- Что значит отсеч голову?
Молчит, в упор смотрит.
- Убить? - поражаюсь догадке. Лихорадочно соображаю. - Тима?
Улыбается самодовольно.
- Теперь действительно верю, что нихрена ты не знаешь.
- Эдуард Петрович...
- Дмитрий Александрович, - окликают предостерегающе Грачева, подгоняют.
Устремив взгляд мимо него, вижу несущийся на огромной скорости прямо к нам, целый и невредимый "БМВ" Молчанова с номером три семерки. Мы лишь несколько минут разговариваем, а он здесь, по озвученной информации через весь город. Разве такое возможно? Сердце сжимают тиски, еле трепыхается, где-то в горле, борется за жизнь из последних сил.
Возвращаюсь к глазам Грачева.
- Молчанов... - хотя можно было и не озвучивать.
- Юля, твое решение. Сейчас.
- Согласна.
- Мы свяжемся с тобой при первой возможности. Постарайся чаще выходить из дома. Дальше, ни слова о разговоре, но постарайся говорить максимально правдаподобно. Контролируй себя, верь в то, что говоришь, у тебя получится. Встречу скидывай на меня, ты согласилась, так как хотела знать больше.
Грачев резко отступает от меня, раздается визг тормозов, грозного монстра протаскивает несколько метров вперед, беспощадно стирая резину о старый асфальт.
- И не отказывайся от общения и встреч с Молчановым, - успевает тихо добавить, прежде, чем появляется владелец немецкого автопрома.
Холодные глаза полосуют меня, исключительно меня, больше никого, вижу только их, две сверкающие льдинки. Разъярен не меньше, чем в момент моего побега. Он приближается, я отступаю шаг за шагом, пячусь, боясь оглянуться есть ли куда. За предательство Аристарх убьет меня, пролетает мысль.
Глава 24
- Молчанов, какими судьбами, - режет воздух сарказмом Грачев.
Всемогущий оборотный отпускает меня, позволяя вдыхать, выдыхать, и переключает внимание на врага. К нему подходит в упор, почти нос к носу, одного роста практически, меряются силой взгляда и ненавистью одновременно. Замечаю, как Грачев отдает жестом приказ и его люди отступают, а потом и вовсе рассаживаются по машинам, куда и следует сам Грачев, ни проронив даже звука больше. А он посмотрите как уверен, что мне ничего не будет. Или банально плевать на меня и мою судьбу, свои цели преследует.
Теперь мы остались один на один. Я то думала сейчас разбор полетов неизбежен, ошибалась, разошлись, просто, без слов, будто ничего и не произошло. Молчанов, за одеревеневшую вусмерть от погоды конечность, сцапывает и грубо тащит к своей восставшей из ада "БМВ". Вздрагиваю вся, как хлопает дверью, спрятав от мира в салоне.
- Зачем Грачев тебя вытащил? Когда договорились о встрече? - ледяным тоном спрашивает, усевшись рядом.
Я успела забыть как в реале звучит его власть, которой как обычно не подчиняюсь. Тишина в ответ, мне нужно время, чтобы совладать с голосом. Слишком многое давит, аура, запах, антураж этой машины будит во мне слишком многое. Да когда прекратится влияние нервов на мои связки?! Ждет, смотрит перед собой, зажав в пальцах пачку сигарет. Поглощаю образ, повадки, цепляюсь за резкие черты. Сколько я тебя не видела...
- Просто хочу знать больше и понимать...
Вдыхаю и не выдыхаю, он медленно повернул голову в мою сторону, уставился пробирающе в глаза.
- Когда договорились о встрече? - повторяет с нажимом.
Ответа не будет, понимаю, что провоцирую на допрос и пытки, но в голову ничего не приходит, а правду сказать я не могу. Снова удивляет, допрос не следует за вопросом, лишь безмолвие и угроза.
Запуская двигатель авто, тихо говорит:
- Когда я узнаю, плохо будет даже тебе. Обещаю.
Находит ненормальное желание выплескивать то, что бурлит внутри, в душе, к нему. Плевать на опасное состояние оборотного, совершенно не боюсь, правда не знаю чего, умереть от лап монстра или его самого не страшусь ни капельки.
- Арис, - зову шепотом, меня раздирает, аж усидеть на месте не могу, ерзаю по кожаной обивке нервно, развернувшись к нему.
Воюю зверски с голосом, решение принято, молю не подводи. Биться так до конца, либо выживу, либо исчезну. Знаю слышит каждую вибрацию, игнорирует намеренно, боль не признает, чувствует с меня, а я вываливаю на него все, что там у меня есть, скопом. Наслаждайся любимый, я в этом вареве постоянно.
