Юмор у Тулуша определенно есть, а вот дед не оценил.

— Я же говорю, иностранец! — вскинул он еще более рьяно ружье, хотя куда уже больше. — А ну носом в землю! Лягайте, я сказал!

— Твою мать, отец… ладно, смотри… Я медленно сейчас достану из кармана докУмент. Не дёргайся.

— Какой-такой документ?

— Тайны хранить умеешь?

Тот свёл мохнатые брови.

— Все в себе держу… Еще с сорок первого.

— Из милиции мы, здесь на спецзадании. Во, глянь! Удостоверение. Будешь нашим добровольным помощником.

— Из милиции, говоришь? А что сразу не сказал? — дед тут же опустил ружье и даже не стал рассматривать корочки.

Одного моего слова, что я сотрудник, ему было вполне достаточно.

— Сейчас сделаем так… — продолжал я. — Ты заводишь свою лодку и везешь нас со старшим лейтенантом Китайцевым в сторону Михайловска. Понял?

К счастью, Тулуш молчал и ждал.

— А чего тут не понять? — дедок склонил голову набок. — А какое у вас тут задание секретное? Ась?

— В лодке расскажу, — прошептал я, многозначительно оглядываясь. — Сам понимаешь, здесь могут быть уши…

— Все, товарищ мильцанер! Бегу! Помоги, Христа ради, «Ветерок» на транце распять.

— Чего?

— Я говорю, мотор на лодку повесить надо.

— Командуй, отец.

Я думал, он побежит, но старик не побежал, а не торопясь вышел из-за забора, и только сейчас мы увидели, что левая нога у него деревянная. Вот почему он не занят на рыбном промысле и целыми днями дома, как сказала угрюмая незнакомка.

Я помог дотащить из сарая на пристань старый лодочный мотор «Ветерок-8» и нацепить его на одну из старых лодок. Пока старик возился с ним и дергал пусковой трос, плюя себе каждый раз на ладони, я наконец, рассказал Тулушу свой план.

— Мы сделаем вид, что ушли в Михайловск, а сами вернемся в деревню.

— Они здеся, — прошептал Тулуш, кивая.

— Знаю, — кивнул я в ответ. — Ты тоже заметил?

Тот посмотрел грустным взором на реку, и мне показалось, что удивительно хорошо видит не только то, что далеко, но и то, что ещё только будет.

— Плохо тут, Саныч. Беда… Ружье в том доме на стене видел, а из ствола дымом пахнет. Только что стреляли. И в избе пахнет. На полу — пятно мокрое, затерли, мыли.

— Думаешь, убили хозяина?

— Кровь мыли, — кивнул Тулуш.

— Я думаю, они где-то в комнате засели, — продолжал я размышлять. — Хозяйка нервная и расстроенная. Пыталась нас выпроводить. Сказала, что ребенка разбудим и мешаем. А вот ребеночек ни разу не пискнул и не шевельнулся. И в доме нет ничего — ни пустышек, ни погремушек всяких. Путь даже самодельных. Как без этого ребёнку? А еще во дворе не сушатся пеленки.

— Туфта это, а не ребенок, — кивнул Тулуш.

— Тоже так считаю. Свернула куклу, а когда я спросил, как зовут ваших детей, сказала, что Гришка. Это значит, один у нее сын. И сын этот гораздо старше. Потому что обутка его стоит у порога. Судя по размеру, лет семь-десять пацаненку. Сандалии дома, значит, и сам он дома. Вот только не вышел. Это значит — что?

— На мушке держат, — подытожил Тулуш, шепча сквозь зубы.

— Правильно. Притаились, гады, взяли пацана в заложники, мужика уже пристрелили, а бабенку запугали и велели любым способом от тех, кто за ними придёт, избавиться. Вот я и сказал, что в Михайловск по реке пойдем. А сами крюк сделаем и вернемся пешком.

— А с этим что делать будем? — кинул на Демидыча напарник острый, цепкий взгляд. — Того его?

Он резко провел по горлу большим пальцем.

— Ты чего, старлей? — выдохнул я. — Мы же милиции.

— Расскажет… Ненадежный, как его хромая нога. Болтливый. Лодка топить надо, а его вязать.

Я не стал спорить с Салчаком.

— Разберемся. Пошли грузиться.

«Ветерок», наконец, затарахтел, выплевывая клубы густого синего дыма с едким запахом горелого масла.

