Навстречу выскочила злая и кривая собачонка с хвостом-бубликом. Отчаянно загавкала, но, увидев двоих непонятных и хмурых людей, громыхая цепью, тут же поспешила спрятаться в будке. И уже оттуда тявкала и плевалась. Иногда аж повизгивала от желчного бессилия.

Я поднялся по скрипучему крыльцу и постучал. Никакой реакции. Я осмотрел дверь и понял, что было не заперто. Кто-то внутри явно есть… Я это чуял.

Хотел еще постучать, но замер — нехорошее предчувствие не дало этого сделать.

Кивнул Тулушу, чтобы тот обошел дом и проверил окна. Тот понял меня без слов. Кинулся вокруг сруба. Бесшумно оббежал периметр и жестом показал, что никого не увидел, а окна заперты.

Признаться, я сам удивился, как мы легко понимали друг друга, я почувствовал себя таким же Салчаком-охотником из его рода-племени.

Держа наготове револьвер, я резко распахнул дверь и вошел. Тулуш юркнул за мной. Оказались в избе с массивной русской печкой. Стол струганый, лавки, на стене висит ружье. А в углу, на стуле, тоже самодельном, покачивается женщина, держа сверток с грудничком. Одета в простенькое старомодное платье, больше похожее на халат, на голове белая косынка.

— Тише! — зашипела на нас женщина, окинув каким-то недобрым и одновременно очень грустным взглядом. — Разбудите…

Я прижал руку к сердцу, сделал легкий поклон головой, мол, извиняйте, барышня, что врываемся, и шепотом спросил:

— День добрый, чужаков не видели в деревне? Пришли только что? Кто у вас в поселении старший? Как его найти?

Выдал сразу все вопросы, чтобы не отвлекать потом от дитятки.

— Нет здесь никого чужих, кроме вас… уходите, — змеюкой шипела тетя.

Глаза у меня привыкли к полумраку, солнце еще не село, но в доме темно. Окна, по-деревенски маленькие, еще и в занавесках, пропускали мало света, а электричество в деревне вырубили, ожидая затопления, и теперь вдоль улицы торчали лишь покосившиеся столбы электролинии без проводов.

— А как старшего найти? — еще раз уточнил я, незаметно оглядывая обстановку в доме и подмечая детали.

Из помещения выходят еще две комнаты, наглухо завешенные шторами. Одна из них нижним углом задралась вовнутрь. То есть туда кто-то вошел и протащил шторину. Я глянул на обувь у порога, про себя отметил некоторые странности. Мотал на ус, а внешне держал дежурную лыбу.

— Отец мой старший в деревне будет, нет его. За рыбой по реке пошел, не скоро вернется. Завтра или послезавтра придет. Уходите, — настаивала женщина.

На вид ей было за тридцать, но с деревенской жизнью в глухом углу не угадаешь — она могла быть гораздо моложе.

— Все, хозяйка, мы уходим… — я выставил вперёд ладонь. — Последний вопрос, как зовут ваших детей?

— Вам зачем? — нахмурилась тетя. — Гриша его зовут.

Что и требовалось доказать. Один у нее ребенок. Теперь я был уверен в своих догадках.

— Извините, все, мы пошли, — я кивнул Тулушу на дверь. Направился на выход и уже на пороге остановился, развернулся и почесал макушку. — Ах да… Нам бы еще лодку моторную с провожатым раздобыть… Чтобы до Михайловска добраться. Не подскажете?

— У пристани, первый дом слева. Спросите Демидыча. Он всегда дома. За небольшую мзду хоть в ад увезет, — мрачно выдала она.

— Отлично… В ад мы не торопимся, а вот в Михайловск нужно поспеть… Причем срочно, — понизив голос, я проговорил: — И если что, гражданочка, будьте аккуратнее. Дверь заприте, в окрестностях у вас беглые зэки объявились. Скорее всего, они в Михайловск двинули, но мало ли?

— Зэки? — переспросила женщина, а я подумал, может, и слов они таких здесь не знают. Темнота… И добавил: — Каторжники беглые. Ферштейн? Еще раз звиняйте, хозяйка, мы ушли.

И мы с Тулушем вышли, а я поплотнее прикрыл дверь. Напарник семенил за мной, что-то пытаясь мне сказать. Торопливо и сбивчиво.

— Не сейчас, друг, — осадил я его. — Нужно сделать все быстро и четко… Иди за мной и не болтай.

— Но, Саныч, тама… — пытался возражать Тулуш.

