— Мы старались! — радостно сказал руководитель полётами.

Ещё с минуту никто не решался подойти. Все выглядывали из-за машин, пытаясь оценить насколько устойчиво стоит вертолёт на домкратах.

Да я и сам боялся резко пошевелиться или тронуть что-то лишнее в кабине. Аккуратно отстегнул парашют, выключил аккумуляторы и быстро вылез из вертолёта. А точнее спрыгнул на бетон, отошёл на несколько шагов и посмотрел на Ми-24.

Винты ещё вращались, а сам вертолёт спокойно стоял на четырёх домкратах. Посадка, хоть и выдалась нервной, но того стоила. Не помешало бы в инструкцию экипажу внести мой случай как вариант действий при невыпуске шасси. Правда, только как возможный, а не основной.

Со всех сторон к вертолёту начали подходить люди. Многие аплодировали и подбадривали меня. Но у меня было ощущение, что вертолёт ещё нас сейчас удивит.

— Стоять! — крикнул я и был прав.

Несущий винт медленно вращается и останавливается. В этот момент сами начали открываться створки. Показались потёртые пневматики колёс. Шасси просто «вывалились» из убранного положения.

Очередная молчаливая пауза, нарушаемая дуновением ветра и шумом двигателей машин. Я повернулся и посмотрел на зама по инженерно-авиационной службе.

— Ну вот, а мы ломами били, домкратами подпирали. Сами вышли, — улыбнулся я и смахнул пот с лица.

Теперь уже меня начали поздравлять вовсю. После техники установили стойки шасси на фиксаторы и медленно уменьшили длину домкратов. Вертолёт опустился на бетон и застыл.

Началось бурное обсуждение произошедшего, а ко мне уже на полном ходу шли Евич и Медведев с командиром полка.

— Упало давление в гидросистеме, и, естественно, упало «противодавление», — объяснил один из инженеров молодому технику за моей спиной, пока я ждал начальство.

Как только Геннадий Павлович подошёл, я приложил руку к голове и начал докладывать.

— Видел всё. Молодец, Сан Саныч, — пожал мне руку начальник Центра и приобнял за плечи. — Завтра ты и экипаж на работу не приходите.

Неплохое поощрение. Особенно если брать во внимание, что на завтра намечен очередной парко-хозяйственный день.

Следом за ним поздравили и командир полка вместе с Евичем.

— Вам, Вячеславович, спасибо огромное за подсказки, — поблагодарил я.

— Пустяки. Мне самому было интересно, справишься или нет. Случай уникальный. В моей практике такого не было, — ответил Евич, подойдя ближе к вертолёту. — Осталось найти дефект.

Андрей Вячеславович подошёл ближе к Медведеву, и они начали о чём-то шептаться. Я снял шлем и начал прислушиваться, но голос командира полка заглушал переговоры Геннадия Павловича и Евича.

— Пока не найдём, эти вертолёты к полётам не подпускать, — дал команду Медведев, но Андрей Вячеславович решил его переубедить.

— Геннадий Павлович, вы же знаете, куда пойдут эти машины. Задача очень важная. Аппаратура на борту и сами вертолёты должны пройти обкатку в боевой обстановке.

— Вот найдёте причину тогда и будем разговаривать. А пока никаких полётов. Не вы, Вячеславович сидели в кабине, а мой лётчик.

Евич кивнул, а к Медведеву подошли военный представитель завода-изготовителя и представитель с КБ Миля.

Разговор они продолжили уже рядом с командирской машиной. Видно было, что они пытаются унять гнев Геннадия Павловича.

— Не получилось договориться? — спросил я у подошедшего ко мне Евича.

— Нет. У нас сроки уже горят. Неделя, как мы должны быть в Афганистане, а мы только тут закончили. Ты же видел новое оборудование. Развиваем линейку Ми-24.

Евич дело говорит. В этом времени в Ми-24ВП раньше, чем в моё время появились такие вещи, как управляемые ракеты «Атака» и её модификация «воздух-воздух» 9М2200.

— Ночью тоже? — спросил я, намекая на очки ночного ви́дения ОНВ-58В.

— Конечно. Новое бортовое радиоэлектронное оборудование, вооружение и приборы должны пройти обкатку. Но как видишь, Геннадий Павлович «встал в позу».

