Мы отошли в сторонку.

— Он пытался сбежать, — твердила Вера, как какое-то заклинание.

— Странно, — я смотрел на девушку, пытаясь угадать ее мысли и эмоции, но Вера была сейчас для меня как учебник по квантовой физике на вьетнамском языке. — А почему он не попытался завладеть для начала обрезом? А сразу побежал?

— Не знаю…

— Может, потому, что обрез у тебя уже был в руках?

— Я не помню Саша, все как в тумане. Возможно, я оружие подобрала с земли.

— И возможно, ты и развязала руки задержанному и сказала бежать. Так?

— Нет… Зачем?

— Вот со школы еще помню, когда ты врешь, Соколова, а когда правду говоришь, — слукавил я. — Даже если ты его специально пристрелила, не волнуйся, на меня можешь положиться. Я твою тайну не выдам. Но только при одном условии — если ты мне, наконец, расскажешь, что, черт возьми, здесь происходит⁈ Кто эти урки, какого хрена они поперлись в Зарыбинск и почему у тебя такое рвение их обезвредить? Ну? Я жду ответов…

Говорить я старался тихо, но решительно. Вера постояла, подумала, пожевала губу, а потом шепотом проговорила:

— Обещай, что это останется между нами, Саша.

— Хорошо, только если это никому не вредит…

— Тот, который сбежал… Его имя Сафрон Грицук. Сорок лет, особо опасный рецидивист и убийца.

— И тебя послали его поймать?

— Не совсем так… Меня послали помочь ему сбежать.

— Че-го⁈ — протянул я. — Не понял…

Челюсть моя отпала, я так и остался стоять с открытым ртом. И еле выговорил ещё один вопрос:

— Ты вообще кто?

— Я тоже сотрудник государственных органов, Саша. Не беспокойся, я на твоей стороне и на стороне советского народа и государства. Мы специально выпустили Грицука. Точнее, позволили ему сбежать.

— Так вот почему его никто не искал толком, и наш ГОВД не поднимали в ружье, — догадался я.

— Именно, — серьёзно и не спеша кивнула Вера. — Мероприятие было согласовано на самом высоком уровне. Знали о нем лишь имевшие соответствующий допуск. Для всех остальных — это был обычный побег зэков. Даже показательно наказали якобы виновных сотрудников колонии. Их уволили. Потом, конечно, восстановят, но позже…

— Жестко…

— Но так бывает надо, Саша. Нужно было, чтобы Грицук непременно оказался на свободе, но никто не предполагал, что сбежит он не один, а сможет провернуть все так, что прихватит с собой еще троих отморозков.

— И вот этих троих мы убрали, — кивал я. — Одного Кулебякин снял, второго я расстрелял, а третьего, выходит, ты пришила… Ха! Получается, мы с шефом на тебя работаем, Вера Андреевна?

Я посмотрел на неё с усмешкой. Ну какова!

— Саша, не время для шуток… Ты просто дослушай. Пару месяцев назад нам удалось перехватить на зоне послание Грицуку. Некто по прозвищу Святоша написал ему, что поможет организовать побег. И что ему нужно следовать в Зарыбинск.

— Зачем?

— Вот это самое интересное. У вас… тут городок небольшой, что делать вору и убийце такого масштаба, как Сафрон Грицук, в Зарыбинске?

Я развёл руками.

— Тоже не представляю… Город у нас тихий, особенно после того, как банду карманников изловили, Пистона да Чудинова, серийника, на чистую воду вывели. Тишь да благодать теперь…

— Не совсем тишь, не совсем благодать, некоторые преступления вы не видите…

— Как это?

Мне ужасно хотелось спорить — это что, она намекает, что мы плохо работаем? Но умнее было выслушать, и я слушал.

— Ну вот смотри… Тринадцатого августа был случай хулиганства на площади, повредили памятник воинам героям Великой Отечественной войны.

— Ну и…? Как это — не видим? — не выдержал я. — Работаем мы, Соколова, работаем. Памятник потерпит, ты же видишь, я тут вообще-то маленько занят был, людей спасал. И при чем тут это хулиганство, вообще?

— А при том, что совершено оно тринадцатого августа. В день рождения нацистского палача, служившего в немецко-фашистском концентрационном лагере «Дулаг — 142» на Брянщине, это в посёлке Урицкий, на оккупированной тогда территории.

