— Терпи, братец, терпи, — приговаривал я. — Надо полечиться, так сказать.
Мухтар понимающе терпел, только лапами на месте переминался от досады. А когда я его отпустил, затряс головой и от души прочихался. Ну прямо как человек. Только ушами щелкал, когда башкой крутил после каждого чиха. Вот так человеки не могут.
Ну все… В умных книжках по кинологии написано, что минут через пятнадцать-двадцать нюх в норму придет, это я запомнил. А пока мы продолжали путь.
Еще часа два мы продирались через лес, следуя уже вдоль реки. Я пожалел, что не взял карту местности, но такие вещи на гулянку обычно не берут. Но я знал, что где-то впереди есть деревня Мохово.
Тулуш шел по следу вместо Мухтара, только ориентировался не на запах, а на невидимую обычному глазу примятую траву, сбитые листочки и прочие только ему известные лесные признаки.
Продвигаться приходилось осторожно. Беглецы знают, что мы их преследуем, и запросто могут пакость задумать. Наган я держал всегда наготове. Еще дал команду Мухтару: «чужой», чтобы тот тоже был начеку. Пёс поднимал шерсть на холке, вглядываясь в чащу и иногда беззвучно скалился. Вероятно, слышал присутствие чужаков.
На берегу, где деревья отступили, появились коровьи отпечатки копыт. Судя по всему, здесь стадо частенько спускалось на водопой. Всё затоптали, и Тулуш потерял след.
— Там деревня! — уверенно заявил Салчак, тыкая пальцем вниз по реке. — Скотина оттуда приходить.
— Скорее всего, наши «друзья» туда направятся, — кивнул я и посмотрел на часы.
— Зачем им туда идти? — сердито спросила Вера. — Они знают, что мы на хвосте и можем поднять тревогу в населенном пункте. В лесу проще укрыться.
— Населенный пункт, — усмехнулся я. — Это громко сказано. Телефонов и почты там и в помине нет. Маленькая рыбацкая деревушка. Дороги, кстати, тоже нет, добраться-то до нее только по реке можно. Ну или как мы, через лес пешком, а ещё на коне. А зэки туда всё равно пойдут, чтобы разжиться нужными в лесу вещами. Думаю, там они грабанут местных, затарятся продуктами, возьмут лодку и пойдут вниз по течению, в сторону Михайловска. Там ж/д вокзал, автостанция. Есть возможность и на попутках свалить или машину угнать. Вот там и надо их ловить.
— Вот бы сообщить в Михайловск, чтобы ждали гостей, — задумчиво проговорила Вера.
— Скорее всего, там уже информированы власти и милиция и объявлен, наконец, план-перехват. Только непонятно, почему вообще зэки поперлись в Зарыбинск, и почему раньше никто их не ловил?
Вопрос давно превратился в риторический и повис в воздухе. Но обращен он был, хоть и завуалированно, непосредственно к прокурорской. Она же оказалась в этом щекотливом вопросе самая осведомленная из нас! Если я еще как-то мог догадываться, каких-таких особенных урок мы ловим, то Мухтар и Тулуш вообще не в курсе были.
Вера на мой вопрос отмолчалась, наклонилась прекрасным ракурсом ко мне и старательно перевязывала шнурки на кроссовках. Я выпал на несколько секунд из действительности, а мой взгляд как магнитом притянуло к упругим ягодицам следачки. Но я быстро опомнился, таким оружием меня не возьмешь и бдительность не усыпишь. Жаль, конечно, но сейчас другие дела. Самолеты, а не девушки. И я дал новые указания:
— Нужно ускориться и дойти до деревни раньше беглых. Если они захватят там стволы, то будут отстреливаться. Этого допустить нельзя.
Видя вопросительный взгляд, я добавил:
— В таких поселениях полно охотников, соответственно, и нелегальных ружей там тьма. А, скорее всего, и нарезь имеется — карабины всякие и винтовки. Не удивлюсь, если там ещё завалялась какая-нибудь трехлинейка со времен Великой отечественной или вообще с гражданской. Наш наган против нее не вывезет.
— Эти могут разжиться оружием, да… им не в первой… — кивнула Вера, а потом прикусила губу, будто опомнилась и не хотела больше ничего рассказывать.
