Дженин предупредила:

— Крепко. Мне не хотелось бы стрелять ей в спину, если она попытается сбежать.

Фостер выглядел таким растерянным, что Эстер всем сердцем посочувствовала ему, несмотря на недавние проблемы, которые подорвали их дружбу.

Он спросил:

— Что это значит, Дженин?

— Возьми поводья и поезжай дальше.

Фостер снова попытался попросить объяснения.

— Дженин…

— Поезжай, — холодно сказала она ему.

Он нетерпеливо вздохнул и сделал, как ему было сказано.

Когда они тронулись в путь, Эстер сказала Дженин:

— На самом деле Галену ничего не угрожает, не так ли? Ты солгала Фостеру. Ты не видела шерифа Лоусона.

— Нет, не видела, но мне нужно было, чтобы Фостер вел фургон, пока я держу пистолет.

Ответ воодушевил Эстер. Пока Гален был в безопасности, она была готова к любым испытаниям, которые могла готовить для нее Дженин.

Дженин оглядела местность, словно оценивая свое местоположение, затем сказала Фостеру:

— Сверни на следующей развилке и двигайся на юг.

— Куда мы направляемся?

— Ты скоро узнаешь.

Эстер знала, что Гален сдвинет даже само солнце, чтобы найти ее. До тех пор ей нужно было постараться, чтобы ее не подстрелили.

На развилке Фостер направился на юг. Дорогой редко пользовались, и из-за прошедшего ночью дождя она превратилась в грязное месиво. Ехали они медленно, но Дженин, казалось, не возражала. Она казалась невероятно уверенной в себе.

Примерно через две мили Дженин приказала остановиться.

— Теперь медленно слезай, Эстер, и не думай, что я не выстрелю.

Эстер и не думала. Она медленно вылезла из коляски, как и было велено. Эстер могла только представить, какой страх, должно быть, испытывал Гален, и это тяжким грузом легло на ее сердце. Ее исчезновение, должно быть, причинило ему сильную боль. Осознание этого привело ее в ярость. Однако она проглотила ее, когда Дженин жестом пригласила ее и Фостера идти вперед.

Они пошли по узкой тропинке через высокие кусты и деревья. Пройдя несколько сотен футов, она остановила их на небольшой поляне, на которой стояла заброшенная хижина. Она жестом пригласила Эстер присесть на ближайший пень.

— Теперь мы будем ждать, — заявила она.

— Чего? — спросил Фостер.

— Моего старого друа Эзру Шу.

Эстер застыла и посмотрела в удивленные глаза Фостера.

Фостер уставился на Дженин так, словно никогда раньше ее не видел. На самом деле это так и было. Как и предсказывал Гален, Дженин наконец-то показала Фостеру свое истинное лицо. Он был опустошен.

— Зачем ты это делаешь? — спросил он.

— Деньги. Шу пообещал мне достаточно, чтобы я смогла добраться на запад.

— Деньги?! Ты позволишь продать ее на юг ради денег?

— Да, — сказала она без тени вины.

— Но она твоей расы.

Дженин усмехнулась:

— Раса. Что мне дала принадлежность к расе? То, что я родилась чернокожей, — это проклятие, камень на моей шее, но чем больше у меня будет денег, тем меньше этот камень будет весить.

Эстер перебила ее:

— Дженин, мой муж очень богатый человек, если тебе нужны только деньги, он будет готов отдать все ради моего спасения.

— Если бы все было так просто, я бы подумала об этом, но все деньги в мире не вернут Лема.

— Ты делаешь это из мести? Лем был предателем.

— Да, он был предателем. Но он также был моим любовником.

Эстер видела, как побледнело лицо Фостера и поникли его плечи. На мгновение в его глазах появилась боль, от которой у Эстер защемило сердце.

Он спросил:

— Значит, ты никогда не любила меня?

Она одарила его насмешливой печальной улыбкой.

— Ты был именно тем Галлахадом, который мне был нужен.

— Что ты делала в Англии?

— Один очень богатый человек увез меня туда. Я была его любовницей. Он был убит в драке, и я осталась без гроша. Когда ты наткнулся на меня в трюме, я возвращалась домой, потому что у меня закончились деньги.

— И все же ты притворилась, что любишь меня. Почему?