— Ну и что? — хмурился я. — Обычное совпадение. Думаешь, тут последователи у палача есть? Ха! День рождения его так отмечают?

— Нет, Саша… Палач этот носил фамилию Грицук…

— Что? Ого… совсем как у нашего сбежавшего, — оживился я. — Вот в такие совпадения я не верю, да…

— А прозвище у него было — Святоша…

— Чего? Он жив? ОН написал маляву зэку? Они, выходит, родственники?

— Сафрон Грицук — племянник этого Святоши. И, судя по всему, палач еще жив и окопался в Зарыбинске, только под чужими документами. Только беглый зэк-рецидивист может вывести нас на военного преступника, совершившего бесчисленное множество чудовищных деяний.

Я не верил своим ушам. Немецкий лагерь… палач в крохотном Зарыбинске… Как такое возможно? И почему здесь столько всего стало происходить, как только появился я? Видимо, неспроста судьба закинула меня именно в это время и в это место.

— И что? — переспросил я. — За столько лет его никто не нашел?

— А никто и не искал, пока не перехватили послание. Палач — теперь другая личность. Десятки лет живет под личиной обычного советского гражданина, а ныне — вообще пенсионера. Не удивлюсь, что еще и ветераном труда числится или где-то висит на доске почета. Хитрый он и жестокий. Умный и расчетливый.

Из уст всегда спокойной Веры теперь словно яд сочился, с такой неприязнью она говорила. Будто у нее были личные счеты с нацисткой крысой.

— А как же он документы себе сделал? — спросил я.

Как знать, может, у неё и на этот счёт соображения имеются.

— Вероятно, взял паспорт с трупа, тогда, во время войны еще, попортил страницу с фотокарточкой, а потом новый получил взамен. Раньше так легко можно было сделать, дотошно никто не сверял. Это сейчас важна форма 1 в паспортном столе. Да и не на всех эта форма была. Многие вообще без паспортов жили всю жизнь. А во время войны так тем более массово документы утрачивали люди, так что всё это можно понять. Так вот. По сведениям контрразведки, Грицук Павел Алексеевич, он же Святоша, просто пропал еще в 45-м. Считали, что он уехал куда-то за границу, но я уверена, что он осел в Зарыбинске. И теперь подтягивает к себе своего племянничка.

— Немецкие пассатижи! Интересный кордебалет получается, — присвистнул я. — А почему именно в Зарыбинске? А не где-нибудь на Западной Украине. Там ихнего брата поболее будет, как я слышал.

— Скорее всего, случайность. Видимо, у того, под чьей личностью он живет, здесь был дом или квартира. Или просто родом отсюда. Здесь он и осел, скорее всего. Как по паспорту приписан был.

— Так это что, он памятник расхреначил? Святоша? Кстати, а почему его так прозвали? Если уж он палач.

— Это страшная история, Саша… — глухим голосом произнесла Вера.

— Ты же знаешь, что я не из пугливых. Рассказывай давай, надо знать о нём всё…

Друзья! кому не сложно, киньте лайков под книгу на удачу Сан Санычу и Мухтару, чтобы изловили нацистского гада!

Когда совсем рассвело, в деревню вернулся Демидыч. Он гордо вел участкового. Старший лейтенант средних лет в форме и сапогах с недовольным видом шагал за дедом, придерживая кожаную планшетку, что била его по бедру при каждом шаге.

— Ну, где тут у вас бандиты? Что ты сочиняешь, Пилюгин! — отчитывал его служивый. — В прошлый раз у тебя НЛО летало. А теперь беглые зэки! И где? В нашей-то глуши… Не найдем зэков — оформлю тебя, Демидыч, как вредителя. Ну или в дурку отправлю. А лучше и то, и то сделаю.

Всё это хоть и издалека, но хорошо доносилось до нас в здешней тишине.

— Сергей Тихонович! Христом богом клянусь, тута ваши коллеги, и бандиты тута!

— Где?

— Да вон же! — тыкал в нас узловатым пальцем дед. — Те товарищи меня и послали к вам. И шифровку мне вручили. Ту самую… Вы же передали ее руководству?

— Конечно, передал, Пилюгин. В Москву сразу отправил, спецсообщением. Там уже всех на уши поставили. Щелокову доложили, и… — участковый вдруг осекся, завидев нас на пригорке у дома.