Вообще-то, я на стороне Медведева. На этом вертолёте не только испытателям придётся летать. Не каждый из строевых лётчиков рискнёт сажать Ми-24 без шасси на домкраты.

— Думаю, вы быстро найдёте дефект и устраните его, — сказал я, но видно, что Евич не разделяет моего мнения.

— Ты так и не понял. Из-за какой-то случайности мы сейчас завалим задачу, которую поставили на самом верху. Получат все. И ваш Центр тоже, — указал на здание штаба Андрей Вячеславович.

Если он не разделяет моего мнения, то я совсем не понял его рвения. Очень странно всё выглядит.

— Зато люди и техника целые будут. Ещё раз спасибо, но я, пожалуй, пойду.

Только отошёл от Евича, он догнал меня. И предложил пройтись со мной до КПП. Переодевшись и оставив снаряжение в раздевалке, я попрощался с коллегами и ещё раз поздравил Петю и Алексея с успешным вылетом. Пускай и с таким напряжённым.

По пути к выходу из части, Андрей Вячеславович уже строил гипотезы, что могло послужить причиной отказа.

— Где-нибудь стружка попала между клапаном и цилиндром. Заело намертво. На заводе разберутся, — продолжал мне объяснять Евич.

Я же предположения не собирался строить, хоть и был согласен с лётчиком-испытателем.

Так мы и добрались до КПП. Андрей Вячеславович не умолкая, а я молча. Уже за территорией части, он меня остановил и огласил самый важный вопрос.

— Сань, а если я тебя попрошу ничего не писать в рапорте. Согласишься?

Даже не знаю, как ему и ответить — грубо или кратко.

— Вячеславович, вы же понимаете, что это невозможно. Весь аэродром видел мой цирковой номер, а я напишу, что было всё чудесно? Вы же помните, что врать нехорошо.

— Только не надо морали. Затормозить испытания по-твоему лучше?

До сих пор не пойму, чего он так спешит. Ему звезду Героя уже дали. Евич — лётчик-испытатель первого класса. Молод и красив. Может, ему надо чеков заработать в Афганистане? Так ненадолго его туда отправляют. Обычно такие командировки на две недели. Максимум на месяц.

— Не лучше. Но мне непонятно, почему так спешить?

Евич покачал головой и достал сигареты.

— Мы с американцами вступаем ещё в большую конфронтацию. Семимильными шагами развивают палубную авиацию. Самолётостроение тоже идёт вперёд. Вертолёты отставать не должны. Иначе, зная руководителей пар… на самом верху, могут махнуть шашкой, и всё! Мол, нам вертолётов достаточно.

Есть что-то правильное в его словах. Но в данном случае ситуация некритичная.

— Дождитесь, что скажет Медведев. Наверное, ваши коллеги его уже «обработали», — ответил я.

К остановке рядом с частью подъехал городской автобус ЛиАЗ.

— Это мой автобус. Ещё раз спасибо за помощь, — пожал я руку Евичу и пошёл к открытым дверям «лунохода», как в народе называли этот городской транспорт.

Только я поставил ногу на нижнюю ступень, как меня окликнули. Это был солдат с наряда по КПП. Он стоял за моей спиной и пытался отдышаться.

— Что случилось? — спросил я.

— Командир… там… вас… ждёт.

Чуть-чуть мне не хватило времени уехать домой.

— Меня послали за вами.

— Прекрасно. Ты за сколько стометровку бегаешь? — спросил я.

— Ну, за 13 с чем-то.

— Вот и славно. Я за 12 секунд, так что ты меня не догнал.

На этих словах надо бы и закончить. Сесть в «Луноход» и рвануть домой.

— Едете, товарищ капитан? — спросила у меня женщина-кондуктор.

— Нет. Прошу прощения за задержку, — ответил я и спустился вниз.

Со слов рядового, меня к себе вызвал не командир полка, а сам Медведев — начальник Центра Армейской авиации. Сомневаюсь, что Геннадий Павлович делился причиной вызова с солдатом.

Евич куда-то быстро исчез. Будто и не стоял со мной на выходе из части.

— А где человек, который тут курил? — спросил я у дежурного по КПП.

— На такси уехал.

Когда только Евич успел его вызвать.

Войдя в штаб, я услышал, как по центральной лестнице спускаются двое мужчин.