— Я думаю, тебе стоит помнить то предупреждение, которое я тебе дал насчет твоего рта, если ты не хочешь перелезть через мое колено и получить свое наказание. Я знаю, что мне бы это определенно понравилось.

Это затыкает ее и опускает ее на ступеньку ниже. Я разочарован. Я хотел посмотреть, насколько далеко я смогу зайти, потому что я действительно хочу перекинуть ее через колено и отшлепать ее тугую маленькую киску, а потом еще больше насладиться ее поцелуями.

Я начинаю расстегивать пуговицы на рубашке и снимаю ее. Когда я расстегиваю пряжку ремня, ее взгляд падает на мой член. Я уже знаю, что у меня заметная выпуклость, и мне не хочется ее скрывать.

Мне не нужно многого, чтобы возбудиться для нее, и даже если это будет во вред мне, я знал с того момента, как решил оставить ее, что буду делать с ней все, что захочу.

Если она останется со мной, то я, черт возьми, не смогу себе позволить хоть немного побаловать себя.

— Встань и сними рубашку.

Она делает то, что ей говорят, и когда я смотрю на ее обнаженное тело, мне хочется исследовать его.

— Иди в ванную, — говорю я ей, и она идет впереди меня.

Я смотрю на ее задницу, как ее бедра двигаются в идеальном движении из стороны в сторону.

У нее, как я это называю, идеальное тело для долгого жесткого секса.

Она первая женщина, которая осталась в этом доме дольше, чем на день. Я не оставляю здесь женщин дольше, и большинство из них никогда не видят этот дом больше одного раза.

Я никогда не даю им возможности выдвигать неправильные идеи или какие-либо другие идеи.

Оливия оглядывается через плечо, и ее щеки снова заливаются румянцем, когда она замечает, как я бесстыдно пялюсь на ее задницу.

Однако вместо того, чтобы сказать что-то вроде — Я знаю, что ты этого хочешь, — она продолжает идти.

Хорошая девочка, она быстро учится.

Стена открывается для нас, когда я нажимаю кнопку, и как только мы заходим внутрь, я снимаю штаны и с удовольствием наблюдаю, как она старается не смотреть на мой член.

— Знаешь, можешь посмотреть, если хочешь, — говорю я ей, открывая дверь душа.

— Я не хочу.

— И все же ты не можешь оторвать глаз от моего члена. — Я усмехаюсь, когда она сжимает челюсти. — Входи.

Я жестом приглашаю ее пойти в душ.

— Хочешь, чтобы я приняла душ вместе с тобой?

— Разве это не очевидно? Залезай.

Она заходит, я следую за ней, включив легкую прохладную струю воды.

Оливия отворачивается от меня, и когда я снова смотрю на ее тело, я начинаю понимать, как Джуд стал одержим ею. Всего за несколько дней те же чары дерьма охватила меня. Мой гребаный член был твердым для нее с того самого момента, как я впервые увидел ее в клубе. Странно, что я еще не трахнул ее.

Я беру мочалку, наношу на нее немного геля для душа и начинаю тереть ей спину, очищая ее.

— Я уже дважды принимала душ сегодня, мне больше нечего было делать, — бормочет она.

— Ну, это твой первый раз, когда ты принимаешь душ со мной.

Я шевелю светлыми кончиками ее роскошных волос, и вода течет по ним, словно жидкое золото.

— Ты серьезно собираешься держать меня все время дома? В твоей комнате без свежего воздуха. Я даже окно открыть не могу.

Она права. Запереть ее в моей комнате — это просто улучшение того, что предложил Массимо.

— Я организую так, чтобы один из моих охранников завтра отвел тебя на территорию.

Она смотрит на меня, а затем снова на каменную стену душа перед нами.

Вопросы о Джуде и компании возвращаются ко мне, и я понимаю, что иногда ответы не всегда ясны. Часто их нет и на бумаге, но они могут исходить только от тех, кто это пережил. Как она.

Мне кажется, что ее дедушка доверял Джуду или его было легко обмануть. Но такой человек из Братвы, как он, не стал бы просто так вляпываться в дерьмо и оставлять свое наследие в чужих руках.

Мне кажется, что все разыгралось так, как это было с оставшимися слабыми. Женщина в инвалидной коляске и ее дочь. Единственные наследники такой могущественной компании, как Markov Tech. Это не имеет смысла.

