Держу в поле зрения площадку и смотрю по сторонам. Я прикрываю ведущего, а потом он будет прикрывать меня.

— Внимание, проверяю площадку. Атака! — проговорил в эфир Баев и выпустил по площадке несколько снарядов из пушки.

На земле никаких взрывов. Только вверх поднялись несколько столбов пыли и камней от попаданий снарядов.

— 302й, на боевом. Атака! — доложил я и тоже отработал по площадке.

Повторный заход тоже не выявил мин на площадке.

— 220й, площадка готова. Разрешил подход, — произнёс в эфир Баев.

Первая пара Ми-8, поднимая пыль и разбрасывая во все стороны траву и камни, произвела посадку. Сверху прекрасно видно, как среди пылевого облака скачут тёмные точки десантников, которых высадили в этой части ущелья.

— 507й, высадку закончил. Иду домой, — доложил ведущий группы Ми-8.

— 220й, понял. 304й, возврат на Окаб, — дал команду Баев второй паре Ми-24.

Мы же с Баевым остаёмся, чтобы прикрыть десантников. После того как они займут позиции, будем возвращаться.

Ми-8 уже перевалили за хребет, когда я заметил шевеление на одной из вершин. Топливо у меня в достаточном количестве. Боевая зарядка полная.

— 507й, справа дух. Надо атаковать, — доложил я.

Баев уже заходит на цель и пускает залп НАРами. Цель однозначно поражена. В воздух поднялся столб пыли, а вниз со склона полетела груда камней. Но это ещё не всё.

Ещё одна группа духов показалась на вершине. Нужно отработать быстрее, иначе по Баеву может прилететь ракета.

— Ещё один слева. Атака! — скомандовал я и выпустил один залп НАРами.

Расчёт ПЗРК уничтожен. Отворачиваю от гор, но краем глаза вижу, что подо мной были ещё люди в цветных одеяниях.

— Подо мной! Сейчас сзади, — доложил я, но Баев молчит.

— Ловушки, командир! — кричит Кеша.

Почему не работает Баев? Он же меня прикрывает.

Успеваю выпустить ловушки, но в зеркале вижу, как в нашу сторону устремились две тёмные точки. Спутный след начал извиваться как змея.

Резко отклонил ручку влево, потом перекладка вправо, но у нас не истребитель. Не всё делает быстро Ми-24.

Взрыв рядом с кабиной. Еле удерживаю вертолёт. Земля приближается, и нужно выводить. Ручку на себя, нос задираю вверх. Даже слегка перегрузка прижала к креслу.

И тут снова взрыв. Мощный удар где-то позади меня. Звон в ушах. В нос бьёт запах гари, а спину что-то сильно греет.

— Пожар правого двигателя! — заговорила «девушка» РИта.

Вертолёт практически не слушается.

Кажется, надо выходить.

— Кеша, прыжок! Прыжок! Прыжок! — произношу я, но сам вижу ужасную картину.

Вертолёт валится вниз. Как раз туда, где на занятых позициях окапываются наши десантники. Прыгнем, и вертолёт рухнет на них…

Сирена бьёт по ушам. Речевой информатор сходит с ума, а в нос продолжает бить запах гари.

И время, как это часто бывает, растягивается в один длинный кадр. Сердце замирает, и дыхание сбивается. Решать здесь нужно как можно быстрее. Но вариант у меня только один — уводить вертолёт в сторону. А там как получится…

Спину обжигают языки пламени из грузовой кабины. Но я не могу себе позволить, чтобы вертолёт рухнул на своих. От взрыва погибнет много бойцов. Никогда себе не прощу. Даже не представляю, как можно будет жить с такой тяжестью на душе. От одной мысли тошно.

Вертолёт нужно уводить.

В кабине уже стоит дымовая завеса, но разглядеть «цветомузыку» на табло отказов можно. Кислорода не хватает, а доставать маску времени нет. От едкого дыма начинает ужасно першить в горле.

— Пожар правого двигателя! — продолжает говорить РИта.

Первая очередь пожаротушения запускается автоматически и должна была сработать. Но похоже, неудачно. Времени привести в действие вторую нет.

Стоп-кран правого двигателя успел закрыть, но ладонь обожгло языком пламени. Представляю, что в эти секунды в грузовой кабине.

Ручку управления тяну на себя. Как могу, задираю нос вертолёта, а с этим появляется возможность увести Ми-24 от своих.

— Влево! — проговариваю я, не думая, что меня кто-то услышит.

