Чем более позднего поколения низший вампир — тем меньше в нём от вампира и больше от изначальной расы. Так, например, самые слабые «классические» низшие вампиры с самой жидкой кровью, самого крайнего поколения — шестнадцатого, хотя ходят легенды о наличии семнадцатого — неотличимы от людей. Им даже кровь не нужна и солнце на них не влияет. Зато у них есть очень хороший иммунитет, у них чуть больше силы, чем у обычного человека, у них чуть лучше заживают раны, чем у простых людей… Всё «чуть лучше, чем», но не дотягивает до возможностей даже пусть низшего, но вампира. Они даже могут иметь детей от смертного, пусть редко и далеко не всегда. Дети будут смертными. Либо умрут.

Высший вампир может поделиться с низшим каплей крови. Не просто дать свою кровь, — тогда она лишь временно увеличит возможности, не более — а передать вместе с ней частичку своей силы. Тогда в геноме низшего «сородича» появится новое звено, маленькая ступенька, которая подарит ему небольшую особенность от высшего. Это не сделает его полноценным высшим вампиром, но возвысит над другими такими же.

И вот здесь начинается та тонкая грань, что отделяет «классического» низшего от грязнокровного мутанта. Кровь низших, подобно липучке, готова прививать себе новые частицы генома, лишь бы укрепиться, стабилизироваться, стать полноценной, а не разбавленной водицей, где части генома являют собой рваную цепь, кое-как соединённую нитями.

Если низший вампир будет принимать «дары силы» от высших вампиров разных кланов, то его геном вскоре наполнится самыми разными звеньями разнообразных кланов. И так будет продолжаться до тех пор, пока кровь не стабилизируется. Правда это чревато мутациями — в большинстве случаев негативными.

Что интересно, для стабилизации мало набрать количество звеньев до некого лимита. Необходимо собрать устойчивую комбинацию. В ходе приживления некоторых звеньев генома, другие могут отпасть из-за несовместимости.

Если приводить совсем упрощённый пример, то можно представить, что у вампира добавился некий «ген уродливости». При получении ещё одного «дара крови» от ковена, в котором высоко развиты гены внешности, низший получит «ген привлекательной внешности».

Это приведёт к мутации. Если «ген привлекательности» сильнее и получен от вампира куда более сильного, чем тот, что подарил «ген уродливости», то он приживётся, а «ген уродливости» будет уничтожен. Ну а если «ген привлекательности» получен от более слабого вампира, то «ген уродливости» поглотит его и перейдёт на новый уровень, тем самым став куда сильнее — теперь вывести это звено будет сложнее, чем прежде, а влиять на внешность оно будет сильнее.

И всё это, не говоря о том, что у ковена, специализирующегося на красоте, «ген привлекательности» будет априори сильнее, чем аналогичный у ковена, специализирующегося на бое, даже если поколение вампиров, поделившихся этим геномом, будет одинаковым. И всё потому, что сами по себе гены бывают разной силы, в зависимости от того, в каком направлении развивался тот или иной ковен — селекция как она есть.

Речь, разумеется, о «младших ковенах» — которых пруд пруди по всему миру, они малочисленны и как правило либо служат старшим, либо прячутся.

Судя по внешнему виду Шандара, а точнее по его боевой трансформации, можно сделать вывод, что он принадлежал к одному из последних поколений высших — тринадцатому. Возможно, за счёт возраста, он был двенадцатого поколения. Но это вилами по воде писано и совсем не факт — за счёт возраста «эволюционируют» далеко не все вампиры, хоть это и возможно.

Следующее за Шандаром поколение, — то есть те, кого породил он — не наследует черты высших, становясь при обращении низшими. По крайней мере, я не видел никого, кого можно было бы охарактеризовать словом «высший». Не говоря о том, что сам Старейший сказал, что они все низшие, ёмко охарактеризовав своих деток, как слабых. Из чего можно сделать вывод, что все эти «лесные вампиры» представляют собой четырнадцатое поколение, возможно кто-то из них «пятнадцатый». Вряд ли тут есть «шестнадцатые» — таким нечего делать даже среди низших.

