И наконец раздался этот звонок.

— Слушай, Сашка! — Голос у Лугового был и радостный и какой-то еще, с примесью досады, что ли, не поймешь. — Слушай, из Совмина тебя Гусев ищет. Запиши телефон.

Не раздумывая и секунды, Потапов набрал этот номер, словно кто-то за ним гнался…

— Александр Александрович? Здравствуйте. Я ваш телефон взял по справочнику, а оказалось, вы теперь сидите на другом номере… Не могли бы к нам заехать?.. Да, если можно, то сегодня… Да, я буду на месте, буду вас ждать…

Такие визиты не откладывают, и через полчаса институтская «Волга» причаливала к подъезду известного всем здания напротив гостиницы «Москва».

Из коротких слов Гусева Потапов узнал, что сейчас ему предстоит визит к… Предупреждать же надо, елки-палки! Идя по широкому, абсолютно пустому коридору, он пытался собраться, подготовиться. Но оказалось, он готов! Как готов был бы, наверное, беседовать о своем «Носе» с самим господом богом.

Потапов и раньше встречался с этим человеком. И всякий раз у Потапова оставалось ощущение некоей приподнятости. Сразу становилось ясно, что к разговору с ним готовы досконально, что его хотят выслушать самым внимательным образом и хотят высказать свое мнение, а затем выработать общую точку зрения.

Беседы эти обычно не бывали длинными. Чувствовалось, что собеседник твой дорожит своим временем и понимает, что твое время тоже стоит недешево.

Они сели за так называемый разговорный стол, который стоял в углу огромного кабинета, в стороне от рабочего стола. Сесть за разговорный стол — это всегда считалось хорошим признаком… Когда-то Потапов, вырабатывая свой, так сказать, индивидуальный начальнический почерк, многое взял, вспоминая вот этого человека, совершенно седого, несколько астеничного, с коричневатым лицом заядлого курильщика.

Например, если он, Потапов, приходил в контору и поднимался к себе не на лифте, а пешком, значит, был не в духе. А если же сразу вызывал к себе Женьку Устальского для беседы, то все, значит, в порядке… ну и так далее. Кодовая система. Тот, кто такими штуками никогда не пользовался, просто представить себе не может, как это удобно, причем не только для тебя, для всех! Сколько она сил экономит и времени. Однако уж надо неукоснительно придерживаться раз навсегда принятой системы!

Как-то, года три-четыре назад, Потапов пришел в этот кабинет на довольно-таки опасную беседу. Хозяин кабинета, пребывавший в худом настроении, принимал Потапова за рабочим столом. Потапов решил рискнуть и улыбнулся, что называется, напропалую. Естественно, ответный взгляд был удивленным.

— Сейчас домой вернусь, — невинно сказал Потапов, — меня Луговой Сергей Николаевич обязательно спросит: ну, за каким столом говорили?

Хозяин кабинета засмеялся:

— Ишь вы какие вострые! Стало быть, раскусили старика? — Он поднялся, пошел за разговорный. — А вы не допускаете мысли, что я это все специально, а?

— Допускаю, — ляпнул Потапов не задумываясь. А уж потом только сообразил: ух ты, как здорово-то в самом деле!

Кстати, с тех пор явился между ними как бы некий тайный сговор взаимной симпатии… Они поздоровались.

— Прошу садиться… Вот окончательное заключение промышленности, а вот заключение науки… Академик Баландин подпускает здесь определенные шпильки… Нет, дайте другой экземпляр!

Гусев, который по мере необходимости вытаскивал нужные бумаги, снова раскрыл папку и протянул Потапову лист, на котором несколько строчек было подчеркнуто красным карандашом (тоже стиль: не фломастером, не шариком, а только карандашом, как было заведено искони).

— С документацией подробно вы ознакомитесь позже, ладно? А сейчас только подчеркнутое!

Потапов кивнул. Академик Баландин довольно желчно писал о том, что проблемой надо заниматься срочно и серьезно, «а не кустарными методами, когда один ученый (будь он даже и семи пядей во лбу) карандашиком пишет что-то на листе бумаги».