- Согрей меня, - прошу о сокровенном, умоляю, влагой глаза наполняются. - Согрей, я умираю...
В памяти свежи дни, четкие и яркие, как каждое прикосновение наполняло и согревало. Он может дать больше... Раздирает приблизиться, трогать его, ощущать близко.
Страшно все же снова становится, рядом с ним это не исчезнет никогда. Рывок в сторону, машина слетает на обочину, резкие тормоза. Дыхание перехватывает, не смогу... Горячие пальцы хватают меня за лицо, больно сжимают, оставляют отпечатки.
- Что ты делаешь, дрянь?! Что ты делаешь?! - кричит мне в лицо.
Жаром щеки полыхнули, нутро наоборот ледяным составом окатило. Дьявольское пламя пляшет в прекрасных глазах. Впервые подобный надрыв демонстрирует, ненавидит, проклинает, уничтожает, болеет. Мною...
Поверх его ладоней, причиняющих боль, опускаю свои дрожащие. Я на ледяном пике, если он сейчас не поможет, не поборю холод, поглотит меня. У каждого, даже самого свирепого хищника есть слабое место. Я знаю твою тайну, Аристарх Молчанов.
- Ты понимаешь, там могла остаться, насовсем. Ты понимаешь, дура!
Боится допускать, не то что произнести. Я сама за него это сделаю.
- Я сейчас умираю, от холода. Арис, мое сердце еле бьется. Согрей, только ты можешь, - беспощадно прохожусь ему по внутренностям.
В душу смотрит, ищет, преследует тайные помыслы, я же чиста и откровенна. Верю, так и есть, истина.
Тянусь к его лицу, не пускает, снова грубо перехватывает. Я для него в межмирье, застывшая, касаюсь обеих границ и тут и там одновременно. Отпускаю его ладони, с трудом освобождаюсь от куртки не по-сезону. Замечаю как его самого потряхивает. От бешенства, Юля, не расчитывай на большее и не буду.
- Согрей... - смотрю в глаза, пытающие по-страшному.
Пока я возилась с верхней одеждой, не отпускал лица из захвата, вырываюсь, позволяет неохотно. Наблюдает с подозрением как снимаю ботинки, перебираюсь к нему. Аристарх меняется, стоит мне оказаться у него на коленях, лицом к лицу. Не запрещает, но и не способствует продолжению. Зверюга в легком смятении, мысленно ухмыляюсь. В груди все содрогается, болит, жжется. Оседлав его бедра, приникаю к груди, с оттяжкой ударяет по мне его сердце, паузы длиннее и длиннее. Молчит, дышит тяжело, надрывно. Прикрываю веки и оплетаю торс крепким объятием. Как давно хотела вот так... Ледяными пальцами высвобождаю рубашку из брюк на пояснице, осторожно крадусь под нее, ищу контакта кожи к коже. Выдыхаем одновременно, он вздрагивает еще, я же наоборот расслабляюсь, с кончиков пальцев к запястьям бежит тепло. Веду чуть выше, насколько есть возможно, и по бокам перемещаюсь к груди, очерчиваю контуры, задевая по твердым соскам. Ладони согреваются от его адова кипения, готова мычать от удовольствия, он же покрывается мурашками и становится весь, будто из камня, твердый и напряженный.
Поднимаю лицо, в упор смотрит, тянусь к губам, уверена, мои сухие через чур, посиневшие от ветра и мороза, не привлекательные вовсе, в отличии от его. Не смело касаюсь, параллельно жадно втягиваю носом аромат свежий с примесью табака, особенный, захватываю нижнюю губу, вспоминаю его вкус, прохожусь языком и отпускаю.
- Согрей, Арис...
Так странно, называю тем именем, что всегда звучит от близких ему людей, а кажется, будто только сейчас придумано мною. Принимает как новое, впервые слышимое, обхватывает в своей манере затылок, срывая рваный выдох. Сжимает пальцы, сгребая волосы в кулак. Медлит, не верит, борется. Арис, другого шанса не будет - мысленно обращаюсь. Я то давно обречена, терять нечего. Согрей... Причиняя боль, рывком к себе притягивает, чуть склоняется и ждет от меня шага, а я начинаю колебаться в миллиметре от его желанных губ. Эмоции переполняют, перекрывают кислород, справиться... Мы оба в аду, между нами всегда преисподняя, с самого первого дня.