— Ты что выдумываешь, мужик?

Но Сева и половина его велосипеда уже погрузились в зеленую непроходимость.

— Да я скоро приеду, Сан, чего ты испугался?

Потом осталось только шуршание, потом только тишина. Потапов продолжал лежать, глядя в небо. Потрескивал и бездымно горел костер. В качестве кого же я здесь остался, подумал Потапов, в качестве кострового? В качестве заместителя губернатора этого Острова имени Маши?.. Ну хорошо. Почему ты злишься? Не злюсь. Но не люблю, когда со мной поступают бесцеремонно!

Он поднялся, окинул взглядом поляну. Увидел, что от костра остались одни развалины и пепел с окраин уже начал медленно наступать на сердцевину его, где еще жарко лежали угли… Время для картошки… Время для того, чтобы встать и смотаться отсюда!.. Тем не менее он взял пару картошин, закатил их в костер, тщательнейшим образом засыпал золой, сверху обрушил горячих углей… Ну что я, в конце концов, Севку не знаю. Это же его обычный способ поведения. Не со зла, не из-за того, что он меня якобы не уважает. Просто он таким уродился. И я с этим согласен, привык. Иначе я бы давно ушел. Но ведь я от него не ухожу!.. А вот картошку на его долю я печь не буду. Да! Из принципиальных соображений!

Подумав так, Потапов совсем успокоился, даже улыбнулся… И все-таки не совсем он успокоился! Оставалась неприятность в душе. Как там ни уверяй себя, а он чувствовал, что в этой истории замешана Маша. И уехал Севка недаром. Может, он ее просто-напросто уехал встречать? И велосипед он взял недаром!

Но тут Потапов сообразил: везти Машу в лес? Об эту пору? Ерунда! Не бывает так… Э-э, милый! Чего это у Севки не бывает. У него все бывает!

Картошка между тем даже немного подгорела… Что, в сущности, было только лучше. Самая та подгорелость — она-то и есть наивысшая вкуснота… Потапов съел их обе, вместе с угольной коркой, чуть жалея, что нет соли. А впрочем, и так хорошо! Костер, подправленный, подкормленный, разгорелся снова, наконец-то имея уже какой-то реальный смысл, потому что становилось темновато и свежесть разливалась по лесу.

Потапов сидел, глядя в огонь. Ему было хорошо, как и всякому было б хорошо — всякому, сидящему среди леса в тишине перед тихо горящим небольшим костром…

Он стал думать о своей работе. И впервые разрешил себе пройтись по уже проделанному пути, полюбоваться тем, что существует — идеальным куском шоссе в джунглях незнания. Потапов медленно прошел его, шаг за шагом, вспоминая каждый метр, каждую заделанную выбоинку…

С трудом оторвался он от своих мыслей, вновь увидел себя на вечерней поляне. В небе уже проступали первые звезды.

Они были именно так хороши, как и предполагал себе Потапов. Именно так — сквозь несуществующую, больше чем прозрачную крышу осиновой листвы.

А скоро и зашуршала, зашипела еловая охрана, только уже с другой стороны: Сева и в самом деле строго стерег тайность своего Острова. Потапов ждал его, сидя у костра и улыбаясь. И наконец он вылез — всклокоченный, причесанный на четыре пробора сразу: в темноте ему досталось куда сильнее. Так тебе и надо!

Сел напротив Потапова, вынул что-то из-под телогрейки… шампанское! Из карманов три стакана… Три — значит, звонил. И значит, она приедет. Потапов хотел встать, удержался: какое его-то дело — Севке надо беспокоиться… А хотелось именно встать — чего-нибудь делать, двигаться, чтобы погасить раздражение.

Сева внимательно смотрел на него. И от этого взгляда раздражение Потапова окончательно заглохло.

— Ты ее не любишь, да? — спросил Сева.

Потапов пожал плечами.

— Я считаю, что ты прав, — Сева кивнул. — Но я уверен, что ты не прав!

— Сев, я совершенно не собираюсь что-либо произносить на эту тему.

— Ну и правильно! Сегодня ты убедишься, что она потрясающая женщина. Или я убежусь, что она никакая… Я знаешь ей что сказал? Что мы здесь! На Острове.

— И что?

— Она сюда приедет. Придет сюда! Думаю, что часа через два. Ну что, спорим?.. Вернее, согласен ты тогда ее простить?

