— Саша, — вывел меня из размышлений голос птички-кадровички.

Вдовина запорхнула в кабинет, когда я был один. Прошкин и Гужевой следили за квартирой Жорича на всякий случай — если появится Сафрон, то его надо вести, чтобы не смылся невзначай. Тулуша я, как и планировал, отправил охранять главреда Артищева. Место дислокации сибиряка на ближайшие дни было — редакция газеты «Красный Зарыбинск». Надеюсь, с Зиной они поладят. Не так скучно парню будет с молодой девушкой, а то он уже ко мне привязался, как Мухтар, и не очень радостно воспринял новые обязанности телохранителя газетчиков.

— А! Привет! Заходи! — я встал и по привычке чуть не обнял Машу и не прижал к себе.

Та тоже рефлекторно дернулась в ответ на мой жест, но мы оба остановились на полпути, поулыбались, а кадровичка продолжила:

— В пятницу бракосочетание…

— Ну-у… я знаю, — и я, и она изображали беспечность в голосе и жестах.

— Ты придешь?

— Ну, конечно, — заверил я, а про себя подумал, к чему такой вопрос.

Маша, видимо, заметив мое недоумение, поспешила его развеять:

— Я просто список гостей составляю и меню. И чтобы готовить — знать, на сколько персон. Ну и с помещением решить бы, по вместимости не прогадать. Ой, столько хлопот с этой свадьбой, теперь я понимаю, почему ты так ее не хотел.

— Да, — понимающе кивал я. — Свадьба — это…

Ничего не подобрав подходящего, я еще раз просто покивал и поводил руками, изображая непосильный масштаб. Почему-то когда речь заходила о Машкиной свадьбе, на меня нападал словесный кретинизм. Ха…

— Ну я тогда тебя вписываю? Точно будешь?

— Точно, — мы улыбались друг другу, но весело не было никому.

— Один придешь? — с некоторой надеждой спросила Вдовина.

— Да-а, я не думал еще, знаешь, столько работы… Вот совсем не до свадеб, ага.

— Ну, я тогда Алену тоже впишу на всякий случай, — прищурилась кадровичка и испытующе на меня посмотрела.

— Ну да, впиши, ага… Кхм. Если несложно.

— Ладно, я пошла…

— Иди.

Я ещё зачем-то кивнул.

— Пока…

— Пока…

Лишь только я сел на стул, чтобы мысленно отдышаться и переварить наш странный разговор, как в кабинет нервно постучали.

Сегодня у меня приемный день, что ли?

— Кто там? — хмуро бросил я в сторону двери, за которой стоял посетитель, явно гражданский.

Свои к нам не стучат, отдел маленький, не принято ни перед кем расшаркиваться, только к Петру Петровичу все стучались, и то в последнее время я не стучался, и он воспринимал это нормально, видел, что как милиционер старший лейтенант Морозов его давно перерос.

— Здравствуйте… Можно? — дверь несмело приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась голова молоденькой девушки.

Глаза заплаканы, чувства растрепаны, по прическе я сразу узнал Зину-журналистку.

— Привет! Заходи. Что случилось?

— Заберите своего дикаря, — девушка вошла и чуть не разрыдалась.

— Что случилось? Какого дикаря?

— Сотрудника своего, — всхлипывала журналистка. — Он… он… он Серёжу съел!

— Кого съел? — переспросил я, а по спине пробежали крепкие сибирские мурашки.

Зная Тулуша, я мог в этом гастрономическом смысле предположить что угодно, надеюсь — это не любимый кот или пёс редакции. А всего лишь какой-нибудь кактус, ну или аквариумный сомик, на худой конец. Декоративные сомики в просторных аквариумах и на хорошем корме вырастали до вполне себе гурманских размеров. Но все оказалось сложнее, чем я думал.

— Это голубь… — всхлипывала Зина. — Он голубя моего съел. Я его прикармливала. А он…

— Ах! Голубь! — с облегчением выдохнул я. — Я уж подумал, что-то серьезное. К вам обязательно ещё прилетят, прикормите заново, делов-то… Назовите нового тоже Сережей. Мало, что ли, голубей у нас в Зарыбинске?

