Он быстро сдал назад, так что я по инерции пробежала следом, а после развернулся и, взревев мотором, умчался к воротам академии.

Я бросилась в свой чаромобиль, но тот даже не завелся. Ударив ладонями по рулю, вытерла слезы, из-за которых все расплывалось перед глазами, и увидела Элму. Не знаю, что Бас успел ей наговорить, но ее щеки горели багровым румянцем то ли гнева, то ли стыда.

— Домой! — приказала она, ткнув пальцем в башню. — Живо!

***

Сумерки встретили его враждебной настороженностью. Ставни в домах захлопывались, двери закрывались. Порожки готовились защищаться, опять.

След Бастиан взял сам — в кухне у тети Рут, которая прикидывалась дурочкой, а может, и правда не понимала, что происходит. Она путалась под ногами и все норовила его накормить, и Бас без зазрения совести спихнул ее на Крона.

— Ему очень понравились ваши огурцы, — сказал он. — И пирожки тоже давайте. Сиди здесь, — приказал охраннику, который потянулся следом. — Без тебя справлюсь.

Но след Первого обрывался у черной реки, и Бастиан в бессильной злобе ударил ногой по воде, замочив туфли. Сияющие нити отслеживающих чар таяли над рябью волн. Даже если он раздобудет лодку и переправится в Ночь, то будет бродить там как слепой щенок.

Но когда Бас вернулся в дом тети Рут, его ждал сюрприз.

— Приметный, — кивнул Крон на Шрама. — Вроде, ближайший соратник Первого. Только молчит как рыба. Я уже и чарословом пытался язык ему развязать…

— Я сам. Оставь нас, — приказал Бас и, отодвинув стул, сел по другую сторону стола, напротив лысого верзилы.

Тот поднял взгляд, посмотрел на него изучающе. На бычьей шее блеснула знакомая цепочка. Понятно, отчего его чарослова не берут.

— Значит, это тебе Мэди отдала кулон, который я ей подарил, — произнес Бастиан, положив руки на стол. — Выходит, я спас тебе жизнь однажды.

— И что теперь? — с вызовом спросил лысый. — Потребуешь чужую жизнь взамен? Такого уговора не было.

— Не было, — согласился Бас.

— Вот и вали назад в свой солнечный город. Зачастил ты сюда, чарёныш.

Бас усмехнулся. Мэди считала этого гиганта другом, так может, получится достучаться до него по-другому.

— Ты знаешь, что Первый угрожал убить Мэди? — спросил он.

— Врешь, — вырвалось у того.

Бас покачал головой.

— У нее порез на шее. Первый приставил нож к ее горлу. Я бы хотел обсудить его методы.

Ничего он с ним обсуждать не собирался, хотелось разбить его мерзкую рожу в кровь. Бас не знал, как выглядит Первый, но отчего-то был уверен, что рожа окажется мерзкой. Стоило представить, как этот сумеречный урод хватает его девушку и прижимает нож к ее нежной шее, и глаза застило яростью.

— Он бы не стал вредить Мэди, только не ей, — покачал головой Шрам.

— Однажды Первый потащил ее в Ночь, — напомнил Бастиан. — Он рисковал ее жизнью только затем, чтобы убедить, какие чары плохие.

— А вы будто хорошие.

— Я люблю ее, — сказал Бас. — Она моя невеста и однажды станет моей женой. Никто не смеет угрожать ей.

Шрам откинулся на спинку стула, разглядывая Баса будто по-новому.

— Ты не найдешь здесь Первого, — ответил он. — Не кипятись, чарёныш. Примчался защищать Мэди? Но ее тут никто не обидит.

— Она здесь больше и не появится, так Первому и передай, — заявил Бас, подавшись вперед. — Но готов поспорить, он особо не огорчится. Ведь она ему только мешает.

— Мэди? — удивился Шрам. — С чего бы? Она — наша надежда!

— Вот именно поэтому. Мэди — наследница седьмого дома. Вы все тут обычные тени, обреченные прозябать в Сумерках. Кроме нее.

— Мэди особенная, — согласился лысый. — Седьмой дом возродится. Свет вспыхнет во мраке.

— Но Первый не захочет становиться Вторым, — перебил его патетические пророчества Бас. — Понимаешь, полосатая твоя башка? Я даже могу допустить, что ты говоришь искренне и готов защищать Мэдерли. Вы все, возможно, готовы. Но не он. Не Первый. Он приставил нож к ее горлу и пустил ее уникальную кровь. Ты уверен, что однажды он не захочет полоснуть ее посильнее? Просто чтобы занять место главы седьмого дома. Он ведь считает его своим.