— Сев…

— Ну, понятно-понятно!.. А все-таки именно простить. Сан Саныч. Она же тебе нравилась. Я же видел, что она тебе нравится!

— В смысле как это нравится?!

— Да успокойся! В смысле — как моя жена.

Медленно проползла пауза в их разговоре.

— Сколько вы живете вместе, Сев?

— Четыре года…

Тоже вообще-то много, подумал Потапов. А сколько ты из-за нее за это время не работал? Э, милочка с глазками! Если только подсчитать, это же можно разума лишиться! Знаю я цену твоей Маше, никогда я ее опять не полюблю!

— Сев, ну а что будет доказано, если она сюда действительно придет?

— Что она потрясающая женщина!

— Или что она затеяла авантюру очередную!

— Саш! Да прекрати ты! К чему ей со мной авантюрить? Что я, миллиардер? Или звезда экрана?

Что было ответить? Комплименты Севке говорить? Он промолчал… И вдруг совершенно отчетливо понял: да ни черта она не приедет!

Представилось, как они сидят здесь и дожигают последние сучья (кстати, кто и когда их заготовил?). И на исходе уже не второй, а третий час. И нервное напряжение гуляет меж ними — невидимые молнии биотоков. И Потапов теперь сам готов прислушиваться к любому звуку. Но никаких звуков не раздается! Это вам на улице Горького одиннадцать вечера — нормальное время, самый разгар свиданий. В лесу уже ночь! Тут и мужчине-то не очень уютно. И хорошо, кстати, что они будут сидеть вдвоем у этого костра!.. Ну и так далее — словом, что там говорить.

Потапов посмотрел на часы — девять вечера… Так и подмывало его поспорить, да больно повод был никудышный. Все ж он нашел полуприличествующую форму, как ему доказать свое превосходство и правоту. Он сказал несколько официально:

— Ну, хорошо. Ночевать, надеюсь, мы здесь не будем. До которого часа ждем? До половины двенадцатого тебя устроит?..

Здесь произошло чудо. Кусты опять зашелестели. Потапов и Сева оба тотчас услышали этот звук, вздрогнули, как от выстрела. Переглянулись, и Сева пожал плечами на всякий случай, не веря, что это может быть она, Маша!

«Подстроено!» — мелькнуло в голове у Потапова. Но какой в том был толк? Да и Севка так искренне шагнул навстречу шороху — чуть не сшиб ногою их веселый костерок.

Да, елки-палки, это была Маша. Произошел тот самый случай, когда Потапов действительно не верил своим глазам. Не верил тому, что это на самом деле Маша, не верил тому, как она одета была: в длинное, словно для театра, платье и в длинный шерстяной жакет не то пальто. На шее цепочка с кулоном, который отчетливо сверкал в красных бликах костра.

Севка в своем наряде выглядел рядом с нею совершенно безнадежно! А я, быстро подумал Потапов, а я-то лучше?! Невольно он отступил к еловой стене, в тень, чуть опустил голову, как стоят в ожидании слова светлой госпожи.

— Машка!.. Ты… почему? — Сева совершенно растерялся. Наконец он просто стал перед ней на колени. Маша рассмеялась, звонко и победно. И от этого смеха больно стало Потапову. Но он не мог отвести глаз от ее прекрасного лица.

— Ты зачем так оделась, прелесть моя?

— А зачем ты меня сюда пригласил? — она уже заметила Потапова. Но позволила себе лишь очень короткую запинку. И все. И снова торжество необыкновенной победы!

— Как ты сумела, Машенька?..

— Меня, кажется, приглашали сюда на шампанское при свете звезд… — она бросила быстрый взгляд на Потапова. Потом положила руку Севке на голову. — А сумела… иногда нам везет даже с такси…

— Как же ты шла по лесу в этом своем кошмаре? — Сева с удивительной легкостью взял ее на руки, поднес к костру и усадил на потаповскую телогрейку.

— Почему шла, — ответила она так, словно ничего не произошло, — я ехала. — И улыбнулась в сторону Потапова, который, надо сказать, чувствовал себя неважно. По идее ему следовало бы смотаться. Но сразу как-то неловко — получится, что он слишком уж «догадлив». А может, наоборот — лучше ему как раз остаться, чтобы им спокойно пойти на дачу?.. Наконец он сердито сообщил себе, что это все рассуждения на уровне семиклассника.