— Саныч, ещё минута до взлёта. Так что насчёт прикрытия? — повторил вопрос Кеша.

Я внимательно проверил кабину, осмотрел пространство вокруг вертолёта и параметры на приборах. Всё в полном порядке.

— Это перспективный вертолёт. Будущее и труд многих людей. И для нас, и следующих поколений вертолётчиков, важно сохранить этот образец. Стоит нам из-за него рисковать? — спросил я.

Такое ощущение, что нервничает даже сам вертолёт перед столь ответственным вылетом.

На часах стрелка отсчитывала оставшиеся секунды до взлёта. Вертолёт вибрировал и дрожал. Левая рука мягко лежала на рычаге шаг-газа, готовясь оторвать Ми-24 от полосы.

— Думаю, стоит. Если надо, прикроем, командир, — ответил Кеша.

— И я про тоже.

Секундная и минутная стрелки сомкнулись на цифре 12.

— Внимание, режим 2! — скомандовал я, и мы втроём одновременно оторвались от полосы.

Десятая минута полёта. В эфире по-прежнему тишина. Освещение кабины действует несколько успокаивающе в столь напряжённой обстановке. А по-другому и быть не может, когда выполняешь столь специфические задачи.

Весь полёт до цели проходит в режиме радиомолчания. Бортовые аэронавигационные огни выключены, чтобы не привлекать внимание. Ориентироваться можно только по строевому огню ведущего и по естественным «осветителям». В данном случае это луна. Сегодня она как никогда красива.

— Командир, если вы не заняты, посмотрите, какая красота! — восхитился по внутренней связи Кеша.

— Разумеется не занят! Во время полёта у меня всегда полно свободного времени. Что и где ты увидел? — спросил я, осматриваясь по сторонам.

— Ночь сегодня слишком красивая. Романтика прям!

Трудно с Кешей не согласиться. Ночное афганское небо совсем чистое. Звёзды будто совсем рядом. Кажется, что протянешь руку и дотронешься до одной из них.

Малая медведица с Полярной звездой видны отчётливо. И вся карта звёздного неба как на ладони, как в планетарии.

— Арабская нооочь, горяча словно день! — затянул я песню из одного мультфильма.

Ну невозможно сдержаться и не пропеть строчку из «Алладина».

— Не слышал такой песни, — сказал Кеша.

— Да это так… экспромт. За курсом следишь? Не отклоняемся? — уточнил я.

— Хорошо всё. До точки выхода на боевой курс 5 минут.

Время уже подходит к началу выполнения пуска. Скоро начнём сбрасывать скорость, а Ми-28 лётчика Евича и его оператора выйдет вперёд, чтобы выполнить пуск.

— Командир, подходим к точке выхода на боевой курс.

В свете луны хорошо видно, как река Панджшер петляет среди гор. А слева тёмной стеной стоят предгорья Гиндукуша. Севернее нас находится город Махмудраки.

Не хочется вспоминать, что здесь мы уже теряли два вертолёта после попадания ракет ПЗРК. Однако забывать это нельзя.

Начинаем снижаться, чтобы быть ближе к реке и прикрыться холмами. В этих местах по берегам нет кишлаков. Значит, и к населённому пункту Ниджраб можно выйти скрытно.

Один поворот, второй, медленно перелетаем через очередную сопку. Точка выхода на боевой курс достигнута.

— 302й, режим 3. Готовность минута, — произнёс в эфир Евич.

— Понял.

Медленно отклонил ручку вправо, увеличивая интервал между мной и летевшим сзади МИ-28. Упускать из виду нашего коллегу нельзя, но ему сейчас предстоит выполнить пуск. На мне задача прикрывать его справа, а у Рогаткина — слева. Только я не вижу, переместился ли Семён.

— 305й, на месте слева.

— Понял, — принял я доклад от Семёна.

До выхода в точку пуска меньше минуты. Луна освещает контуры кишлака Ниджраб. Разглядеть можно только само место расположения населённого пункта. Надеюсь, что с помощью своего перспективного комплекса Евич попадёт куда надо.

— Режим 31, 40 секунд, — произнёс Евич, давая нам понять, что оружие на борту включено и оператор начал прицеливаться.

Его Ми-28 вылез ещё немного вперёд. Прибавляю скорость и выравниваюсь с ним. Конечно, могут ударить и снизу, но когда по бокам два вертолёта, ещё попробуй попади в кого-то конкретного.

