Рядом был Марат Сергеевич, который выглядел совершенно трезвым.

— Тяжело ему. Вы не будите, пускай спит. К вечеру всё равно проведём поминки по погибшим, — сказал начмед и пошёл на выход.

— Ему уже задачу поставил комэска, — сказал Глеб Георгиевич, идущий следом.

— Ну куда ему задачи выполнять⁈ Половину котелка разбавленного выпил почти залпом. И не закусывал даже, — возмутился Марат Сергеевич.

Начальник штаба поразмыслил и повернулся ко мне.

— Сан Саныч, я помню, как ты хорошие наградные писал. Тексты такие запоминающиеся. Давай-ка иди и займись этим. Я в штаб дивизии сейчас позвоню, что нужно содействие оказать.

Помочь и правда надо. Тем более, это в память о Баге и Маге. Хоть какой-то наградой их посмертно можно будет наградить.

Вечером, пока остальные собирали личные вещи трёх погибших, я отправился в штаб дивизии. Пока что мыслями я был на аэродроме, вспоминая, как из вертолёта доставали тела однополчан. Такие картины не сразу забываются.

Войдя в штаб, я уже увидел, что двое бойцов вывешивают подобие некролога. С чёрно-белых фотографий на меня смотрели Магомед, Баграт и их бортовой техник.

Не так уж и просто читать сухие строчки послужного списка каждого из товарищей. Ещё тяжелее смотреть в глаза тем, кто на фотографиях. Они будто говорят тебе: ' — Так уж случилось, Сань'.

— Вы с 363й эскадрильи? — услышал я чей-то голос из открытого кабинета.

— Да. Лейтенант Клюковкин.

— Старший лейтенант Галдин, прикомандирован к штабу 109й дивизии. Тяжело кадровому и строевому отделам здесь, приходится помогать им в нелёгком деле, — улыбнулся он, подойдя ближе.

Не разделяю его радости. Судя по его отглаженной форме, приятной туалетной воде и японских часах на руке, не так уж ему и тяжело в штабе дивизии.

— Столько бумаг, таблиц, списков. Всё проверить нужно. По погибшим с замполитами решить документальные вопросы нужно. Знал бы, не просился сюда. Вы ведь тоже не думали, что надолго здесь. Так, за орденом и чеками?

Какие-то у старлея мысли странные. Совсем не вяжутся с текущей ситуацией.

— Вы извините, не лучший день для весёлых бесед. Мне нужно представления сделать на погибших. Где я могу поработать?

— Я вам покажу. Вообще, подвели вы нас. Опять потери…

— Что простите? — переспросил я.

Надеялся, что ослышался. Не хотелось мне учить уму-разуму этого Галдина.

— Да я понимаю, не ваша вина. Не вы же командир эскадрильи. Просто тут только операция закончилась, комдива хвалили за малые потери. А теперь сразу три человека нас подвели. Будем в «отстающих»…

Похоже, Галдин совсем уже «переработал» в кабинете. Надо его взбодрить.

Я резко схватил его за руку и заломал её.

— Ты чего⁈ Пусти, лейтенант, — вскрикнул Галдин.

Из кабинетов выскочили несколько человек, но я уже был настроен решительно. Развернул старлея и подвёл его к некрологу.

— Отстающие говоришь⁈ Подвели потерей⁈ Ну, скажи это им. Пожалуйся!

— Понял-понял! Неправ был, — кричал Галдин, когда я выворачивал ему руку.

Он совершенно не сопротивлялся. Зато посмел так отозваться о погибших!

— Отставить, Клюковкин, — позвал меня знакомый рассудительный голос.

К нам ближе подошёл начальник особого отдела — майор Турин. Дверь его кабинета была открыта, и оттуда выглядывал уже близко знакомый мне Максим Евгеньевич.

— Вот, товарищ майор. Рукоприкладство! Готов доложить рапортом. И сколько свидетелей, — обвёл всех пальцем старший лейтенант.

С трудом он скрывал ухмылку. С появлением особиста, «зрители» нашего конфликта разошлись по рабочим местам. В коридоре остались только мы трое.

— Ничего. Я запомнил всех понятых. Могу вам список дать…

— Заткнись, крысёныш. Завтра жду от тебя рапорт командованию с просьбой направить служить в Анаву или Руху. Не будет, поедешь ещё дальше. Свободен.

