– Да… Нормально вроде…

– А вот я знаю совершенно обратное, – самодовольно шепчет, хлеща меня по плечу от переизбытка чувств.

Ишь, даже про свой завтрак забыла, желая получить как можно большую дозу сплетен перед трудным учебным днем.

– И откуда у тебя такие познания?

– Хм, – подруга делает вид, будто мыслительные процессы так и работаю на износ в ее черепушке, постукивая указательным пальчиком по подбородку. – Проверенный источник.

Даже знаю какой. Ну, Никитка, подожди. Сегодня вечером тебя будет ждать самая настоящая смертная казнь! А Вероника… Что вообще сейчас между этими двумя происходит? На людях говорят, что ненавидят друг друга, а в реальности на душе у обоих тоска тоскливая.

Я ведь знаю, что брат вечерами пишет ей миллиарды сообщений и после нескольких прочтений тут же стирает каждое, прокручивая в голове возможный диалог, который никак не может состояться. А Егорова с нетерпением ждет каждое, но не получает ни одного. Единственное, что хоть как-то может их разговорить, так это я. Их негласная договоренность, действующая на протяжении многих лет, одновременно режущая по открытым незажившим ранам и залечивающая их в то же мгновение…

…Родители уехали еще вчера, оставив нас троих на пару дней с полным холодильником еды. Думаю, когда мы вместе, они больше переживают за население вокруг нас, чем за троих беспомощных в свои шестнадцать детей.

В коридоре темно, и лишь небольшой светильник в гостиной хоть как-то освещает уютное пространство вокруг. И среди гудящей тишины слышно лишь два тихих голоса, перешептывающихся о будущем. В такой момент их тревожить нельзя. Так даже мама говорила, когда заставала брата с Вероникой целующимися в коридоре и думающих, что их никто не заметит.

Остановившись за углом, я прислонилась спиной к прохладной стене и прислушалась, ругая саму себя за то, что подслушиваю воркование двух влюбленных. Но я не могу этого не сделать.

– Ник, давай договоримся… – шепчет брат едва слышно, будто утыкается губами в светлую макушку подруги, которая всегда на этот жест расплывается в счастливой улыбке и млеет от чужих прикосновений.

– О чем?

– Если между нами что-то произойдет в будущем, пусть это никак не коснется Леры. Давай и дальше приглядывать за ней, как было всегда?

Девушка мычит, спрашивает, что же такого может между ними произойти, а Никита шутливо предлагает множество историй для их расставания, судя по звукам, получая за каждое под дых…

…– Знаю я этот источник, – бурчу в ответ, нагло воруя у подруги лакомый кусочек. Пусть лучше о себе думает, чем продолжит беспокоиться о своей проблемной, практически младшей сестре.

Не будь нужды идти на пары, мы могли бы провести за болтовней целую вечность. Обсудили бы предстоящую домашнюю работу, очередного Вероникиного ухажера, подбивающего к ней клинья третью неделю подряд, перемыли бы по косточкам мою неудавшуюся личную жизнь и везение на встречи с ненормальными индивидами. Но стоило услышать на этаже знакомый тонкий голосок, что-то радостно вещающий собеседнику, как выражение лица подруги тут же приобрело веселое выражение.

– Вспомни гов… К-хм! – девушка прокашливается, пряча пустой пакет от выпечки в небольшой кармашек маленького рюкзачка. – Не будем о неприятном. Вон, гляди, идут наши пиявки. У Ксюшки уже рука, наверное, онемела от того, как он в нее вцепился! – прошептала мне на ушко, закатывая глаза на любвеобильность парочки, что не укрылось от изучающего взгляда Шилова.

– Вероника, я все слышал!

– Еще хоть раз назовешь меня так и твоей девушке придется соскребать тебя с асфальта!

И так каждый раз. Еще с конца прошлого учебного года повелось, что как только эти двое начинают переходить на личности, то драки, не такой уж и шуточной, точно не избежать. В прошлый раз нам с Лебедевой пришлось их разнимать с помощью вовремя подоспевших ребят, и то мы как-то умудрились получить по парочке синяков от этих сумасшедших.