Дед и я уселись в лодку, а Тулуш умело столкнул её в воду. Замочил ноги по колено, а после запрыгнул на борт. Старик гордо напялил бескозырку с надписью: «Балтийский флот».

Малокобыльный «Ветерок» не спеша толкал семиметровое судно. Сил вывести такую лодку на глиссер у движка, естественно, не было. Но здесь такое не обязательно — течение тихое, и мощностей мотора хватало, чтобы потихоньку плестись со скоростью пешехода. Интересно, а вот обратно, против течения, он как пойдет? Да не важно… Обратно на лодке я и не собирался. Но такая неспешность все же раздражала.

— А побыстрее никак нельзя? — проворчал я.

— Быстрее только у Ефимыча лодка, но с тем я бы на вашем месте не связывался. Страсть, какой болтливый, что тот попугай. Не советую с ним дел иметь, — важно ответил капитан судна. — А какие-такие дела у вас в Михайловске? Милиционерские…

— Извини, отец, служебная тайна. Но ты не переживай, за содействие органам тебя наградят.

— Да? А можно в награду мотор новый? «Вихрь». Сильный и чтоб кобыл тридцать было. Вот Ефимыча порвет от зависти…

— Мы тебе грамоту выпишем, это лучше, чем мотор.

— Токма большую давайте, — охотно согласился дед. — У Ефимыча похвальный лист от председателя совхоза — с две ладошки шириной, на стене висит, а мне поболее надо…

— Договорились, будет во-от такенная грамота.

С горем пополам мы прошли километр и, наконец, завернули за излучину реки. Капитан дымил самокруткой, лихо заломив бескозырку за ухо.

Сидя на корме, умело рулил, управляя специальной ручкой на двигателе. Когда деревня пропала из виду, стал постукивать деревянной ногой, отбивая такт, и запел старую матросскую песню.

Раскинулось море широко,

И волны бушуют вдали.

Товарищ, мы едем далёко,

Подальше от нашей земли.

— Плыви к берегу, Демидыч! — скомандовал я, когда деревня окончательно скрылась за поворотом.

— Плавает говно, а по воде ходют! — поправил дед.

— Ходят ногами, — парировал в свою очередь я. — А ты греби к берегу.

— Дык мы же в Михайловск? С секретной миссией!

— В связи с изменением оперативной обстановки планы поменялись. Стоп машина!

— Есть стоп машина!

Мы причалили.

— В общем, так, Демидыч, ты готов послужить сегодня Родине? — я положил на плечо деда руку, будто посвящал его в тайный орден. — Органы призывают на помощь. Страна в тебе нуждается.

— Служу Советскому Союзу, — Демидыч вытянулся и, пристукнув деревянной ногой, будто каблуком форменного ботинка, бодро приложил руку по-военному к бескозырке.

— Слушай задание. Дуй в Михайловск, как собирались, только на всех парах. Там шагай в милицию и передай вот эту записку начальнику, — я протянул листочек с цифрами в столбик.

— Это что? — свел брови старик, разглядывая диковинные циферки. — Шифр, однако?

— Он самый. Операция секретная, поэтому донесение зашифровано.

— Понял! Сделаю! Да я и не такие послания на фронте доставлял.

Я кивнул — не сомневаюсь.

— Это еще не все, начальнику милиции там на словах передай, чтобы высылали подмогу сюда, в Мохово, срочно. Скажешь, что беглые зэки здесь окопались. Он поймет, о чем речь. Запомнил?

— Зэки? Здесь? — округлил глаза дед. — У нас?

— Тихо ты! — прошипел я, показывая всю важность происходящего. — Здесь, здесь… От тебя сейчас, отец, зависит, будет жить деревня или нет… — я легонько подтолкнул его к лодке. — Вперед! А мы пока вернемся в поселение. Разведаем, что да как.

— Дык, может, я с вами! В разведку? А? У меня и ружо имеется. Пока на лодке дойду, столько времени пройдет! Урки смоются.

— С нами? Куда ты на одной ноге-то? Спугнешь только. А ружье — это правильно, это мы у тебя одолжим. Можно? И потом, тебе шифровку надо передать, забыл?

— А, ну да… Сделаю в лучшем виде, — кивнул дед. — Ружо в сенях, за шторкой у меня стоит. Патроны в патронташе, он на стене, слева, как заходишь, висит.

— Ясно, спасибо… Ключ-то от дома дай.

— Нетути замка. Не приучены мы в Мохово запираться. Никто не ворует.