— Послушай, — вдруг сказал Алексей, глядя, как я прихлёбываю чай. — А я ведь уже видел такие подстаканники! Надо же.

— Где? — спросил я. И посмотрел на подстаканник.

Это был тот, что в своё время выкупил у Брейгеля. Хотя, может, один из трёх, что нашёл в подвале у Троекурова. Они же одинаковые, фиг разберёшь.

— В доме моего отца. Помнишь его?

Я вспомнил немолодого мужчину, который орал на Алексея, когда тот пытался стырить подсвечники.

— Помню. И давно они у него?

— Да пару лет назад, наверное, появились откуда-то. А я только сейчас подумал — герб-то ваш, давыдовский. Просто внимания никогда не обращал, ну, посуда и посуда. Стоят себе два — серебряные, красивые…

— Два? — переспросил я.

— Ну да. Они в чайном шкафчике всегда особняком стояли. Я и не припомню, чтобы использовались.

Два. А у меня четыре. В сумме шесть, как ключей. А дядюшка сказал, дословно: «Ключи под…»

А вдруг «под» — это не «под чем-то», а слово «подстаканники», которое дядюшка не успел произнести? С одной стороны, бред сивой кобылы. Где ключи, а где посуда. С другой стороны, чувство юмора у дядюшки, как я уже не раз убеждался, весьма своеобразное. А ключи, которые он упоминал, должны были круглыми…

Я поднял подстаканник, осмотрел дно. И понял, что смех смехом, а размер дна с размером круглых углублений на арке совпадает. Ну, навскидку. Чтобы проверить точно, прикладывать надо.

— Заходи уже. Чего ты у ворот топчешься, как неродной? Посиди на веранде, подожди, пока соберусь. Данила! Прими у человека коня.

Я отвёл Алексея на веранду.

— Чаю, может, хочешь? Или кофе?

— Я бы от чего покрепче не отказался. Для храбрости.

— Дядюшка твой не отказывался. И чем закончилось? Храбрее, насколько понимаю, не стал… Не, Алёш, бухих я на охоту не беру. Не хватало, чтобы ты вместо упыря мне башку снёс. Вот вернёмся с победой, тогда на здоровье.

Закончив речь, я прошёл в дом.

— Неофит! Ты где?

— Здесь, — пацан высунулся из кабинета покойного графа Давыдова.

Кабинет давно и плотно оккупировал Тихоныч, я не возражал. Неофит там присутствовал в качестве калькулятора и пишущей машинки. Считать в уме у него получалось быстрее, чем у Тихоныча на счётах, а писал пацан красиво и разборчиво.

— Собирайся. На охоту пойдём.

— Ура!

Неофит понёсся к себе в комнату. А я проследовал к закрытому крылу. Ну, условно закрытому — замок, после того, как я его взломал, сменили, а ключ был у меня.

Спустился в подвал. Прошагал к портальной арке. Вынул из подстаканника опустевший стакан, подстаканник приложил к углублению. Тому, что дно вошло в круглое гнездо чётко, миллиметр в миллиметр, почти не удивился.

Пробормотал:

— Н-да, дядюшка. Ключи, говоришь?.. А какого ж дьявола, спрашивается, ты эти ключи разбазаривал направо и налево⁈ Мог бы что-нибудь другое загнать, побрякушек, вон, полный дом. А теперь получается, что один ключ у Брейгеля, три у Троекурова, ещё два вообще хрен знает у кого! Надо бы, кстати, Алёшину фамилию спросить на всякий случай. Вот если бы именно ему не приспичило явиться именно сейчас, в тот редкий момент, когда я пью чай, а не другое — сколько б ещё я оставшиеся подстаканники разыскивал? При условии, что вообще догадался бы, что это ключи?

Дядюшка не отозвался.

— Молчишь? Ну, ещё бы, так прокосячиться! И сказать-то нечего… Ладно, фиг с тобой. Сейчас я с Алёшей на охоту сгоняю, коль уж обещал, потом к его папаше мотанусь. А когда полный комплект ключей соберу, мы с тобой поговорим.

Я потянул подстаканник из гнезда. И понял, что забрать его не могу. Примагнитился намертво, даже нагрелся немного.

— И ты ещё туда же! — возмутился я. — Хотя, с другой стороны, ладно. Зато уж точно не потеряешься. Стой, как стоишь, вернусь — проверю.

Выйдя из крыла, я запер за собой дверь. Пустой стакан отнёс на кухню тётке Наталье. Подстаканника она, конечно, хватится, но это ладно. С импровизацией у меня никогда проблем не было, даже придумывать заранее ничего не буду.

