— Уже? — От дневного света мужичок подслеповато сощурился, оглядев меня и конвоиров. И недовольно поморщился толстым пористым носом. — Там ещё этого бугая ещё никак не приласкают… — Вертухай оглянулся в темноту, заполненную тёплым паром. — Всё рычит, как зверюга…
Из глубины прачечной и правда доносились какие-то яростные рычащие звуки. И презрительные смешки.
— Да мы уже туда-обратно сгонять успели! — Возмутился лейтенант, тоже всмотревшись в темноту за паром. — Чё возятся-то?
— Дык крепкий боров попался… — Пожал сутулыми плечами мужичок.
— В смысле, крепкий⁈ Он же по ногам и рукам того! — Командир обернулся к пухлому жандарму. — Хват?
— Га?
— Я ж сказал его столбу пристегнуть!
— Дык я и пристегнул. — Ухмыльнулся конвоир. — Ток не к столбу…
— В смысле… — Наморщил лоб лейтенант.
— Да к трубе с кипятком! К столбу прошлый раз чуркобес лохматый жопой прижался — не оторвёшь. Так до вечера и провисел.
— Какой ещё чуркобес?
— Да зекан из старградских. Ты в отпуске был… Он, короч, аж плечо себе вывихнул, но вывернулся да так не дался. А к трубе-то хрен прижмёшься — она ж сама как кипяток!
Вот чёрт… Похоже, карту с именами зекистанских авторитетов можно сбрасывать…
— Ну ты мозг, Хват… — Лейтенант покачал головой и ухмыльнулся. — Ладно, хрен ним с этим бугаём, подождёт. Тут вон полегче клиент есть, можно и не пристёгивать… — Командир снова толкнул меня в дверь. — Шуруй, ваше благородие!
— Это тот барчонок, шоль? — Посторонившись с прохода, мужичок снова прищурился на меня.
— Тот.
— Хе! Ну тогда пожалте, вашбродь! — Морщинистая рука указала в темноту. И мужичок со злобной улыбкой проследил за тем, как конвоиры практически заносят меня внутрь через порог. — На спецобслуживание вне очереди. Как вы, глядь, привыкли…
Даже жандармы и вертухаи не испытывают большой любви к благородным господам… Но эти даже не пытаются прятать лица или делать вид, что сами не знают, куда меня тащат. Это кто же вас такой прикрывает, что вы нихрена не боитесь моих показаний? Вдруг я не стал бы молчать? Вдруг я вообще из тех, кому что-то подобное даже нравится? Я слышал, что иные аристо за такое обращение ещё и приплатить могут!
Может, они вообще не ждут, что я выйду отсюда живым?
Значит и финт с самовредительством не прокатит. Они только порадуются…
Эта мысль заставила меня рефлекторно дёрнуться. Но конвоиры были к этому готовы. И мгновенно выкрутили меня так, что боль пронзила суставы словно шилом. Я даже толком вскрикнуть не смог, а задохнулся от боли…
— Что говорите? — Продолжал злорадствовать вертухай где-то позади. — Что-то не нравится? Ничего, сейчас полегчает…
Обогнав нас, он посеменил мимо рядов огромных сушилок. Внутри медленно вращающихся барабанов переваливались груды стираных оранжево-голубых арестантских роб.
И через несколько шагов впереди сквозь пар я разглядел дверь в соседнее отделение. Как раз из-за неё и доносились приглушённые смешки, топот и рычание.
— Гусь, принимай ещё клиентика! — Открыв засов, вертухай распахнул дверь. — С этим побыстрее давай, адвокат скоро будет! — Он повернулся к конвою. — Заноси!
И те без затей просто швырнули меня в заполненное паром помещение, мгновенно захлопнув дверь за спиной. Я успел разглядеть только круглые люки стиральных машин, установленных тут по периметру. И три силуэта в ярких робах, стоявшие рядом с какой-то бесформенной грудой, сваленной у водопроводного стояка.
— Х-х-х-ха-а-а-ах-х-х… — Плотоядно выдохнул кто-то надо мной, пока я старался побыстрее подняться с мокрого пола. Со скованными за спиной руками это было не так просто, как обычно. — Молоденький…
Как только я всё-таки вскочил на ноги, с обеих сторон ко мне снова протянулись цепкие руки. И вывернули плечи также мастерски, как и жандармы.
Но в отличие от опытных конвоиров, лица этих ублюдков оказались слишком близко. Так, что я даже сквозь запах стирки почувствовал запах из их гнилых ртов…
— Уф!.. — Один отпустил меня, как только я боднул его прямо в нос.