Сам факт наличия у Старейшего боевой трансформации говорит о том, что в его геноме есть кровь высшего в достаточном соотношении, чтобы эта трансформация была доступна. То бишь порядка двадцати пяти процентов. Учитывая характер трансформации, а именно острые зубы, коих явно больше двух и даже четырёх, основа у него взята от носферату. Оставшиеся восемьдесят пять процентов его генома — «жидкая кровь». Она же «слабая кровь». При этом, он не является ни полноценным высшим, так как слишком слаб, что-то на грани между тринадцатым и четырнадцатым поколением, ни совсем низшим, так как слишком силён для грязнокровок и имеет полноценную боевую трансформацию, а значит его кровь относительно стабильна и подвержена мутациям лишь в малой степени. Изгой среди тех и других. Пожалуй, стать прародителем своего полупримитивного «ковена» для него в самый раз.

На его грязнокровность указывает и тот факт, что будь он высшим вампиром клана носферату, пусть и тринадцатого поколения, то был бы уродливым, а не вполне себе обычной внешности пожилым человеком. Всё, что говорит о его «носфератонутости» — специфичная боевая трансформация.

При этом ещё удивительно, как члены его рода всё ещё не стали полуразумными дикарями-мутантами. С другой стороны — для этого им нужно поймать сильного вампира и высосать его, поглотив силу. Сделать это их силами… довольно непросто.

После долгой паузы, Шандар заявил о своей преданности и заверил в том, что ритуал клятвы крови будет проведён в следующую ночь, после общего собрания клана. Настаивать на скором проведении «присяги» я не стал — пока торопиться некуда.

Когда Ариадна покончила с ужином, подошедшая низшая вампирша, видимо та самая дочь Шандара, отвела её в покои на втором этаже. Я ещё раз напомнил, что, если с головы девушки упадёт хоть волос, от небольшого ковена не останется вообще ничего. Будут уничтожены все. На это получил клятвенные заверения, что оберегать Ариадну будут похлеще собственной жизни.

Мне предложили отдельные покои, «приличествующие положению». Ага, где-то в подвале какой-то мягкий гроб-коробка, удобный, чтобы можно было пропустить день.

Как я выяснил, днём ковен прячется в норах, подальше от ультрафиолета, так как совсем не может его выносить — даже непрямые лучи. Переждав день в торпоре, ночью они выходят на охоту.

Я отказался, заявив, что мне не требуется укрытие. Обернувшись летучей мышью, завис коконом под потолком в комнате Ариадны. Близилось утро.

Вскоре развёрнутая аура доложила о снижении активности в доме старейшины. Это стало ясно по потемневшим точкам, обозначающим местоположение вампиров, обитающих в доме. Не-мёртвые перешли в режим торпора, в котором ощутить их мог только я — технически, они ощущались как «ещё тёплые трупы», что было недалеко от правды. Когда их тела остынут, то ощутить Сородичей будет вообще невозможно. Трупы они и везде трупы.

Убедившись, что дом затих и на улице занимается рассвет, я покинул игру и открыл глаза в реальном мире. Резко набрав воздуха в грудь, часто заморгал. Глаза слезились, голова кружилась, а тело ощущалось непривычно, словно было чужим мне.

Потёр лицо ладонями и сел в капсуле.

— Еп-пона м-мать… — простонал, медленно выбираясь, или скорее выкарабкиваясь. Это сколько ж я в игре-то провёл?

Бросил взгляд на часы, где ещё и отображалась дата. Выходило что-то около трёх суток.

«Жованый торт…» — подумалось.

Хорошо, что у Кокоса автопоилка и автокормушка. И автолоток, разумеется. А то хозяин-дебил — кот голодный. Я покосился на мерно гудящий компьютер, который никогда мною не выключался. С момента, как Маркус согласился дать свою армию, прошло одиннадцать дней. Грёбаную пустыню, рассчитанную на шесть дней пути, я преодолевал целых десять! До полного сбора армии Маркуса оставалось порядка двух с половиной месяцев. Я поцокал языком. Время ещё есть.