— Понятно… А женщина это могла быть?

— Не похоже. Следы достаточно крупные, хотя встречаются и женщины с «мужскими» пальцами. Опять же таки, достоверно я определить не могу. Нет методик.

Я набрал в грудь побольше воздуху и от души вздохнул.

— Ну так свою придумай, Валентин.

— Я над этим работаю, — авторитетно заявил эксперт.

— Да? Вот и хорошо… А пальчики эти в картотеку помести. И в область направь, пусть по своим массивам пробьют.

— Уже переснял их на «Ёлке», — заверил Валентин, кивнув в сторону своей темнушки. — Пленка сушится. Отпечатаю снимки, наклею карточку и направлю.

— Кстати, о плёнке… Возьми вот, — я протянул ему катушку со «Свемой», которую взял у журналистки. — прояви и напечатай.

— Что там?

— Нашей газете надо помочь местной. У них фиксаж кончился.

— Так я отсыпать могу. Я его сам готовлю из компонентов.

— Не надо, лучше сам сделай. Хорошо?

— Конечно, если надо, помогу.

Я сходил покормил Мухтара, вернулся к себе и нарезал задач на завтра своим операм, после заскочил в кабинет к Кулебякину, погонял с ним чаи, обсудил текущие дела и рутину, не вдаваясь в подробности моего дела с нацистами, все больше за грабежи, кражи и прочие угоны с ним потрещал. И через пару часиков вернулся к эксперту, чтобы забрать проявленную пленку и снимки. Тот уложился в отведенное время. Молоток… Валя так старался, что даже сушил пленку вентилятором, чтобы успеть все сделать до конца рабочего дня. Для этого он прицепил ее прищепками на окне, и направил вентилятор вдобавок.

Уже при мне Валентин вытащил фотографии с пылу с жару из раскаленного глянцевателя. Выложил их на стол. Мы нависли над старой скрипучей столешницей, разглядывая фото из редакции.

На снимках были какие-то труженики, пара официальных сытых лиц в костюмах, еще шофер на фоне городского маршрутного автобуса, тоже, наверное, герой репортажа. В общем, обычные фотки корреспондента малотиражки.

А на последних кадрах была сама Зина. Она позировала в кабинете редакции и щелкнула себя явно со штатива на автоспуске, потому что все снимки были сделаны с одного ракурса. И только Зина была разная. То так выгнется, то сяк. Очевидно, представляла себя на обложке «Работницы» или «Крестьянки».

Снимки однотипные, девушка явно добивала пленку, чтобы потом проявить. Можно, конечно, было обрезать пленку в темноте, и дощелкать потом оставшийся фрагмент на разные нужности, но там оставался хвостик в несколько кадров, и смысла заморачиваться не было, поэтому Метёлкина просто использовала все кадры на себя.

— Сан Саныч, вот глянь, — Валентин показал мне одно любопытное фото.

— Что там?

Загоруйко подвинул мне снимок.

— Ну и? — чесал я затылок. — Что тут необычного?

— Книга…

— И что?

— А ты на заголовок ее посмотри, — Валя ткнул пальцем на обложку. — Вот, возьми лупу, приглядись.

— О-па… — от увиденного аж волосы шевельнулись на затылке. — Интересно… И что это за книженция такая? Ну-ка переведи. Как у тебя с буржуйским? Шпрехаешь?

— Это «Фауст» Гёте, — кивнул Валя, — причем издание на немецком языке. Книга явно привезена из Германии. То есть оригинал, не переводной экземпляр.

— Зачем ее тащить из Германии? — продолжал я вслух размышлять. — Кому на хрен в СССР сдался этот Гёте на немецком?

— Чтобы читать…

— Читать? На немецком? — хорошо, что Валентин не успел заметить, как я на него посмотрел.

— Тот, чья эта книга, читает ее на немецком. И перечитывает. Вот, глянь, листочки-то — видно, что затрепаны по уголкам. Обложка перегнута у корешка. Вот заляпанность от пальцев уже въелась. Зачитали до дыр, что называется. А это значит, читатель в совершенстве владеет немецким.

— Знает немецкий? Валя, ты гений… Об этом я и не подумал. Так… Сделаем вот что… Я тебе принесу один предмет завтра. Ты пальчики с него снимешь, только неофициально, и сравнишь их с пальчиками на банке с кофе, в которой рыжье было. Ну, это — зубы золотые. Только внимательно смотри, сличай, чтобы ошибки не было.