— Тише! Тише… молчи… У меня план! Ты все испортишь.

— Я хотел сказать, что там… — пытался донести до меня Тулуш, но навстречу нам попался местный житель. Парнишка лет пятнадцати. Интересно, как он в школу ходит? На лодке?

— Эй, пацан, — окликнул его я, и тот с радостью к нам подошел.

Для местных любой гость был в диковинку и вызывал сильнейшее любопытство.

— Здрасьте, — улыбнулся он и сверкнул на солнце кляксами веснушек.

— Где Демидыча найти?

— А на кой он вам, дядя? — спросил ушлый паренек, при этом с нескрываемым интересом разглядывая Тулуша.

— Лодка нужна до Михайловска, с мотором, — громко и четко произнес я, чтобы вся улица меня слышала.

Она вроде и пуста, но я знал, что сейчас из-за шторок и оконных «паутинок» на меня таращатся несколько пар глаз из окрестных домов. Здесь нет телевизора и кинотеатра, и самое лучшее развлечение для местных — это смотреть в окно, особенно в такой момент, когда на улице «показывают» разных чужаков и Тулушей.

— Дай рупь, провожу, — нагло щурился рыжий.

— Харя не треснет? Много тебе будет, на вот мелочь, — я отсыпал ему в ладонь медяков, которые завалялись в кармане олимпийки.

Конечно, Демидыча я бы и сам нашел, сказали же — у пристани, первый дом слева, но нужно разыграть перед деревней представление, иначе не поверят.

— Вот ты жмот, дядя, — цокнул парень.

— Поговори еще, — я отвесил ему легкий профилактический подзатыльник. — Веди к Демидычу.

— Пошли… — почесав затылок, парень присмирел и повел нас к реке.

На пологом берегу лежала россыпь самодельных деревянных лодок разной степени потертости. Длинные и узкие, как африканские гавиалы. Борта изнутри и днище у наиболее старых залиты гудроном, как черным панцирем. Некоторые лодки метров по семь-десять длиной. Для местных лодка — это все, и машина, и грузовик, и средство связи с внешним миром. На такие деревяги они грузили до тонны груза. Ходили они на них на покосы, возили сено, доски, сопровождали сплав бревен. Ну и, естественно, рыбачили. Ставили сети и рыжовки.

— Эво его дом, — махнул рукой на хибарку почти на самом берегу пацан.

— Свободен, спасибо.

— Дядь, дай сигаретку!

— Мал еще, пшел! — изобразил я городского пижона (а в понимании местных — наверное, скорее, барина), который простой люд не только не признает, а вообще презирает.

— Ну точно жмот! — прокричал пацан и рванул бежать прочь.

— Зачем так громко говорить, Саныча? — дивился Тулуш. — Вся деревня знать, что мы здесь. И хуже — что мы плыть собрались.

— Так нужно, — я хотел уже было объяснить ему мой план, но из-за ветхой изгороди, больше обозначавшей границы, чем защищавшей участок, выглянула бородатая морщинистая морда в картузе и с цигаркой в зубах.

— Чаво нать, городские? — прошамкала морда полубеззубым ртом.

— Привет, отец, ты будешь Демидыч?

— А кто спрашает?

— Да нам до Михайловска нужно. Срочно! Туристы мы. Заблудились. Леший водил.

— Врешь, — шипел старик. — Не туристы вы… Шпиёны вы!

Он вдруг достал откуда-то двустволку и направил прямо на нас.

— А ну, хенде хох! Китайцы!

— Слышь, Демидыч! — я на всякий случай поднял лапы в гору и Тулушу кивнул, чтобы повторял за мной (он уже зорким глазом примеривался, какой взять камень с земли, чтобы вырубить деда). — Какие на хрен мы тебе китайцы? Ты хоть раз их видел? Русские мы…

— И он русский? — недоверчиво ткнул стволом в Салчака Демидыч.

— Еще какой русский. С чего ты взял, что мы китайцы? Где Китай — и где Мохово? И вообще, даже если и было бы так… Русский с китайцем — братья навек! Забыл? Эх, деревня…

Я аккуратно усмехнулся, делая вид, что я парень простой, что твои две копейки.

— Служил я на китайской границе, — продолжал гудеть тот. — Знаю, какие они хитрожопые. Не братовья они нама! А ну пущай по-русски этот что-нибудь сбалакает.

— Тулуш, скажи по-русски, — повернулся я к напарнику. — Ну!

— Матрешка, балалайка, водка, — выдал тот с улыбкой.