Никак не изменившись в лице, Потапов отодвинул листок с письмом…

— Вы понимаете, Александр Александрович, что такое в середине пятилетки, в середине года найти ассигнования… И однако же мы их найдем… Я это говорю вам только затем, чтоб показать, как мы доверяем вам и как на вас надеемся…

«Доверяем вам и на вас надеемся» — иными словами; смотри же, не опростоволосься опять. Свой шанс на прощаемую ошибку ты в этой жизни уже использовал.

— Я все понимаю, — сказал Потапов. — А как должно, по-вашему, выглядеть то, на что отпущены деньги?

— Это должно выглядеть, — спокойно сказал хозяин кабинета, — вот примерно так, — и назвал сумму ассигнований.

Очень бы хотел Потапов сейчас суметь остаться спокойным. Но левая рука непроизвольно и тяжело проползла по лбу, по щекам — словно паутину, сгоняя лишний жар.

На заседании комиссии Лужок кинул фразу, что Потапову необходим самостоятельный участок. Но мало ли что Лужок скажет? К тому же он, конечно, еще хотел и в пику всему честному собранию сказануть… Однако теперь, по деньгам, сколько мог судить Потапов, оно выходило… никак не менее института!

— Мы заинтересованы в том, — услышал Потапов, — чтобы все делалось быстро. Прошу вас через три-четыре дня представить нам свои соображения по структуре и характеру нового института…

Да, все-таки института, елка с палкой!

— Мы в свою очередь через ваше министерство подготовим технические и административные выкладки. Кстати, вы можете осмотреть и свое здание… Впрочем, вы его, наверное, знаете…

— Знаю? — удивленно переспросил Потапов.

— Да. — И затем вопросительный взгляд на Гусева. Тот быстро назвал адрес… такой знакомый Потапову!

Здание их собственного филиала, которое они с Луговым, Олегом и Стахановым и со всеми, со всеми столько времени вышибали, а потом лелейно строили. Переспрашивать не имело смысла. «Нос» необходим был срочно, а иного здания и иных незанятых денег для него в природе не существовало!

— Временно вам придется разделить помещение с Луговым…

И в эту секунду что-то изменилось в Потапове, он сказал голосом, которым Лужок, один только Лужок, умел разговаривать с начальством.

— Нет, — он сказал. — Это все бессмысленно будет тогда! Два хозяина — значит, ни одного!

— Уживетесь…

— Тесно! Уж прошу от меня или работу требовать, или уживчивость!

Страшно хотел добавить: «Извините», но удержался, сжигая последние корабли…

И это значило, что с первых же секунд своего начальничанья он обходил по кривой родную контору… бывшую родную. Но по-иному нельзя! Если и Луговой как бы расширится, и Потапову помещение как бы дадут, то уж еще одно здание прошибить — это только на морковкино заговенье. Проще на тот свет отправиться! Что тебе изначально дали, то у тебя и будет во веки веков! Аминь…

— Не знаю, Александр Александрович, не обещаю… — Он посмотрел Потапову в глаза. — В принципе я вас понимаю. Постараемся решить этот вопрос.

О чем он думал сейчас, закуривая новую папиросу? О том, что Луговой остается Луговым и их особое «приборостроение» в цене не потеряло. Но Потапов сейчас важней, сейчас главное — его выпихнуть на орбиту. Значит, придется прищемить Лугового!

Но Потапов на том не остановился!

— Раз все это срочно и раз подробно вникать будет некогда, я бы просил перевести мою группу…

— Всю группу?

— Я представлю список вместе с остальными материалами.

Список — это значит возьмешь себе лучших…

Ну а что же, мне худших брать?!

Конечно, вслух это произнесено не было. Они только обменялись взглядами.

— Ну что ж, в пятницу жду вас у себя.

Таким образом, он давал Потапову не четыре дня, а три.

Уже в машине он окончательно сообразил, что́ произошло с ним и как неожиданно быстро он вошел в свою роль. И какой сейчас тяжелый предстоит ему разговор с Луговым.

Сперва он подумал зайти к себе в келью номер восемнадцать и оттуда позвонить. А потом — да к чему это? И пошел сразу.