Теперь ручку управления вновь увожу в сторону. Совсем-совсем близко от наших. Ещё немного нужно пролететь. Удалось увести вертолёт от позиций десантников.

Но теперь новая проблема!

Успеваю выпустить шасси, чтоб можно было хоть как-то плюхнуться на поляну, но меня несёт к одному из кишлаков. Упасть на чью-то крышу, да с боекомплектом очень бы не хотелось. Тогда и сам погибну, и жильцы дома тоже. А там могу быть и дети. Да и взрыв будет такой, что зацепит соседей.

Пытаюсь сбалансировать вертолёт, но его болтает и идёт сильная вибрация. Температура растёт. Нащупываю тумблер аварийного сброса подвесок и мгновенно избавляюсь от них. Куда упали — неважно, но главное, что не на кишлак и на позиции десантников.

— Дома! Дома! — раздался чей-то крик в наушниках.

Уже не замечаю, что огонь начинает идти в мою кабину. Слегка перелетаю один дом, за ним второй. Вижу более-менее подходящий для посадки участок. Главное — примоститься удачно, чтоб не произошёл взрыв.

В кабине всё заполонило дымом. Ничего не вижу! Огонь вот-вот вторгнется ко мне. Запахи гари, жжёной проводки и керосина становятся сильнее.

Невыносимый жар по всему телу. Так хочется уже просто плюхнуться на землю, чтобы закончить с этим пожаром! Выскочить из горящей кабины и глотнуть свежего воздуха.

Вытягиваю рычаг шаг-газ у самой земли. Ещё немного и будет касание.

Резкий удар. Да такой, что меня начало болтать в кабине. Ремни впились в тело. Мотнуло так, что головой несколько раз стукнулся о блистер. Хорошо, что шлем на своём месте!

Всё вокруг вибрирует, мигает и горит. Но вертолёт на земле. Рычаг шаг-газ опускаю и быстро перекрываю стоп-кран второго двигателя.

Сквозь дым и пыль ничего не видно. Отстёгиваюсь и на ощупь ищу ручку сброса блистера. Тяжело, из последних сил и с невозможным головокружением, выбираюсь из кабины и падаю на землю. Вспоминаю, что не видел, как Кеша выпрыгнул из вертолёта по моей команде.

В любой момент произойдёт взрыв. Ползу к его кабине, поскольку в этом кишлаке я обстановки не знаю. Может, ко мне уже бегут духи, чтобы получить «честно заработанный» миллион афганей за мою голову. А за живого и больше могут дать.

Всё как в тумане. Вокруг пыль, поднятая винтами, которая ещё не осела. Сейчас может рвануть и тогда мне конец.

Хорошо было бы, если Кеша выпрыгнул.

— Командир, уходим! — почувствовал я железную хватку рук моего лётчика-оператора и его донельзя противно бодрый голос.

Не прыгнул, засранец!

Еле передвигаюсь по песку, продолжая слышать за спиной гул горящего керосина. Не успели уйти в сторону, как начал рваться боекомплект пушки.

И тут же произошёл громкий взрыв. Мы с Кешей завалились на землю, прикрыв головы руками. Пара секунд, и я прихожу в себя.

Вижу, что мы находимся рядом с разрушенным забором одного из дувалов. От строения за забором ничего почти нет. Думаю, что его победило время, а не война.

Подполз к забору и прислонился к нему спиной. Тут же кожу пронзила жгучая боль.

— Вот это мне напекло спину, — сказал я.

Следом подполз кашляющий Кеша.

— Ты чего не прыгал? Я тебе команду дал.

— Не слышал, Саныч, — улыбнулся Иннокентий.

Смотрю назад и вижу горящий Ми-24. Вокруг нас глинобитные строения и каменные заборы. А приземлились мы как будто на центральной площади этого кишлака. Руки зудят, спина ноет, а обожжённая шея щиплет. Осторожно провожу подушечками пальцев по болезненному участку на шее и чувствую, как начинают появляться волдыри.

— Саныч, родной! Как ты выжил? — осмотрел меня Кеша.

Форма слегка обгорела, но не так всё плохо. Сильных ожогов на мне нет, а ссадины, ушибы и ожог шеи, плюс кашель — пустяки.

Сейчас только переведу дыхание, будем выбираться. Может, нас отсюда подберут наши. Мне бы сейчас обезболивающего, да оно в вертолёте сгорело вместе с НАЗом. Повезло, что хоть оружие на нас.