К нему подошла кошка, нырнула под руку, подставив колючую спину, и коротко рыкнула, уставившись вдаль. На другом берегу реки, покоясь на подушке тумана, спали останки Левых Порожков. Чары решили стереть их с лица земли, и исполнителем был его старший брат. Серый не любил такие задания: слишком грубо и примитивно. Разумеется, если бы приказ отдали ему, он бы сделал все в лучшем виде. Брат тоже справился. А потом потерял жизнь на другом берегу. Быть может, на этом самом месте — в грязи, схваченной льдом.

— Найди лодку, — приказал он серому брату. — По воде будет быстрей.

Дороги здесь кончались: и те, что на земле, и те, что в небе. Луч света упирался в зеркала на башне и накрывал город куполом, а дальше была Ночь. Его брат выбрал хорошее место, чтобы умереть — на самой границе света и тьмы. Серый готов был поспорить — его черная душа канула в мрак.

К нему подвели здоровенного мужика, толкнули, заставив упасть на колени, и лысая голова, перечеркнутая тремя багровыми полосами, склонилась.

Серый едва сдержался, чтобы не почесать свои старые шрамы, зазудевшие на предплечье. Там навеки остались две буквы: И, Т. Инициалы старшего брата, который когда-то вырезал их на теле младшего ради потехи. Забавно, что потом им пришлось отказаться и от семьи, и от фамилии. Серый забыл даже имя, взяв себе новое — Ит.

— Кто был в лодке? — спросил он.

Лысый глянул на него исподлобья, но тут же опустил глаза.

Ит не любил досужую болтовню, да и разговоры в целом. Толку переливать из пустого в порожнее? А вот чарослова уважал. Они несли в себе саму суть явлений, и сейчас этот лысый дурак расскажет всю правду.

— Сур Верум, — произнес Серый, а затем повторил вопрос: — Кто был в лодке?

— Труп, — с усилием сказал лысый. — Тело.

— Чье?

— Мы хоронили Томаса.

— И все, больше не было никого? — другой серый отработанным жестом попытался схватить мужика за волосы и запрокинуть голову, но его пальцы лишь скользнули по лысине, как будто он решил его погладить.

— Никого, — буркнул тот.

Неужели врет?

Ит опустился на колени и заглянул ему в лицо. Глубоко посаженные глаза блестели острым умом, но чаросвета в них не было.

— От чего умер Томас? — спросил он.

Мужик как будто заколебался. Если соврет, Ит убьет его без раздумий. Ведь это будет значить, что тень спрятал артефакт от чар. Это запрещено законом. Законы нельзя нарушать.

Кошка подошла ближе, дохнула лысому в лицо, так что колючие усы оцарапали щеку. Тот содрогнулся всем телом, а на лбу выступили крупные капельки пота.

Пальцы Серого сомкнулись на рукоятке ножа. Смерть будет быстрой.

— Я убил его, — признался лысый. — Это был Первый. Главный среди нас, теней.

Оракулы так и сказали. Ит разжал пальцы и поднялся. Серые брюки измарались, но он никогда не боялся испачкаться. Внешняя грязь — ерунда, важен лишь внутренний свет.

— Отпустите, — приказал он.

Кошка разочарованно подалась назад, а лысый легко вскочил на ноги и скрылся в тумане. Он сказал правду, чарослово не оставило ему вариантов. Он убил Первого, лидера сопротивления. Все равно, по какой причине. Этот мужик с исчерканной головой сделал для равновесия мира больше, чем многие эквилибры.

Ит вновь подошел к кромке берега и склонился. Здесь прошло много людей: в рыхлом снегу остались крупные отпечатки и поменьше, вот со щегольским каблуком, а поверх него — глубокий след лапы с загнутыми когтями. Ставки в игре повышаются.

Лысый не врал, но он попросту мог не знать, что в лодку сел кто-то еще. Чарослово заставило его говорить правду, но у каждого она своя.

Серый знал — девушка была здесь. Он уже видел ее однажды — на балу, где она порхала по залу как сверкающая птичка. Ему захотелось убить ее еще тогда, потому что одним своим существованием она рушила весь его мир.

Серые братья притащили пузатую лодку, найденную в каком-то сарае, спустили ее на воду. Чаросвет побежал по старым доскам, латая их и защищая от протечек. Днище мягко присело, когда серые забрались внутрь, и кошка свернулась на корме, с любопытством трогая лапой воду.

