— Вы на что намекаете? — возмутилась Вобла, а на щеках расцвел неровный, похожий на аллергию румянец.

— На то, что у кладовщика и директора могут быть рабочие обсуждения некоторых производственных вопросов, а вы про что подумали?

— Извините… — как-то сразу осела Загоруйко, продолжая копошиться в бумажках, которые я ей предоставил. — Это получается…

Она даже прокашлялась.

— Получается, Жорич занимался хищением продукции? Тушенки?

— Семенов уже дает показания. И не только про тушенку. И если вы были в курсе и способствовали преступному сговору, то советую во всем признаться. Все равно ведь мы докопаемся до истины. На складе и в вашей бухгалтерии уже инспектора БХСС из области все проверяют.

Так и хотелось сказать — мол, поздно пить боржоми, но мы не в кино, не будем сбивать подозреваемых с толку, на испуге-то они сговорчивее. И я только добавил:

— Зовите Жорича.

— Его… нет. Он заболел, — замотала головой Вобла.

— Когда? — с подозрением впился я в директрису взглядом.

Не мог понять, врет она или нет. Видно было, что всё это ее ошарашило, но и болезнь Силантия выглядела уж больно неправдоподобно.

— Буквально час назад, он позвонил, сказал, что неважно себя чувствует, отпросился.

— И вы, как своего любовника, отпустили его домой без всякого больничного?

— Моя личная жизнь, молодой человек, вас не касается, — снова попробовала повысить голос Вобла.

— Если ваша личная жизнь переплетается с деятельностью преступной группы — то, поверьте, очень даже касается… А в такие совпадения с внезапными болезнями я не верю. Лишь только мы задержали Семенова — и Жорич вдруг следом пропал, не кажется это вам странным?

— На что вы опять намекаете? — уже устало и без агрессии спросила женщина.

— Я не намекаю, я прямо хочу сказать, что кто-то позвонил с рынка Угледарска вам сюда, а вы Жорича предупредили. Так?

— Мне никто не звонил, я ни в чем не виновата, я ничего не знала… — трясла головой Загоруйко.

— Это мы установим… Звонок проверить в наших силах, сделаем запрос на АТС, узнаем. А пока оставайтесь в кабинете. Никуда не звоните.

На разговоры не оставалось времени — мне нужно было отдать распоряжения по поимке Жорича. Срочно, пока он не свалил из города. Если он задумал бежать, значит, рыльце глубоко в пушку — и скорее всего, он и есть наш неуловимый Святоша.

А если это так…

— Ваня, — обратился я к Гужевому. — Смотри за ней. Чтобы никаких бумаг не трогала и документы не рвала. Никуда не звонила. Строго смотри. Понял?

— Так точно, — браво кивнул оперативник.

А я вышел. Нашел телефон в соседнем кабинете, чтобы Вобла и секретарша не слышали моих разговоров. Попросил выйти сотрудников, закрыл дверь и набрал дежурку.

— Дежурная часть милиции, Баночкин, — ответили на том конце провода.

— Миха, это Морозов… Короче, отправь участкового и кто там есть еще свободный — срочно, по адресу проживания Жорича. Пусть покараулят, но на рожон не лезут. Я сейчас сам подъеду. Он тип опасный, без меня в квартиру не входить. Предупреди, понял? Надеюсь, что он там.

— А что, с мясокомбината он сбежал? Ты говорил, что он на работе, по-тихому его возьмете.

— Его кто-то предупредил, но ничего, никуда не денется. Это даже хорошо, что он сбежал, — зло усмехнулся я, — значит, мы на верном пути.

Я положил трубку и подошел к окну. Мое внимание привлекла фигурка женщины, что бежала на каблуках в узкой юбке через территорию мясокомбината. Я распахнул окно, пригляделся… Бегучие пассатижи! Да это же Вобла! Смылась. Как?

— Стоять! — крикнул я в окно второго этажа.

Но женщина, не оглядываясь, припустила еще быстрее. Не стрелять же в уважаемого человека, да еще и мать нашего сотрудника, даже если она преступница. Хотя ее вина пока не доказана. Против нее — всё, но косвенно, а вот ее побег прямо указывает на ее преступную осведомлённость, и это как минимум. Ну или с ума сходит по своему Жоричу и побежала его спасать. Не ожидал я такого финта от директрисы. А Гужевой куда смотрел? Твою дивизию!