— Ну что, братья? — Я вышел на веранду. — Наваляем упырю?

Неофит восторженно взвизгнул. Алексей степенно кивнул.

— Поехали. Где мой конь?

Неофит поскучнел.

— Я думал, мы Знаком…

Алексей помотал головой:

— Э, нет! Никаких Знаков. Мне сила пригодится вся, какая есть. Я не Владимир, чтобы от упырей отбиваться, глаз не открывая.

— Разумно, — согласился я. — Тварь! Хватит жрать, поехали.

— Куда это ещё?

Дверь конюшни распахнулась. Из-за неё показалась Тварь. Неофит хихикнул.

— И правда, жуёт что-то…

— Она всегда жуёт. Это её нормальное состояние.

— Сам ты стояние! — возмутилась Тварь. И быстро, пока никто не видит, проглотила недожёванное. — Куда ехать-то?

— Вот за этим добрым молодцем. — Я показал на Алексея, которому Данила подвёл коня.

— Я? За этой клячей⁈

Тварь раздула ноздри от негодования. Сверкнула глазами. Конь Алексея испуганно заржал.

— Прекрати кошмарить! Он дорогу знает, ты — нет. Значит, едешь ты за ним, а не наоборот. Всё логично.

Тварь заржала так возмущенно, что конь Алексея встал на дыбы и ломанул прочь. Повод Данила не удержал.

Перепуганный конь заметался по двору. Перевернул кадку с дождевой водой, оборвал бельевые верёвки и расшвырял копытами наколотые дрова, которые Терминатор не успел перетаскать в поленницу. Останавливаться он не собирался, на уговоры не реагировал. Я подумал, что терять нечего, и метнул в коня Знак «Застыть».

Сработало. Галопирующий конь застыл в воздухе в момент, когда задние копыта от земли уже оторвались, а передние её коснуться ещё не успели. Грохнулся в итоге на все четыре ноги.

Данила бросился к коню, накинул упряжь. Одобрил:

— Хитро!

Я отменил Знак. Конь жалобно заржал. Данила погладил его по морде.

— Веди на конюшню и валерьянки дай, — велел я.

Тварь стояла рядом и делала вид, что в упор не замечает ни перевёрнутую кадку, ни залитые водой дорожки, ни втоптанное в грязь бельё. Она тут, типа, вообще не при делах.

— Повезёшь нас троих, — сказал я.

— Что-о⁈

— Ты слышала. Из-за тебя человек без транспортного средства остался, компенсируй теперь.

— Я не вывезу троих!

— Это Боливар двоих не вывезет. А на тебе пахать и пахать, хоть десяток сажай… Залезай, Неофит.

— Не-ет! Вам же самим неудобно будет. Тесно же втроём!

— Неудобно будет, когда я Алексею другого коня выдам, а он по твоей милости ускачет к чёрту на рога.

Тварь засопела. Наконец выдала:

— Я больше не буду.

— Врёшь.

— Сегодня точно не буду.

— Врёшь.

— Ну, пока не вернёмся, не буду! Обещаю. Честное тварное. Только пусть он меня не бесит.

— Кто — он?

— Тот, за кем тащиться придётся. А то как дам копытом.

— Ты ж пообещала!

— Я пообещала, что не буду, а не про копыто!

Алексею Данила привёл другую лошадь. Мы с Неофитом сели на Тварь. С грехом пополам часа через два притащились в нужную деревню. Тут выяснились подробности. Упырь на кладбище (ну, теоретически должен быть там), кладбище — на другой стороне реки.

— В воду не полезу! — категорически объявила Тварь.

— Слава тебе, господи. Только тебя в воде не хватало. Жди здесь, мы быстро.

Свою лошадь Алексей привязал к дереву. Посетовал:

— Теперь надо в деревню идти, лодку просить. Летом они на берегу лежат, а сейчас уж мужики все лодки на зиму попрятали.

Я покачал головой.

— Эх, Алёша-Алёша! Ничего-то ты не знаешь.

Скастовал Мороз. От берега до берега протянулась ледяная дорожка.

— Твой мастер так не умеет, что ли? — фыркнул Неофит. — Простой же Знак! Я вот, как до Воина прокачаюсь, сразу Мороз открою.

Разбежался и лихо прокатился по льду.

Реку мы перешли быстро.

— Здесь, — сказал Алексей.

Мог бы, в общем-то, не показывать. Разрытая могила на кладбище была одна.

— Как действовать, знаешь?