— Как твой дедушка познакомился с Джудом? — спрашиваю я, кладя руку ей на поясницу, и она снова смотрит на меня.

— Он начинал как инвестор.

— Когда?

— Когда мой дедушка перестал работать с Синдикатом.

Теперь это имеет смысл.

— Я полагаю, ты должна знать, что он работал на Синдикат, — добавляет она. — Он был лучшим другом моего отца.

— Почему он перестал работать на них? Они поссорились? — Markov Tech — это компания, за которую Синдикат бы держался. Все, что я видел, это то, что контракт был разорван. Опять же, Филиппе пришлось бы это сделать.

— Нет. Это была Персефона. Она узнала о нас и разорвала контракт.

Что-то внутри меня замирает. — Какого хрена она могла это сделать? — Я не знал, что у нее такая власть над мужем или над Синдикатом.

— Богатство моего отца пришло от ее семьи. Все это, и они имели контрольный пакет акций в группе. Он должен был сделать то, что она сказала. Она угрожала уничтожить нас, и я больше не видела своего отца так часто. Ничего удивительного, ведь он не должен был быть моим отцом. — Она говорит свободно, как будто умирала от желания поговорить с кем-то.

Хотя я и спровоцировал ответ, я удивлен, что она так откровенна со мной.

— Джуд появился позже. Я думаю, моему деду нужны были деньги, и это положило начало контролю Джуда над нами. Я на самом деле не знаю больше этого. Я была слишком мала, когда это произошло, и все, что я знаю, мне рассказала моя мать. Сомневаюсь, что она тоже много знала, потому что мой дедушка не хотел допускать нас в бизнес.

— А что насчет Эрика? Он был близок с Джудом?

Она на мгновение замолкает, словно обдумывая вопрос, но на него не так уж сложно ответить.

— Я не знаю, но может быть? Я видела только то, что люди хотели, чтобы я увидела. Не может быть совпадением, что Джуд работает с Орденом, а Эрик — его член.

Я вижу, что мы на одной волне.

— Нет, не может.

— У Джуда нет татуировки.

— Это потому, что он мог быть лидером. У них нет ничего, что могло бы обозначить их членство.

Тут она поворачивается ко мне лицом, широко раскрыв глаза. — Ты так думаешь?

— Я знаю. Что Эрик мог сделать, Оливия? Что заставило бы их оставить его в живых?

— Он мог сделать что угодно. Сделать что угодно, взломать любую систему, создать что-то вроде магии из воздуха и пройти сквозь двери, которые должны быть заперты. Люди говорят, что он был как мой дедушка, но он был намного больше.

Мои нервы на пределе, а это чертовски редкая вещь. Она просто ответила на мои вопросы. Если бы Эрик мог сделать все это, Орден определенно хотел бы его.

— Единственные двое в этом доме, кто знает об Эрике, — это ты и я. — Я чувствовал, что она должна это знать.

Ее взгляд останавливается на мне, и на мгновение я забываю, что мы стоим голые в душе.

— Ты говоришь так, будто веришь мне. Как будто веришь, что Эрик жив, — бормочет она.

— Я ничему не верю, пока не увижу.

Надежда меркнет в ее глазах. — Джуд не посылал меня сюда. Ты должен это знать. Если бы он послал меня убить тебя, его люди отправились бы в клуб или куда-то еще.

— Я уже пришел к такому выводу.

— И ты все еще держишь меня здесь?

— Это ничего не меняет, ангельское личико. Ты для него все равно важна.

— Как долго ты собираешься держать меня здесь? Конечно, это не может быть вечно.

Нет, это не навсегда, но у меня нет ответа на этот вопрос.

— Это не будет вечно.

— Тогда когда? Когда ты меня отпустишь?

Из-за моего отсутствия ответа ее глаза становятся большими и стеклянными от слез.

— Ты меня убьешь, — выдыхает она и отталкивается от стены, словно пытаясь сквозь нее исчезнуть.

Я действительно больной ублюдок, если могу насладиться ужасным взглядом на ее лице. Чистый ужас, грубый и неразбавленный, переполняет ее глаза, а затем выливается наружу. Это делает ее кожу бледной, но смесь возбуждения возвращает оттенок цвета на ее щеки.