— Потому что я знала, что ты доставишь меня в Мичиган. Другим моим кандидатом был студент из Кливленда, с которым мы познакомились на борту корабля. Проживание в Огайо тоже было бы приемлемым из-за его близости к этому штату. Я выбрала тебя, потому что ты сказал, что ты из Уиттакера. Я знала, что Лем здесь, потому что он написал мне после того, как нашел свою мать.

Эстер многозначительно сказала:

— Мать, чье сердце он разбил.

— Точно так же, как она разбила его сердце, когда бросила его и больше не вернулась. Он ненавидел ее, поэтому не испытывал чувства вины за то, что использовал ее таким образом.

— Где твоя семья? — спросил Фостер.

— У меня нет семьи. Меня продали в младенчестве, и я никогда не знала своих родственников.

Эстер поняла, что у них с Дженин было схожее начало, и задумалась о том, как изменилась к лучшему ее собственная жизнь после того, как ее нашли и увезли на север. Где бы была Эстер, если бы не Кэтрин Уайатт? Стала бы она обманывать и похищать своих соседей? Она сомневалась в этом, но знать точно не могла.

— Где мои документы, Дженин?

— Они у Шу. Он давно хотел наложить на тебя лапы.

— Ты была там, когда они разрушили мой дом?

— Нет, в то время я была дома. Я слышала, что ущерб был довольно значительным, — сказала она с противной улыбочкой.

Затем добавила:

— Эзра решил, что они где-то у тебя в доме. Похоже, все вы, беглецы, мыслите одинаково. Фальшивые задники высоких комодов и платяных шкафов — довольно распространенное место для тайников.

Эстер испытала облегчение, узнав, что ее никто не выдал, но она решила проинформировать людей о необходимости проявлять больше воображения, пряча свои документы, когда это испытание закончится. И оно закончится, потому что она знала, что Гален найдет ее. Она спросила Дженин:

— Ты хоть представляешь, что с тобой сделают мой муж и его друзья, когда узнают о твоей связи с Шу?

Дженин холодно улыбнулась.

— Как только Эзра заплатит мне мою долю, этот твой богатенький мулат никогда меня не найдет.

Эстер ответила:

— Ради тебя же надеюсь, что нет.

Фостер, который, казалось, только что пришел в себя после того, как услышал поразительный рассказ Дженин, тихо сказал ей:

— Я не могу позволить тебе сделать это, Дженин.

— Ой, напугал. А теперь иди к тому пню и садись. Нам не придется долго ждать.

Хотя Эстер не показывала свой страх, она относилась к предстоящему появлению Шу с растущим беспокойством. Если ему всё-таки удастся увезти ее на юг, она и ее нерожденный ребенок станут рабами, которым придется подчиняться прихотям и желаниям того, кто будет ими владеть. Ее ребенка могут продать, как это случилось с ней и ее матерью. Она отказалась обдумывать этот мрачный сценарий, потому что верила в своего мужа.

Фостер посмотрел на Эстер и печально сказал:

— Я был дураком.

Эстер покачала головой.

— Нет. Она сыграла на твоем самом уязвимом места — твоем сердце.

Он повторил про себя:

— Глупый, слепой дурак.

Затем он прямо спросил Эстер:

— Она ведь не видела вас с Вашоном в школе, не так ли?

Эстер отрицательно покачала головой.

Он бросил холодный взгляд на Дженин.

— Все было наоборот? Это ты была в тот день в школе?

Дженин просто ответила:

— Да.

Его лицо исказила гримаса.

— С кем?

— С Лемом.

— И ты назвала Эстер шлюхой, — процедил он сквозь стиснутые зубы. — Ты позволила мне поверить, что ты слишком застенчива, чтобы делить со мной постель. И все это время ты наставляла мне рога на глазах у всего мира?!

Он бросился на нее, как безумный, а она очень спокойно выстрелила в него. Фостер упал на землю, корчась от боли и держась за раненую руку.

Эстер подбежала к нему. Со связанными руками она могла только склониться над ним, чтобы посмотреть, как у него дела. Он медленно перевернулся и с трудом принял сидячее положение, чтобы опереться спиной о дерево. Он тяжело дышал. Между пальцами, прижатыми к его раненому плечу, текла кровь. Огнестрельное ранение не было смертельным, но он отчаянно нуждался во враче.