— Вы не понимаете… Я его раненым подобрала. С перебитым крылом. Рыженький такой, красивый. Выходила, вылечила, выкормила и отпустила. Он прилетал к редакции часто, я его семечками и крупой подкармливала. Потом он стал с друзьями прилетать. Я их тоже угощала. Они целой стаей паслись возле редакции. А сегодня пришла на работу, а ваш Тулуш всех сотрудников птичками жаренными угощает. Я думала, что перепелки — тушки маленькие такие, скрюченные. Ну я и попробовала. А потом спросила, что за мясо, он сказал, что голуби. А вот этот, говорит, самый жирный. Он рыжий был. Рыжие, говорит, всегда жирнее, потому что их солнце любит. Представляете?

Голос её взвился на всхлипе.

— М-да…

— У-и-и… — заскулила девушка, закрыв лицо руками и вспоминая жареного Сережу.

— Ну не надо мокрых дел… Хорошо, Зина. Я поговорю с Тулушем, но убрать его не могу. Он своеобразный, но добрый, вы привыкнете.

Почему-то я стал нахваливать Тулуша, хотя нужно было девушку жалеть. Но мне было жутко смешно и пришлось давиться бесшумным хохотом в кулак.

— Пойдем, отвезу на работу, а заодно и проверю, как там мой подчиненный.

— Лучше арестуйте его за убийство! Сережу я ему не прощу! — выставила та тонкую ручку.

— Послушай, Зина… У тебя есть парень?

— Что?

— Ну-у, жених имеется?

У журналистки даже слёзы высохли от удивления.

— Нет, а при чем тут это?

— Тебе бы настоящего Сережу завести — и вмиг птицу забудешь, — подмигнул я.

— Не думала, что в милиции такие бессердечные работают, — она резко отвернулась, но в машине это сделать было особенно-то некуда.

— Да ладно тебе… В милиции нормальные работают, просто ты слишком чувствительная. Как ты еще журналисткой работаешь? У тебя профессиональной бронИ совсем нет.

— Вы думаете, что журналисты не способны сопереживать? Вы думаете, мы — как вы?

— Оставить слезки… — прекратил я ненужный спор. — И вообще, Зина, надо предупреждать, что в городе летают твои личные голуби. Тулуш — сибиряк, а там вся живность в пищу идет.

— Фу! Как это мерзко!

— Почему? Что именно? — спросил я и завел машину. Тронулись.

— Есть бедных зверушек.

— Ну ты же ешь говядину? А ее Зорькой звали. Или свинину, а хрюшку, возможно, Борькой кличут.

— У них есть имена? — неподдельно удивилась журналистка.

— Конечно… Ты что, никогда не была в деревне?

— Ну так… наездами… — она опустила растерянный взгляд.

— Ясно. Мороженое будешь? Нервные потрясения нужно сладким заедать.

— Буду, — кивнула Зина, и я остановил возле киоска.

Взял себе и ей по эскимо. Ели на ходу. Когда подкатили к редакции, то я увидел интересную картину.

Тулуш сидел на скамейке и держал в руках веревочку. Та тянулась к перевернутому и приподнятому одним краем над землей тазику, который подпирала палка. Под тазиком — крупа, а веревочка привязана к палке. Если дернуть за нее, палка выскочит и таз накроет дичь, то есть — птаху, что прилетит на приманку.

— Что это он делает? — нахмурилась Зина, вылезая из «копейки».

— На муравьев охотится, — с серьезным видом проговорил я.

— На муравьев? — удивилась девушка, хорошо ещё, что она пока не поняла, что ловушка устроена на друзей Сережи. — Он их тоже ест?

— Нет, что ты… Просто обсасывает, у них попки кислые.

— Ну точно дикарь, — выдохнула журналистка и вспорхнула на крыльцо редакции.

А я подошел к Тулушу и сказал:

— Отставить охоту. Твоя задача — наладить оперативные позиции с местным населением, а не конфликтовать с ними, поедая их питомцев.

— Получка не дают, птичка вкусный, — улыбался Тулуш.

— И где ты их умудрился зажарить?

— Там кусты, ветки, — махнул рукой Тулуш на густо заросший палисадник. — Хочешь птичка?

— Нет. Вот тебе двадцать пять рублей до получки, купишь себе нормальной еды, а птиц не трогать. Это приказ. Понял?

— Спасибо, Саныча! А где у вас нормальная еда продается? Куй-куй хочу сделать.

Я даже не стал спрашивать, что за куй-куй, потому что скоро и у меня обед, не хотелось портить себе аппетит. Оставил Тулуша на скамейке, изъяв у него оборудование — тазик и веревку. Положил все в багажник и велел следить в оба.