Залпом осушает бокал наполненный янтарной жидкостью, вскользь проходится по заведению хищным прищуром.

- Три семёрки знаешь где, - бросает жестко.

А вот это уже не по сценарию. Как тогда не манит, сейчас приказывает. Чего уж там, в этот раз все не по сценарию.

Встает и удаляется к выходу. Провожаю взглядом широкую спину, сердце в истерике колотится.

Он снова решил за меня.

Не будет больше так, решай что хочешь, пусть небо обвалится, не будет по-твоему. С места не двинусь. Не пойду за тобой. Принимай, Молчанов. Я тебе отказала.

Вдох глубокий, как вспышка молнии в голове, болью окутано тело, в ушах звенит. Распахиваю глаза, веду по-белому потолку взглядом, он таким далеким кажется. Напрягая слух распознаю голоса, врывается осознание чьи. Поморщившись от острых резей по мышцам, осторожно поворачиваю голову на звуки. Мама, Тим. Ослабевшие руки в это время ощупывают почти плоский живот. Выдох через рот, по мне будто поезд прошел туда и обратно. Стон срывается с пересохших губ.

Они поворачиваются, сначала застывают, потом оживленно отмирают. Мама заохав подходит.

- Юля...

Тим облегченно улыбается. Усталый, помятый. Глазами цепляюсь за то, что у мамы на руках. Слезы набегают, застилают обзор, быстро моргаю, катятся по щекам горячими каплями, всхлипы рвутся из груди. Незнакомые ранее чувства переполняют до краев, а с ними и радость, облегчение.

Крошечная, хрупкая, с темными волосиками, маленькие пальчики из под рукавов кофточки еле выглядывают. Большевато - дико умиляет, вызывая нежность, трепет. Тянусь неосознанно прикоснуться.

- Только не вставай, - наказ дает мама. - Пока брать на руки нельзя.

Моргая часто, не могу сдержать эмоции. Сжалившись, мама, приблизив, прикладывает к моей щеке на несколько мгновений головкой, потом забирает.

Каждый вдох - это счастье, каждый взгляд на малышку заставляет сердце биться чаще. Слезы постоянно набегают, собственное тело бесит, слабое, болезненное. На левую щеку от скулы к уху наложена повязка, как и на плечо. Все позади, произошедшее видится далеким, смутным, объяснений не ищу. Одно знаю, он там был, остальное после буду анализировать.

Неотрывно слежу за перемещениями мамы с крохой на руках. Лучи солнца бьют в окно открытое на проветривание, щебет птиц улавливаю, порою свежий порыв воздуха приносит сладкие запахи. Мой мир окрасился в яркие цвета, каждой мелочью наслаждаюсь, все насыщенное, важное, ценное.

Так я думала до тех пор, пока не увидела в дверях палаты его. На красивом лице ледяное спокойствие, белая футболка обтягивает рельефную грудь. Горло спазм сдавливает, хватанув кислороду, пытаюсь подняться, получается не сразу, оторваться от его глаз не могу. Взгляд пробирает ужасом, решительностью. Я ему отказала, Арис не простит. Сумасшествие, я не понимаю где настоящее, где превиделось в отключке.

- Юля, не вставай, - бухтит мама обеспокоенно.

Краем глаза замечаю, как Тим оборачивается на брата и делает знак рукой, навроде остановить. Паника перевоплощается в истерику.

- Не трогай... - сиплю, голос плохо слушается.

Только не сейчас, я хочу орать на него, пусть не смеет мстить таким образом. Нельзя быть таким чудовищно жестоким и забить единственное, что у меня есть.

Прет напролом, прямо к ребенку, что мама только опустила в неонатальную кроватку. Превозмогая боль сажусь, стремлюсь быть первой.

Мама вздрагивает, завидев Молчанова и отступает, освобождая путь. Тело мое не подчиняется, встать не выходит с первого раза. Мама вцепляется в плечи, опуская обратно.

- Тим! - ору срывая голос.

Он кидается ко мне.

- Юля, - принимается помогать меня усмирить вместо того, чтобы помочь.

Вы ненормальные - воплю мысленно. Скрытые резервы в дело, воюю с ними, и наблюдаю, как Молчанов берет на руки мою дочь, осторожно, бережно, прижимает к себе. Она от криков завозилась, расплакалась.

- Не смей! - умудряюсь выкрикнуть, закашлявшись.

Животным вою раненым, смотря ему в спину.

Как сказал, так и сделал. Уходит с ней на руках.

В палату влетает армия медперсонала, меня им передают, принудительно укладывают, скручивают, хоть и не сразу. Два укола засаживают и привет омеба. Веки опустились, как не боролась, слабость, но я все еще слышу суетливые голоса, как перемещают чувствую, холодный воздух щиплет разгоряченную кожу и сердце отказывается биться, а легкие раскрываться. Только я буду бороться, пока совсем не исчезну буду, пока не заберу свое и не убью демона за все, что он со мной сделал. Знать бы еще кому молиться, чтобы смогла, если уже ничего не могу.

Конец первой книги