Клеп подметил, что живогор — единственный, кто после битвы стал бодрее себя прошлого. Бледность растворилась в свежем румянце, который проступал под остатками засохшей крови на лице, руках и груди. Даже узорчатые татуировки на его мускулах словно налились цветом.

— Вы о той женщине? — осторожно спросил Клеп. К Йору он подобрался сбоку, чтобы не волновать угрюмого лидера Своры. — Талаги, да?

— О ней, да. Она была пятой, — лишь искоса оглядев Клепа, Йору кивнул на тела у его ног.

Бледный верзила с разорванной шеей и ручьями запекшейся крови на клёпанной кожанке. Безголовый мужчина с посохом в окоченевших руках. Дама в просторных одеяниях, чьё лицо походило на бурое рагу с проступающими костями скул. Последним было длиннорукое тело, чья голова лопнула, точно перезрелый овощ: остатки цепи ещё овивали его туловище крестом.

Как успел выяснить Клеп, Талаги когда-то была в Своре: одной из тех, кому посчастливилось уйти не в зареве погребального костра. Оттого-то ещё возвращение в одному строю с охотниками, посланными убить Йору и остальных, и стало таким горьким.

— Я всё проверил, командир, — виновато подтвердил Арачи. — Рука на месте, а самой — нету. Только земля пропахана. Уползла, что ли?

— Так проверь ещё раз! — рявкнул Йору. — Ты бы далеко уполз без руки, весь распоротый?

— Ну, вообще-то… — затянул Арачи и тут же смущённо замолчал.

Клеп понял, что таилось за окаменевшим лицом живогора. Как и он сам, никто в Своре не привык видеть Йору таким. Холодным на грани бессердечности — всегда пожалуйста. Но лаять на тех, с кем пролил столько крови?

— Талаги — проблема, но для будущих нас. И то — если не истечёт кровью за ближайшей опушкой, — заговорил Нотонир, не отрывая глаз от спины Йору. — Не стоит тратить на неё время. Равноденствие уже завтра.

— И не похоже, чтобы мы были к нему готовы, — командир фыркнул, но оборачиваться не стал.

Клеп оглядел сотторийцев по очереди и ощутил кожей холодные нити между ними.

— Ты считаешь, что стоит подождать, — не спрашивал, но утверждал Нотонир.

— Нельзя, — встрял Клеп до того, как Йору закончил особо длинный вдох. — На Равноденствие случатся новые жертвы. Хозяин станет только сильнее!

— Как и мы, — проронил Йору. На Клепсандара он хотя бы взглянул.

— Сведения из Олони указывают, что он хочет разрастить лес до самой Ставки и напасть на неё, — с тревогой сказал Нотонир. — Как думаешь, сколько Сюзерен заплатит, если дело дойдёт до этого, м-м?

— Нихуя не заплатит, — Арачи поджал губы и покачал головой.

— Да, примерно столько.

Йору прокрутился на каблуках и наставил на колдуна такой взгляд, от которого даже Клеп ощутил морозные мурашки вокруг сердца. Нотонир же просто растянул уголки рта и чуть развёл руками.

— Враг сильнее, чем мы думали, — сказал он. — Млерт не просто создал мощного пепельного стража. Он сам стал пепельным духом и вобрал всю силу разбросанных по Роще душ. Жертвенная магия, как она есть. Опасная, сложная. Необычайно могущественная.

— Раз так, жду ваших предложений, — бросил Йору сквозь зубы. — Таких, которые нас не убьют, если можно.

***

Йору не чувствовал холода с тех пор, как Хлад впервые заворочался острым клубком в его груди. Даже глубокие льдистые наносы Соттории не кололи его пятки в морозную зиму, пройдись он по ним босиком.

Но после боя с охотниками стало зябко. Не телу, а духу: вокруг сердца собралась звенящая зябь, от которой с тихим воем раскатывались волны дрожи. Пусть Хлад забился в привычную нору, след его ещё хрустел инеем по сапогами. Так было с того мига, как Йору велел ему «отвориться».

Он сделал всё так же, как было в дурном видении глазами Марадо. Воззвал к потаённой силе, приказал ей хлынуть за пределы его тела и сковать врагов. Даже попытался ощутить то же ледяное безраличие, которое питал Марадо к паре десятков искорёженных трупов вокруг — и к тем, кому ещё предстояло стать таковыми под его клинком.

И вновь убедился, что-то был не сон.