Ит поморщился, расслышав переругивания братьев — не время и не место спорить о том, кто будет грести. Но в итоге весла окунулись в черную реку и подтолкнули лодку вперед.

Он отстает самую малость. Он ее догонит.

***

Шрам зашел за угол сарая, привалился к дощатой стене. Отдышавшись, потянул из-за ворота цепочку и прижался губами к кулону-рыбке, не в первый раз спасшему ему жизнь.

Пожалуй, он задолжал чаренышу.

— Срыли, — коротко сообщил Пак, подковыляв к сараю. — Жаль, наших мало. А то б мы им — ух…

— Ух, — согласился Шрам.

Никакого «ух» не получилось бы. Серых было шестеро, да еще с тварью. Они бы разделали все Порожки под орех. Остается надеяться, что след Мэдерли затеряется. Вот бы плыть сейчас с ней. Пусть бы даже на хвосте висел этот серый репей.

Но ей нужна его помощь тут, в Сумерках. А ему надо подумать, что сказать парням насчет Первого.

Шрам хорохорился перед Мэди, но убийство лидера сопротивления не сойдет ему с рук. Кое-кто захочет мести. Значит, надо успеть сделать как можно больше.

— Собираемся у Рут, — сказал Шрам, спрятав рыбку за пазуху и отлепившись от стены. — Скажи всем. Седьмой дом вступает в войну.

***

Грай Равий стоял под трепещущим алым флагом и страдал. Доклады шли один за одним, и все сплошь неутешительные. В Сумерках поднялся мятеж. Жалкие тени вместо того, чтобы осознать свои ошибки, вздумали идти на чаросветов. Им даже удалось проникнуть на Солнечный рубеж и сжечь полотно, закрывающее зеркало. Луч света выстрелил в тьму и, возможно, спас чью-то жалкую жизнь.

Но ладно бы тени… Чары, в крови которых пылал тот же свет, что и у него, отчего-то кинулись помогать жалким крысам. Зеркала перенаправили, устроив нечто вроде светового коридора, по которому серая людская река текла на земли других домов, дробилась на ручейки и иссыхала.

Возникал вопрос: кто будет работать на дом Красных Псов, когда срок ультиматума закончится?

Вторая причина того, что Грай Равий скрежетал зубами и сжимал кулаки, — проклятый Альваро. Артирес уперся как осел, не желая идти на уступки! Черные Псы хранили мертвую тишину, и в очередном докладе говорилось, что там вовсю готовятся к войне: строятся укрепления, стягиваются люди. Вот такой молчаливый, но однозначный ответ. Грай даже решил пойти на хитрость и приказал выкрасть девчонку, но его люди вернулись с пустыми руками. Еще одно разочарование — она растаяла как тень.

А его собственные воины, отчаянные красные псы, зубастые головорезы, вдруг как один полегли от пищевого отравления. Оружейные склады залило, хотя вот уже неделю не было никаких дождей, боевые машины то и дело вспыхивали и ломались сами по себе, и даже форму боевых чаров, с алыми лентами через грудь, поели мыши.

Послышались шаркающие шаги, кряхтение, и на стену, тяжело отдуваясь, поднялся Тибальд Дюрен.

— Насилу тебя нашел, — пожаловался он. Опершись на край высокого парапета, перевел дух. — Не в моем возрасте скакать по стенам. Отчего тебе не сидится дома, Грай? Тут жара и ветер. У тебя вон уже нос облупился.

— Надеюсь, хоть ты пришел с добрыми вестями, — вырвалось у него.

— А то как же! — заверил Тибальд, выпрямившись. Вытерев взопревший лоб, с отвращением встряхнул влажной ладонью. От него пахло духами, но кислая вонь пота пробивалась через тонкий аромат.

— Ты поймал девчонку? — понадеялся Грай.

Он бы казнил ее прямо здесь, на башне Солнечного рубежа, чтобы темная кровь полилась на головы мятежников.

— Я пустил по ее следу охотника, — ответил Тибальд. — Лучшего из лучших. Но я не приказывал брать ее живой.

Грай кивнул.

— Ладно, — сказал он. — Пусть так.

— Главное, чтобы все пришло к равновесию, — добавил Серебряный Лев.

Ветер трепал его седые волосы, такие редкие, что через них просвечивалась бледная кожа черепа. Лучше бы Тибальду придумать себе другое прозвище, пока его грива окончательно не поредела. Лысый лев — даже звучит смешно.