Я отвел ее в сторонку, потянув за локоток, и вполголоса спросил:
— Слушай, Вера Андреевна… Выкладывай, что знаешь. Мы тут не в бирюльки играем, а, возможно, и даже скорее всего, рискуем жизнью. И вот чтобы риск этот был меньше или чтоб вовсе его избежать, расскажи нормально, кто они и что собой представляют. Я же вижу, ты информацией владеешь гораздо больше меня. Что ты скрываешь?
Следачка вздохнула, подумала, а потом посмотрела мне в глаза и серьезно спросила:
— Обещаешь никому не говорить?
— Что именно? Информацию о беглецах? Ее скоро по всем ориентировкам раструбят.
— Нет… о том, что это именно я тебе рассказала.
— А ты вообще у нас кто? — я тоже не сводил с нее взгляда.
— Следователь Зарыбинской прокуратуры, — отрапортовала девушка заезженную и привычную фразу.
— Ну-ну… ладно… будем так считать. Обещаю молчать. Рассказывай уже.
— Это долгая история, ты сам сказал, что нужно успеть в деревню. Я тебе обязательно все подробно расскажу, как будет время, обещаю, Саша, а пока могу сказать одно — это очень опасные люди. Их надо остановить.
— Назови статьи по которым они осуждены, и мне этого будет достаточно, я сам составлю их, так сказать, портрет.
— Самые безобидные в их послужном списке — это вооруженный разбой, еще есть убийства, изнасилования.
— Добро… Принял. Но потом ты мне все-все расскажешь. А теперь выдвигаемся. Вперед! Не отставайте.
И я первым устремился вниз по реке, перейдя на легкий бег. Еще час мы мотылялись по заросшим тропам, пока, наконец, вышли к деревушке. Та расположилась в живописной долине на берегу реки, где лес отступил, а из земли торчали деревянные избы без фундамента.
— Будто в прошлый век попала, — прошептала Вера, оглядывая небольшое поселение, состоящее из одной единственной улицы без названия. Лишь пасущееся стадо коров, голов на два десятка, что щипали уже желтеющую траву между нами и домишками, говорило о том, что деревушка эта жилая. Без рогатых выглядела она уснувшей навеки, с заросшими огородами и покосившимися домами. Без фундамента часть из них буквально вросла в землю, а у некоторых завалились углы, отчего строения казались особенно старыми и шаткими.
Место не проездное и глухое. Я слышал про Мохово, что деревня попадала в условную зону затопления в связи со строительством Угледарской ГЭС на реке. И всех жителей много лет назад переселили. ГЭС построили, запустили, а Мохово так и не затопило. Некоторые местные вернулись в поселение и стали жить как прежде. Только как прежде уже не получилось — эту деревню уже навсегда вычеркнули из реестра населенных пунктов, тут даже электричества не было. Глухомань полная. Рыбный промысел и коровы, вот и все занятие немногочилсенных местных жителей. Здесь сохранялось что-то вроде артели, наподобие тех, которые двадцать лет назад пали от рук Хрущева.
— Тихо-то как, — Вера вглядывалась в домишки с каким-то мистическим трепетом. — Ни души…
— Тишина обманчива, — резко проговорил я. — Там они засели, как пить дать. Что думаешь, Тулуш?
— Человеки кушать хотеть, оружие хотеть, отдых хотеть. Там они, там где-то… да…
Насчет усталости-то я и не подумал. Сам уже изрядно вымотался, а беглецы — тем более, ведь они больше нас протопали. Шли в Зарыбинск, а потом мы их спугнули и обратно погнали.
— Я пойду один, разведаю, — я спрятал наган за пояс, под олимпийку.
— Один нельзя, — замотал головой Тулуш. — Я тоже пойду…
— Я с вами, — нахмурилась Вера.
— Нет, опасно, — твёрдо возразил я и передал ей поводок Мухтара. — Держи… Жди здесь, в кустах, пес будет тебя охранять, если почешешь ему за ухом, конечно…
На том и порешили — я видел, что поводок Вера сжала крепко. Всё-таки боялась? Мы с Тулушем направились в деревню. В луже купались белые, как снег гуси. Вытянув шеи, они зашипели на чужаков, но пропустили. Гоготали и хлопали крыльями вдогонку, дескать, бегите-бегите, трусы!
Мы же зашли в ограду первого попавшегося дома, что был ближе к лесу, но смотрелся тот основательным. Из толстенного кругляка сложен. Бревна потемневшие, но не гнилые. Печная труба — с черной каймой, закопчена, сразу видно, что дом всё-таки жилой.