«Но Нотонир…»

Он не мог смотреть на старого друга. Колдун вернулся тем же чуть надменным сухим человеком с серыми кружками глаз и обветренной кожей, похожей на дрянную бумагу. Его поучения ничуть не стали острее, но каждое слово резало Йору.

А перед глазами стоял последний взгляд Нотонира, с которым он выжег душу Марадо. Быть может, то смешалось эхо прошлого с явью или Хлад заботливо слил знакомые образы воедино, чтобы подсказать Йору, как открыть его силу.

Но пустота лишь сгущалась, стоило ему скользнуть одним глазом по Нотониру. Это была обида: за то, что колдун его однажды убил.

— Ты как? — спросил Йору у Висиды.

Девушка из Коваранта заняла уцелевшую койку под навесом. Ран ей досталось изрядно: цепь Зейлана рассекла лицо, в спину воткнулся кинжал Миреты из дымчатой стали. Сколько бы Нотонир ни колдовал над Висидой, следы битвы пестрели на её теле, прикрытом одной тонкой простынёй с рваными дырами.

«Ещё и покрывала придётся покупать,» — мелькнула удушающая мысль.

Не заработать — нельзя, раз уж полезли в грёбанную рощу.

— Живая, — буркнула Висида.

Она поднесла палец к глубокой ссадине поперёк скулы и зашипела от боли.

— Шрам останется, — подметил Йору. Нотонир стянул края раны, но даже его заговоры помогали не всегда.

— Спасибо, утешил, — девушка кивнула.

Она приподнялась на лежанке и провела ладонью по рунам Става Души. В поисках спокойствия, не иначе.

— Шрамы у нас — всё равно что наградные ордена у всяких лордов, — Йору не сдержал полный горечи смешок. Ещё в Короте, пока его тело покрывалось всё новыми отметинами, с тем же ритмом пополнялись трофейные шкафы в палатах воевод. — Чем их больше…

— Тем больше тебе заплатят, я поняла, — Висида раздула ноздри.

— И тем больше тебя боятся, — поправил Йору. — Боятся обмануть, боятся лишний раз перейти дорогу. Ведь обычно это значит, что тебя всерьёз пытались убить. А ты — здесь, лежишь. Почти что голая, но живая, замечу.

— Не «почти».

Висида рывком откинула покрывало и села на краю лежанки, чтобы дотянуться до меха с водой. Лукавила, конечно: нижние панталоны, покрытые застарелой кровью и грязью, на ней всё же имелись. Прильнув к меху, коварантка бросила искристый взгляд через плечо, как бы приказывая ему отвернуться. Не слишком-то искренне.

Йору этот взгляд был знаком. После боя, когда сердце молотилось так, что всё тело горело — по крайней мере, у нормальных людей, не тронутых Хладом — всё ощущалось иначе. Острее, жарче, интереснее: казалось, можно взять тупой тренировочный меч и выйти одному против целой рати.

Но легко было забыться и совершить глупость до того, как раны затянутся, а разум вновь погрузится в штиль.

Оттого-то подыгрывать Висиде он не стал и даже не думал отвести взгляд от аккуратной груди — такой же небольшой, как миски для солдатских харчей в Короте — и круглой отметины над острыми дугами рёбер.

— Закончила красоваться? — спросил Йору, и Висида сдвинула брови в обиде. — Тебе бы отдыхать, раз завтра мы всё же идём в рощу.

— Именно, — она отложила мех и с грустью окинула себя опущенным взглядом. — На каззитские древослужения положено приходить голыми, так что чего уж терять?

То было правдой. На родине Висиды кланялись тому же Вечному Древу, что и в этих местах, но делали это иначе, по-новому. Они называли себя «Барадитской ветвью». Вместо запыленных Рощ они возводили вокруг священных деревьев округлые храмы с дырами в крыше, и всё чаще предпочитали молиться одетыми. Наверное, надоело мёрзнуть под морским ветром зимними ночами.

— Чистотелыми и пусторукими, — добавил Йору под фырканье девушки. — Это значит: никакой одежды, никаких побрякушек, никаких инструментов. Никакого оружия. Вот главная проблема. И, кажется, мы с твоим братом придумали, как решить их все разом.

Глаза Висиды расползлись в стороны, а губы опустились. Раздражение вырвалось через нос протяжным вздохом.

— Придумали — и предпочли не говорить до того, как я тут всей Лемии открылась? — проговорила она. Вместо злобы, которую ждал, Йору почувствовал горечь в её словах. — Могли бы и завтра, в Роще, сказать, чего торопиться-то.