Шрам нахмурился, поджал губы.

— Ты нагнетаешь, чарёныш, — пробормотал он.

— Подумай над этим. Если сумеешь, — раздраженно сказал Бас.

Дверь протяжно скрипнула и отворилась, и в темную комнатушку шагнул тот, кого Бас точно не ожидал увидеть.

— Отец? — удивился он, привстав со стула.

Артирес Альваро вошел в тесную гостиную, оглядел и узкий продавленный диван, и дощатый пол со светлым пятном посредине, и тетю Рут, которая безмолвно всплеснула руками и умчалась на кухню греметь посудой.

— Можешь идти, — сказал Бас Шраму.

Отец задрал голову, проведя здоровяка любопытным взглядом, и опустился на его место. Придвинув к себе кувшин, который принесла тетя Рут, сунул в него нос.

— Что ты тут делаешь? — со вздохом спросил Бастиан.

— Защищаю того, кто мне дорог, — ответил отец, взяв кружку. — Тебе это знакомо теперь, правда?

Бастиан не стал спорить.

— Давай, рассказывай, — предложил отец, плеснув в чашку компот. Отломив кусок кренделька, кинул в рот, прожевал и одобрительно кивнул тете Рут. — Мне доложили вкратце, и деталей я не знаю. Зачем ты снова сюда примчался?

***

Когда они вышли на крыльцо, отец задержался, дожидаясь внимания. На узкой улице Порожков собралось столько чаров, сколько этот город не видел никогда.

— Я Артирес Альваро, — произнес отец, и на его голос повернулись все — и чары, и тени. — Глава дома Альваро. Я не желаю вам зла. Несмотря на то, что мой сын, Себастиан Альваро, едва не погиб, освещая ваш город. — Он выдержал многозначительную паузу, давай всем возможность осознать его слова. — Мэдерли Эванс теперь под защитой моего дома.

— Она из седьмого дома! — выкрикнул кто-то из толпы, и взгляд отца устремился на голос, словно прожектором высветив дерзкую тень.

— Мэди — наша! — поддержал другой.

— Седьмой дом восстанет из мрака! — тоненько выкрикнула чумазая девочка, и мать быстро затолкала ее себе на спину.

— Поживем — увидим, — кивнул отец и повернулся к Басу. — Не против, если я поеду с тобой?

***

Оракулы пригласили его в зал советов, подчеркнув тем самым важность вопроса. Пол из черно-белых плит напоминал шахматную доску, но сегодня на ней не хватало фигур, и за овальным столом сидели лишь двое представителей великих домов.

— Как жизнь, серебряный лев? — спросил Эльгред.

Тибальд поморщился, не ответив на фамильярное приветствие. Из уст Монтеги прозвище, которым он гордился, звучало глумливо. Оракулы тоже расселись по местам. Самый старый, кряхтя и охая, долго крутился на стуле, средний сразу открыл перед собой папку с записями, младший же, с черной бородкой, перечеркнутой ручейком седины, держался скорбно как на похоронах.

В каком-то смысле так и было: старый мир умер. Тибальд даже слегка пожалел оракулов — вот кто пострадал больше всех. Одним махом их лишили власти, уверенности и всей сути существования. Если кто и имеет право ненавидеть седьмой дом, так это оракулы. Они смотрели в будущее, но не видели ничего. Или нет?

— Приступим? — предложил Тибальд, устав ждать, когда старый оракул наконец устроит на стуле свой костлявый зад. — Чему обязаны приглашению? Быть может, порадуете благоприятным предсказанием?

— Да ты оптимист, — фыркнул Эльгред Монтега.

— Предсказания есть, — кивнул средний оракул. — Но вот благоприятны ли они? Если желаете сразу к сути: старый мир рушится. Сейчас тот самый момент, когда создаются союзы, что решат судьбу нового мира. Пришла пора выбрать сторону.

Он бросил многозначительный взгляд на Монтегу, который отстраненно покивал, делая вид, что его это не касается. А Тибальд про себя горестно вздохнул — вот уж не повезло с союзничком: лживая, изворотливая, рыжая скотина.

— А что с эквилибрами? — поинтересовался Монтега, ненавязчиво переводя тему. — Говорят, слуги равновесия… эмм… пали?