Я схватил телефонную трубку и набрал номер проходной.

— Мясокомбинат, ворота, слухаю, — проговорил в трубке голос старика.

— Это старший лейтенант милиции Морозов. Директора вашего с территории не выпускать! Ясно?

— Ась? Хто это? Кого впустить?

Глухая тетеря, блин! Я повторил приказ громче, старик-вахтер, вроде, расслышал, но никак не мог врубиться, почему нужно не выпускать директора, и все твердил, что полномочий у него таких нету.

В окошко я уже видел, как отъезжает директорская «Волга», вот она уже на проходной.

— Дай трубку сотруднику!

— Чегось? Какому сотруднику? — не понял старик.

— Рядом с тобой сидит сотрудник уголовного розыска.

— Со мной? Со мной степняк какой-то, он по русски-то плохо разговаривает.

— Твою маковку! Это инспектор уголовного розыска! Быстро дал ему трубку! — заорал я, как на плацу.

— Агась! Сейчас. Чего орать-то так, не глухой же…

Тулуша я оставил на проходной, должен следить, чтобы с вахты тоже никого не предупредили, что мы с обысками и проверкой нагрянули. Ну и чтобы Жорич не выскользнул, если соберется — это я при нашем въезде так думал. Только он уже раньше, оказывается, проскочил. Падла.

— У аппарата, слушать! — проговорил в трубку Тулуш, но я видел, как веревочка на проезде проходной опустилась, и «Волга» уже выскочила за территорию.

Е-мое! Чуть-чуть не успел.

— Тулуш! — крикнул я в трубку. — Никого не впускать и не выпускать. И объясни уже вахтеру, что ты милиционер.

— Я говорил, он не верить.

— Будь убедительнее, как ты умеешь!

Я повесил трубку и быстрым шагом, почти бегом вернулся в кабинет директрисы, там был Гужевой, скучал на диванчике.

— Ваня, дорогой мой человек! Это как понимать? И где, скажи мне, Вобла? — зло прищурился я на подчиненного.

Ну что она, и его обаяла, что ли?

— Кто? — чуя неладное, вскочил тот с дивана.

— Виталина Сергеевна…

— А-а! Так это самое… Плохо ей стало, она за валерьянкой пошла.

— Какая, на хрен, валерьянка, Ваня! Я тебе какие указания давал?

— Ну так, Саныч… Она за сердце схватилась, охала так. Сказала, что мать сотрудника нашего. К совести моей взывала. Слушай, так она, оказывается, мама нашего Загоруйко? Как тут не поверишь? Валя-то у нас — парень честный-пречестный.

— Поверил? — негодовал я. — А почему ты с ней за валерьяночкой не пошел, сердобольный ты наш?

— Так как же, охраняю бумаги. Я же не дурак, вдруг кто-то зайдет и уничтожит документы изобличающие.

— Молодец, нечего сказать. Кабинет замкнуть и приемную тоже. Прошкина оставим здесь. А ты — за мной.

— Куда?

— Преступников разбежавшихся ловить.

Я быстренько смотался на склад и проверил, как там проходят обыска. Проконтролировал, чтобы сотрудники БХСС взяли в оборот и бухгалтерию. Может кто-то из финчасти в сговоре, не хотелось бы, чтобы сухими вышли. Убедившись, что все в порядке, спешным шагом направился в сторону проходной. Гужевой семенил следом.

в это время у меня затрещала переносная рация, сухой голос, искаженный динамиком и радиопомехами, проговорил:

— Второй — Черемухе… пшкх… ответь.

Черемуха — это позывной дежурной части. Второй — это позывной руководителя УГРО, то есть мой. Позывной «Первый» был у Кулебякина, но он рацией не пользовался.

— На связи второй, — нажав на кнопку, проговорил я.

— Участковый и Казарян на адресе, говорят, что в квартире кто-то есть, прием.

— Пусть охраняют. Не лезут. Как понял?

— Принял. Там баба какая-то в квартиру к нему пришла… кш-ш… Худая и твердая, как жердь.

— Отлично. Выезжаю. Это его сообщница. Никого из квартиры не выпускать! Накроем всех разом. Конец связи!

На проходной я забрал Тулуша, и мы уже втроем выдвинулись на адрес проживания Жорича. Едва въехал во двор панельного дома, пришлось резко затормозить — слишком пусто кругом, сразу видно, что уже творится неладное.