На этом тяжёлое утро закончилось. И начался крайне длинный и жаркий день. Стрельба по кишлаку не прошла мимо Абрамова.

Он поочерёдно вызывал Залитиса, меня и наших лётчиков-операторов. Естественно, что Вадим Петрович собирался в ситуации разобраться по полной программе. Ему проблемы не нужны в первые недели командования подразделением.

После того как он всех опросил вместе с одним из особистов дивизии, повторно вызвали меня.

— Клюковкин, присаживайся, — сказал Абрамов, когда я вошёл в класс подготовки на КДП.

Представителя особого отдела уже не было. Я сел на стул, и Вадим Петрович продолжил.

— Давай так, Сань. Сейчас мы спокойно поговорим, выслушаю тебя и закроем обсуждение этой ситуации. Согласен?

— Так точно.

Абрамов улыбнулся.

— Сегодня вы атаковали кишлак Адусу. Намеренно ваш командир звена произвёл стрельбу НАРами. Что ты скажешь по этому поводу?

— Удар был нанесён по скоплению духов. Шла плотная стрельба. В том числе и со стороны кишлака.

Здесь я ничего не придумывал. Но и мне непонятно пока, каких показаний от меня ждёт товарищ Абрамов.

— Согласен. У меня и у представителя особого отдела сложилась картина. Но ведь Залитис попал в мирные дома.

Пожалуй, вот в этом месте командиру эскадрильи лучше поменять риторику.

— Я не видел момент удара. Сами понимаете, что в таких ситуациях всё очень скоротечно и быстро.

Абрамов поулыбался и слегка подался вперёд.

— Сань, ну не выгораживай ты Залитиса. Не совладал с эмоциями человек. Тем более что ему ничего не будет. Никто его в Союз отправлять не собирается. Просто нужно разобраться.

Вот такие благие намерения обычно всегда ведут к проблемам. Я согласен с тем, что Юрис поступил неправильно. Но мы ведь не знаем, насколько большой вред он причинил этому кишлаку. Он мог попасть и в какой-то склад душманов, который они скрыли среди дувалов или в сарай.

Если бы у особиста была информация, что в кишлаке погибли мирные люди, с Юрисом беседовали в другом месте. Значит, беседа с Вадимом Петровичем сейчас просто для того, чтобы он убедился в моей лояльности ему.

Либо у него такая тактика — сталкивает людей, а они потом ходят и «стучат» ему друг на друга.

— Клюковкин, ну помоги мне. А я помогу тебе. Ты же будущий лётчик Центра Армейской авиации! — развёл руками Абрамов и широко улыбнулся.

Он будто сейчас меня кинется обнимать. Пожалуй, мне придётся его слегка расстроить.

— Знаете, а я кое-что забыл рассказать товарищу особисту. Но вам расскажу, — улыбнулся я.

— Вот это другое дело! Давай, — сказал Абрамов.

— Я в эфире слышал команду, которую получил Юрис. Вроде бы, «303й, отрабатывай и уходим». Не помните, кто её дал?

Абрамов слегка поменялся в лице. Естественно, что эту фразу сказал комэска. Выходит, если потянут по всей строгости Залитиса, достанется и Абрамову.

— Кхм, точно не говорил особисту? — уточнил Вадим Петрович.

— Конечно нет! Я же будущий лётчик Центра…

— Достаточно. А ты не так прост, Сан Саныч.

— Вы тоже. Разрешите идти?

Абрамов промолчал, и я пошёл на выход из кабинета.

— Подожди, Александр. Есть ещё один разговор, — остановил меня комэска.

Я вернулся и сел на стул. Абрамов был слегка напряжён.

— Тебя и твоих коллег ведь не наградили за операцию в Джелалабаде. Комдив 109й дивизии и Сопин из 14й отдельной бригады специального назначения просят… нет, требуют вас наградить. Но я упираюсь в то, что командование армии не желает слышать о каких-либо боях на границе. Что думаешь?

Он и здесь моего совета просит? Надо будет скоро оклад комэска требовать пополам делить.

— Думаю, что вы знаете человека, который может оказать воздействие. Он, кстати, возмущался, почему нас не наградили, — намекнул я на маршала авиации Рогова Ивана Ивановича.

— Ты мне сейчас про маршала говоришь? Это слишком круто.

— Других у меня нет вариантов.

