мы… Всё хорошо…

- Что с мискатами? – выжала главный вопрос, чувствуя, как подрагивают руки моего мальчика.

- Всё, мам! – сорвался очередной теперь уже полушёпот, пронизанный какой-то непонятной радостью, - С мискатами покончено. Навсегда! Мы больше не бежим... Слышишь, мам…

- Не бежим… - повторила, выжав крупицы сил, чтобы поднять веки.

Первый образ, собравшийся из плывущей перед глазами пелены, обрел лицо Селиона. Сын выглядел худым и всклокоченным, но вполне живым. Это успокоило и даже немного прибавило сил, давая возможность осторожно оглядеться. Деревянный потолок, покатые бревенчатые стены, свет масляной лампы… И трое мужчин. Один из них Сел, стоящий на коленях у моей кровати. Второй, судя по запаху трав, вероятно, лекарь. Крепкий седой старик в льняной домотканой рубахе, держал меня за руку, от которой шло то самое, исцеляющее тепло. Третий… Ратмир. Кажется, этим именем величал кудрявого парня его суровый отец.

«Значит, не выгнали», - мелькнула робкая мысль, и я снова перевела взгляд на сына.

- Тебе разрешат остаться? – скрежет собственного голоса, показался чужим, - Ты хороший воин и охотник, тебе есть чем отплатить за приют… Стоит сказать им об этом.

- Это не важно, мам. Уже не важно! – восторженно прошептал мой мальчик, - Мы не в Притали и даже не в нашем мире… Больше не будет никакого Гатта, никаких мискатов! Всё!

- Никаких мискатов… Не понимаю? – слегка поморщилась от того, как глухо прозвучал вопрос.

- Парень, - оборвал сына лекарь, - просился рассказать сам, рассказывай, чего сумбур наводить? Вишь, матери тяжело говорить. А то нагоняешь тревоги, так все нити мне собьёшь. Да и вообще, Рамир, не уж то не терпело до завтра? Она еле жива.

- Не терпело,– отозвался мужчина, выходя из тени дальнего угла, - неведенье сейчас хуже правды, Алтэй. А что до неё… Сможешь поправить?

- Не горячись, - хмыкнул старик, - покумекать надо. Яд уж больно странный, я с таким ещё не сталкивался. Полегче-то я сделаю, но обещаний давать не буду. Негоже, сам понимаешь.