— Я всегда внимательно смотрю, — распрямился Валентин и подтянул штаны. — А что это за объект будет?

— Только никому не слова… ладно? Там и мои пальчики будут, сто пудов, но ты как-нибудь отфильтруй их. Я тебе свои для образца оставить могу. Я же за объект хватался. Но мои отпечатки сверху должны быть. Уже после исследуемых.

— В дактилоскопии нет понятия «последних рук». Следы накладываются вне зависимости от времени их оставления. Конечно, я постараюсь отмести твои пальцы.

— Вот и славненько… Но это только между нами. Никто не должен знать об этом объекте исследования, да и о результатах тоже. Это гостайна, Валентин… ты же помнишь, из какой я структуры? — последнюю фразу я проговорил шепотом.

— Да, конечно, — заговорщически закивал эксперт и тоже прошептал, пылко и искренне: — Служу Советскому Союзу.

Зал ресторана «Аист» был полон гостей. На небольшой сцене уже бренчал и пиликал местный волосато-усатый ВИА. Ударник, соло, ритм и бас. И, конечно же, ионика.

Вокалист, тряся барашковой шевелюрой и переступая с ноги на ногу в туфлях с массивным каблуком, завывал хит — «Золотую лестницу».

Мы с Алёной пришли пораньше и заняли стол, который удалось в последний момент очень удачно зарезервировать через звонок Эрику Робертовичу. Сегодня вечер пятницы, и попасть в ресторан было бы не так просто, учитывая, что он единственный в городе.

Мы с Аленой расположились за столом с белой скатертью. К нам тут же подсел парень в темно-зеленом костюме, в белой рубашке и галстуке. Ну жених прямо! Только столик наш весь занят, и женихов нам тут не надо… Я поднял глаза на парня, собираясь не совсем вежливо, понастойчивее его попросить быстренько покинуть нашу дружную компанию, но парень обезоруживающе улыбнулся, кивнул, здороваясь, Алене и проговорил, обращаясь ко мне:

— Здрасте… Саныча, а где Зина? Она придет?

Мать честная! Это был Тулуш. Я его даже не признал в таком наряде. Пуговки, что малахит, отливают благородным изумрудом, стрелки на брюках так наглажены, что об них порезаться можно. А на рукавах рубашки… запонки? Ну точно, они самые.

Мозг отказывался видеть в этом элегантно наряженном молодом парне моего Салчака. Казалось, что парень его проглотил и оставил от него не рожки да ножки, а улыбку и смуглость кожи. При свете дня кожа у Тулуша иногда смотрелась будто немного грязной, но в обрамлении костюма и в приглушенных тонах ресторана — выглядела как у аргентинского дона.

— Зина скоро придет. Знакомьтесь, это Алена, это Тулуш. Это я…

— Наслышана, — улыбнулась Алена Салчаку, — признаться, я вас представляла совсем иначе…

— Костюма не мой, — хихикнул Тулуш. — У сосед по комнате взял поносить. Он давать не хотел, но я его убедил. Костюма сильно нужен сегодня, Саныча сказал, свататься будем.

Я было хотел возразить насчет сватовства, но не успел — в обеденный зал ресторана вошли двое. Девушка в незатейливом платьице с белым воротничком «отличницы» и интеллигентного вида пожилой мужчина в костюме-тройке.

Артищева я узнал сразу, по профессорской бородке, тем более, что вечно он тройку носит, а рядом с ним в воротничке… Зина. Хм… И почему они вдвоем пришли? Тем временем парочка безошибочно и быстро нашла нас глазами и направилась к нашему столику.

— Здравствуйте, здравствуйте, — раскланялся Артищев, галантно поцеловал руку Алене, сам ей представился, я даже рта не успел открыть, и сразу перешел к извинениям: — Вы уж простите, Александр Александрович, что нагрянул на ваш вечер без приглашения, Зина проговорилась, что у вас небольшой сабантуйчик намечается по поводу удачно завершенного дела.

— Какого дела? — я глянул испытующе на Зину.

Что она там наплела своему шефу? Но девушка отвела взгляд.

— Ну как же? — всплеснул руками главред. — Не скромничайте, дорогой Александр Александрович. Я же знаю, что вы лично устранили этого крайне нехорошего человека, ликвидировали, так сказать. Того самого Силантия, которого я видел на рынке и который, как мне кажется, подослал ко мне своего дружка в редакцию, чтобы счеты свести.