Уголки губ парня дергаются в точно не дружелюбной улыбке, и теперь даже слепой знает, чем закончится это «спокойное» утро…

– Ве-ро-ни-ка…

– Ну все!

Подруга подскакивает с насиженного места, впихивая мне в руки свой рюкзак, и направляется прямиком к улепетывающему парню, под удивленный возглас Ксюши.

Какие же они дети. Но еще больший ребенок среди них – я. Иначе как назвать то странное чувство, что съедает меня изнутри, когда я невольно не могу разглядеть среди толпы надоедливого парня?..

Свежий прохладный ветер клонит деревья и срывает с тонких веточек разноцветную листву, обнажая тёмную крону. Они расстилаются цветным ковром на земле, дарят радость детям, гуляющим в парке, проходящим мимо людям, засматривающимся на природу, ну и бедным блюстителям порядка, которым ещё предстоит все это убирать.

Спокойствие и своеобразная тишина, смешанная с радостными возгласами людей и лаем собак, дарит некоторое умиротворение и даже небольшой настрой на продуктивное продолжение дня. Казалось бы, что еще нужно для счастья? А я скажу!

Для моего счастья просто необходимо, чтобы никто никогда не опаздывал и приходил на встречи в назначенное время и назначенное место вовремя. Прошло уже двадцать минут, как я вышла на улицу в ожидании своего напарника, но оного так и не увидела. Ладно если бы на улице было хотя бы пятнадцать градусов, можно было бы и потерпеть, но не тогда, когда после недели теплой погоды меня на улице ожидает всего плюс пять!

Как же он меня раздражает. То лезет со своей тактильностью, когда это никому не нужно. То оскорбляет, используя для этого не самые лесные слова, то… К черту его! Если из-за этого хмыря я опоздаю на подработку, то он труп. Возьму у отца машину, хоть от вождения я и далека, отвезу его в лес и расчленю. А потом закопаю под какой-нибудь березкой и спокойненько поеду домой с умиротворенной улыбкой на губах и легким сердцем, совершенно не переживая, что попаду в федеральный розыск.

– Разрабатываешь план по моему уничтожению? – раздается шепот где-то над головой, останавливая гулко бьющееся сердце и, кажется, отправляя меня куда угодно, но только не в реальность.

– А ты догадливый… – Зайцев не отвечает, только смотрит сверху вниз, молча показывая свое превосходство в росте.

Пусть наслаждается, пока может. Я все еще могу воплотить свой план в жизнь и уверена, ничего мне за это не будет.

Я вижу, как он смотрит на меня всю дорогу до его дома. Вижу, как шевелит губами и порывается что-то произнести, но не решается. Видимо, этот человек все же учится на своих ошибках и теперь несколько раз думает, прежде чем произнести хоть слово.

Его яркий голубой взгляд пронизывает насквозь, посылая томительную дрожь по каждой клеточке тела. Хочется взглянуть в ответ, увидеть в его светлой радужке все, что он не решается сказать, но страх все испортить лишь усиливается с каждой минутой, проведенной наедине. Страшно ошибиться, вновь довериться не тому человеку и поверить на слово, закрывая на все глаза. Его нужно ненавидеть, раздражаться при одном лишь его присутствии, делать вид, будто его и не существует вовсе. Но что-то мешает. Этот парень цепляет, но я никак не могу понять чем…

– Солнце, ты чего зависла? Не боишься, что глазные яблоки засохнут от одного моргания в минуту?

Его шутки глупы и нелепы, с этим я должна была смириться еще в нашу первую встречу, но это прозвище… Слово, которым имеет право называть меня исключительно моя семья, из его уст звучит неправильно правильно. Не так мелодично, как называет ранним утром мама. Не ласково, как зовет отец, приходя после работы и мечтая утонуть в объятиях своих любимых женщин. Не так снисходительно, как бормочет брат, стоить увидеть на моих щеках капельки крупных слезинок. Оно сладко перекатывается на языке и патокой оседает внутри, заставляя трепетать от одной только интонации его голоса.