Но второй смог отшатнуться от обратного удара. И перехватить мою руку так, что я снова рефлекторно согнулся почти до пола. А тот, что стоял впереди, неожиданно оказался сзади. И ударил меня какой-то мягкой палкой прямо под колени. После чего рефлексы заставили меня на них приземлиться.
Цепкая пятерня тут же схватилась за волосы. В позвоночник упёрлось острое колено. И, задрав меня лицом вверх, тот, кто стоял сзади, подсунул эту мягкую палку под подбородок, слегка меня придушив.
— Строптивый воробышек… Люблю таких…
Тот кто выкручивал мне руку сбоку, продолжал надёжно удерживать её от лишних движений. А тот, кому досталось по носу, потянулся к ремню брюк…
— Тихо, тихо, воробышек… — Как только я снова дёрнулся, голос сзади зашипел с притворной заботой. — Тебе понравится…
Вот мразь… Мало того, что ты тут явно не за ограбление или кражу… Так ещё и вместо законного места под шконкой, продолжаешь своим гадить… Такие как ты только так и выживают…
Лихорадочно вращая глазами, я старался увидеть хоть какой-то путь к спасению. Хоть что-то…
Но увидел только ещё пару силуэтов, которые вышли из клубов пара, держа в руках какие-то палки, обёрнутые ярким тряпьём. Непонятную груду рядом с водопроводной трубой они обходили на приличном расстоянии. И, натужно рыкнув, эта груда так и не смогла достать их скованными кандалами ногами.
Едва разглядев в этой куче плечистый силуэт другого пленника, я успел заметить ещё и то, что тот действительно пристёгнут наручниками к толстой трубе. А на его голову надет какой-то плотный мешок или наволочка. Звякая кандалами и гневно рыча, арестант продолжал слепо пытаться пинать пространство вокруг себя даже тогда, когда пара отморозков прошлёпала мимо в мою сторону. При этом ему мешали ещё и полуспущенные штаны.
— Ну-ну, воробышек… Хватит трепыхаться… — Сладкоголосый ублюдок придушил меня ещё сильнее и вжал колено в спину так, что там что-то хрустнуло. — Больно будет только поначалу…
Тот, кто был сбоку, уже расстегнул ремень. И принялся возиться с ширинкой…
С-суки… Нет бы просто избить… Какие же вы уроды… Ведь ведь даже не на этих жандармов спину гнёте… Вы сейчас делаете грязную работу для какого-то боярина… Который, похоже, и своих ни в грош не ставит, не то что таких как вы или я… Вы для него даже не животные… Вы для него вообще плесень…
— Как хорошо ты пахнешь, воробышек… — Голос за спиной продолжал ворковать, пока его подручный уже принялся стягивать мои брюки вниз. — Чистенький… Мягонький…
Тварь поганая… Ещё и наручники уже до костей врезаются… Аж жжёт… Или это…
Слега потяну в сторону ту руку, которая была вывернута следом за заломленной, я почувствовал, что цепочка моих браслетов будто бы растягивается. Но продолжает жечь огнём раненые запястья… Нет. Это не они меня жгут… Это я их…
Дёрнув руку в сторону посильнее, я увидел перед собой собственное запястье. Как и в схватке с Ромулом, когда гнев чуть не ослепил мой разум, рука была словно раскалена до бела. И оплывший браслет стекал по ней следом за лопнувшей цепочкой…
— А-а-а-ай!!! — Заверещал тот ублюдок, который возился с моими штанами, едва я схватил его за руку. И к запаху стирального порошка тут же добавился запах палёной плоти.
Тот, что выкручивал мне руку, сам отпрыгнул в сторону — похоже и вторая ладонь уже превратилась в раскалённую сталь. И как только я попытался отмахнуться её от того, кто стоял за спиной, тот пнул меня вперёд — прямо к прикованному к трубе мужику.
Пленник, как только почуял, что рядом снова кто-то есть, тут же попытался пнуть меня обеими ногами в лицо. Машинально подставив под удар руки, я врезался ими в цепь кандалов. И она тут же лопнула, разлетевшись в стороны каплями расплавленного металла.
Не без труда увернувшись ещё от одного пинка, я откатился дальше в сторону — прочь от пятёрки извращенцев и яростного пленника. Мужик снова зарычал — не то от очередной неудачи, не то от того, что капли застывающей обратно цепи теперь жгли ему лодыжки.