На лице Галдина мимолётная радость сменилась ужасом. Через секунду он уже забежал в кабинет и захлопнул дверь.

— Клюковкин, ко мне в кабинет. Обсудите сегодняшнюю специальную задачу.

— Подождите, не самый лучший день для таких вылетов, — сказал я.

— Знаю. Поэтому вы полетите чуть позже. После полуночи. Это будет уже завтра, верно?

Судя по всему, Ми-28 готов уже и ночью работать.

После слов Турина, перестроиться на работу сразу не получилось. Да и сам майор не торопился вести меня в кабинет и начинать разговор.

Вячеслав Иосифович взглянул на некролог, но на его лице ни одна эмоция не проскочила.

— Растут потери. Как вы думаете, в чём причина? — спросил у меня особист.

А вопрос-то с подвохом! Так и продолжает Турин через меня пытаться выяснить обстановку в эскадрилье.

— Какой-то одной нет, но это точно не вина погибших. Пулю или ракету сложно обмануть.

Вячеслав Иосифович показал мне на открытую дверь, и мы с ним направились в кабинет.

— Это верно. А руководство, планирующее операции? Вы лично всем были довольны перед сегодняшним вылетом? — спросил он.

— Меня никто не спрашивал. Да и готовился я к специальным вылетам.

— Но вы же не могли не заметить ошибки командования. Почему не предупредили вашего нового командира? Не считаете себя виноватым?

Вот оно как! Такое чувство, что особист заделался адвокатом Баева.

Ловко он задал вопросы. Сейчас мне нужно будет назвать фамилию замполита, с которым случился конфликт у командира эскадрильи. Пожалуй, Турин с каждым разом всё сильнее интересуется делами в нашем подразделении.

— Этого не требовалось. До меня майор Кислицын высказал те же соображения.

— И их во внимание не приняли? Почему не настояли? А сами почему не решили сказать Вячеславу Иосифовичу? — уточнил особист.

Я остановился и повернулся к Турину.

— Товарищ майор, вы и без меня знаете, что подполковник Баев за человек. Никто в эскадрилье ему «палок в колёса» не вставляет. Не стоит искать среди нас врагов.

— Хороший человек, примерный семьянин, член партии. К тому же вы ещё не видели список его наград. Побольше чем у вашего предыдущего комэска. Но вот незадача! Такой заслуженный человек и был снят с должности начальника службы безопасности полётов армии. И теперь командует эскадрильей.

— Карьерист!

— Не смешно, лейтенант. У меня была одна головная боль, а теперь две — духи и ваш командир.

Закончив на этом наш разговор, Турин завёл меня в кабинет. Здесь уже находились Максим Евгеньевич и Виталий, а рядом с картой, разложенной на столе, стояли в серых комбинезонах Карапетян и его коллега.

— Клюковкин, как вы? — спросил у меня Виталий, похлопав по плечу.

— Всё хорошо, если сегодня это слово вообще актуально.

Ко мне подошёл Карапетян и пожал руку.

— Александр Александрович, примите наши соболезнования. Понимаю, что не самый удачный момент для разговора. Если мы можем отложить операцию, то я готов всё отменить. Думаю, Максим Евгеньевич войдёт в положение.

Главный «конторщик» кивнул.

— Если есть острая необходимость, то да. Но уж слишком долго мы ждали эту возможность.

Не думаю, что мои погибшие друзья хотели бы откладывать выполнение специальной задачи.

— Спасибо, но мы должны идти вперёд. Пара на прикрытие будет готова. Задача какая у нас? — спросил я.

Карапетян подвёл меня к карте и начал объяснять задачу.

— Всё весьма просто. Нашему экипажу необходимо выйти вот в этот район и нанести удар управляемыми ракетами по одному из домов в кишлаке. Естественно, в тёмное время суток.

Обозначенный мне район был изучен хорошо. Основной ориентир в этом предгорье Гиндукуша — река Панджшер и её рукав Ниджраб.

— Гористая местность, зачисток здесь почти не проводилось. Вдоль реки идёт дорога, которую и в лунном свете будет видно. Какой из кишлаков является целью?

— Вот этот, — указал Гурген Рубенович на населённый пункт Нагуман.

— Я понял. Как будет обозначена цель?

Карапетян улыбнулся и предложил своему коллеге рассказать дальше. Это тоже оказался лётчик-испытатель. Звали его Евич Андрей Вячеславович.