— Жаль, что Васюлевича не нашли. Тогда бы можно было и обратиться напрямую, — хлопнул по столу Абрамов.

В этот момент открылась дверь, и в кабинет вошёл Турин. С ним рядом были знакомый мне Максим Евгеньевич и Виталий Иванович.

Вид у всех был растрёпанный. Видно, что они шли очень быстро.

— Что случилось? — спросил комэска.

— Нашли мы Васюлевича. Вот, смежники помогли, — указал на Максима Евгеньевича Турин.

Два КГБшника подошли и поздоровались со мной и Абрамовым.

— С нашими коллегами из ХАД мы решили вопрос. Они отдадут нам того самого высокопоставленного члена из группировки Масуда. Обмен состоится сегодня на закате. Место нам указали. Никакого оружия и боевых вертолётов. Обычный обмен, — спокойно произнёс Максим Евгеньевич.

— Это хорошо. Сейчас организую перевозку, — быстро сказал Абрамов.

— Само собой. Но вы пойдёте с нами, Вадим Петрович. Во время обмена нужно будет опознать Васюлевича. Чтобы не получилось, как в прошлый раз, — добавил Виталий.

Абрамов нервно улыбнулся и слегка растерялся. Не самая лучшая идея, поскольку он вообще ни разу не видел Васюлевича.

— Я его даже не знаю.

— Отлично. А вы, Сан Саныч? Знакомы с Васюлевичем? — спросил у меня Максим Евгеньевич.

— Да, — кратко ответил я.

— Вы в любом случае с нами и полетите. Без оружия и в гражданской одежде.

Присутствовать на переговорах или при обмене пленными мне ещё не доводилось. Совсем не моего поля деятельности задача. Поэтому и слова Максима Евгеньевича меня удивили.

— Надеюсь, у вас есть гражданка? — спросил у меня Виталий Иванович.

— Разумеется.

— Тогда переодевайтесь.

Абрамов дал мне команду идти в модуль и готовиться. Заодно передать Кислицыну, чтобы готовился к вылету.

— Почему без оружия? — спросил я у представителей конторы, когда мы вышли в коридор.

— Иначе с нами разговаривать не будут, — ответил Максим Евгеньевич.

— А у духов оружие будет? — продолжил я.

— Обязательно, — подмигнул он мне.

— Супер! — поднял я большой палец вверх и ускорил шаг.

Меня привезли к клубу, где проводил политинформирование наш замполит Сергей Владимирович Кислицын.

Он вещал не хуже чем генсек с трибуны мавзолея.

— И чтобы каждый помнил, что он исполняет в Афганистане свой интернациональный… Клюковкин! — воскликнул замполит, когда я приблизился к нему.

— Товарищ майор, есть задача, — тихо сказал я.

— Сан Саныч, я тебя уважаю, но у меня политинформирование, — ответил он.

— Понимаю. Сам бы послушал, но это очень важная задача. Комэска сказал.

Кислицын кивнул и объявил, что продолжит завтра доводить информацию. Не прошло и часа, как мы уже набирали высоту и заняли курс на посадочную площадку в Панджшере.

На борту был представитель афганской службы безопасности ХАД, а также ещё пара оперативников из КГБ. Они же сопровождали и того самого высокопоставленного соратника Масуда. Максим Евгеньевич сидел рядом со сдвижной дверью с надетой гарнитурой.

В свете внутреннего освещения грузовой кабины я заметил, как пленный внимательно смотрит на меня. Выглядел он гораздо лучше, чем советские солдаты, которых вызволяют из плена. Душман улыбался, показывая мне, что он в себе уверен.

— Чем он тебя так заинтересовал? — спросил у меня Виталий.

— Слишком чистый для пленного.

— Не волнуйся. Сотрудники ХАД над ним «хорошо» поработали после пленения, — заверил меня Виталий.

— Столько людей погибло, чтобы взять его в плен.

Виталий промолчал. Он сам прекрасно понимал, что иногда советский солдат хочет мира в Афганистане больше, чем солдат афганской армии.

Вертолёт через несколько минут выполнил посадку недалеко от кишлака Руха. Бортовой техник вышел из кабины экипажа и открыл сдвижную дверь. Максим Евгеньевич показал всем выходить. Я спрыгнул на каменистую площадку. В столь тёмную ночь что-то разглядеть сложно. Если бы не включённые фары УАЗа рядом с вертолётной площадкой, то и сориентироваться было сложно.