В этот момент над кишлаком взлетела красная ракета. Вот и условный сигнал целеуказания от агентуры! Только бы они не ошиблись.

— Режим 31, 30 секунд! — чуть громче произнёс Евич.

Пока цель не в захвате.

— Что-то не так, — тихо сказал Кеша.

С пуском красной ракеты штурман-оператор должен был выполнить захват гораздо быстрее. Либо с аппаратурой, что-то не то, либо…

— Режим 36! Режим 36! — громко произнёс Евич.

Похоже, что оператор не наблюдает цель. Именно это и означает команда «режим 36».

— Манёвр! Надо прекращать, — произнёс Кеша.

— Есть ещё 15 секунд. Не торопись.

Времени на манёвр выхода из атаки у нас почти не осталось. А ракета выпущена! Пара минут и нас обнаружат. Но мы продолжаем приближаться к Ниджрабу.

— Командир, 10 секунд!

— Спокойно. Они знают, что делать.

Представляю какая работа идёт на борту Ми-28. На готовность к пуску ракеты у Евича осталось меньше 10 секунд.

Тишина в эфире продолжается секунды, а кажется, что целую вечность. Да, нам нужно выполнить задачу и уничтожить цель. Но пока мы просто летим на встречу с духами.

Секундная стрелка отсчитывает время. Каждый её шаг совпадает с ударом пульса. Такое ощущение, что это я должен пустить ракету.

— Ре…режим 33! Внимание! Пуск 1! — громко произнёс Евич.

Небольшая вспышка с правой стороны Ми-28. В лунном свете видно, как вперёд устремилась ракета.

Идёт отсчёт до встречи ракеты с целью. Всё внимание по сторонам, чтобы не появились пунктиры от очередей пулемётов или яркие вспышки от пусков ракет.

Тут же в районе кишлака произошёл взрыв. Да такой, что я засомневался в характеристиках цели.

— Пуск 2!

Ещё одна ракета устремилась к цели. Повторный взрыв произошёл теперь уже слева от места попадания первой ракеты.

— Непростой домик! — удивился Кеша.

Так взрываться может только склад с вооружением. Яркая вспышка и моментально всё вокруг дома попало под световой ореол взрыва.

— Режим 4! Влево выходим, — спокойно сказал Евич и Ми-28 начал отворот в сторону Семёна.

— Добавляем, Кеша, — сказал я, отклоняя ручку влево и одновременно набирая скорость.

Евич обозначил себя миганием бортовых огней, чтобы я мог пристроиться. Надо быстрее нырять обратно в расщелину, где протекает река Панджшер. Но маршрут нужно менять. На нас могут и засаду сделать.

— 305й, принимай влево. Пройдём над притоком, — подсказал я Семёну.

— Понял.

Но прошло несколько секунд, а он не отворачивал. Информацию он принял, но не выполняет.

— 305й, 302й передал влево уходить, — повторил Евич мою команду, но никакой реакции.

— П… понял, — нервозно ответил Семён.

Не похоже это на моего коллегу с ростом баскетболиста. Я начал искать глазами силуэт вертолёта Рогаткина, но в тени холмов разглядеть было сложно. Но у нас появился неожиданный «помощник». И лучше бы его не было.

В воздухе появился яркий жёлтый огонь. И это были явно не мигающие лампы аэронавигационных огней.

— Горишь, 305й, — произнёс в эфир Евич.

— Борт номер 18, пожар левого двигателя! — зазвучал голос «печально известной» РИты.

— Подтвердил. Правый… нет, левый. Тушить не выходит. Иду на вынужденную, — почти прокричал в эфир Семён.

Плохи дела! Под нами одни сопки, а сколько может быть духов неясно. Выбор у Семёна небольшой — прыгать или пытаться посадить. Что одно, что другое — опасно. Особенно когда не видно земли.

— 305й, площадку не видишь под собой? — запросил я, но это было не нужно.

— Эм… нет. Иду на вынужденную.

Дилемма такая, что если подсветить Семёну площадку, вся округа набежит сюда. Не подсвечу — разложит вертолёт на части. Шансов выжить мало.

Но тогда под удар попадает Ми-28. Вот она проблема выбора в военной философии! Как по мне, у Евича в воздухе шансов больше.

Да и согласно заданию, в случае необходимости, он должен лететь сам. А мы прикрываем.