— Я не был. Я есть. Глагол «быть» в настоящем времени, так правильно.

— Живой, — соглашается она, подходит и садится рядом на банкетку.

Я непроизвольно шарахаюсь от нее, как от ядовитой змеи. Не могла она сесть напротив, а⁈

— У тебя глаза стали нормальные, — задумчиво отмечает она.

Я только кривлюсь недовольно. Глаза да, нормальные. Стали. Всего проблем — нормализовать внутричерепное давление. Организм, можно сказать, сам справился. Да, так Вере и скажу. А вот что делать с челюстью? Это же кость! Ну, допустим, с челюстью не так уж безнадежно — а череп⁈ Вообще — что это за голова? Гипертрофированная сверху, атрофированная снизу! Это у какого клана такая дебильная наследственность?

— Ты почему живой? — настойчиво спрашивает она, и я понимаю — не отстанет.

— А почему я должен умереть? — делаю вялую попытку отбрехаться. — Пятнадцать лет, только начал жить…

— Потому что маячок погас! Рой, не морочь мне голову! Почему ты живой⁈ Девочки сказали — в тебя стрелял киллер!

— Мазила твой киллер. Что, не могло быть так, что маячок с испугу раз — и сломался?

— Не могло! — сердито говорит женщина. — Маячки завязываются на жизнь!

Я уныло призадумываюсь. Допустим, не на жизнь завязывается маячок, а на сердцебиение, но… эта поправка женщину успокоит? Что-то мне кажется — только взбесит. И ведь не отвяжется.

— А вот… из-за выплеска наследственных способностей?

— Рой Збарский! — строго говорит женщина, и глаза ее заметно холодеют. — Если б ты учился в магической академии, то знал бы, что существует класс неснимаемых магических конструкций! Неснимаемых — это значит, что снять в принципе невозможно! Клятвы и родовые маячки относятся именно к классу неснимаемых!

Не, я мог бы, конечно, пойти в глухой отказ. Ничего не знаю, и точка, разбирайтесь сами, вы взрослые. Но дело в том, что я — знаю, а Вера это видит. Спрятать мудрую бессмертную сущность под личиной имбецила полностью невозможно, не влазит она в маску. А обманывать женщину нагло в глаза я не могу, она — единственное, что у меня есть. Она и сестрички. Эх, ну разве это жизнь⁈

— Обмен? — с невинной улыбочкой предлагаю я. — Ты рассказываешь, откуда я взялся в твоей жизни, такой загадочный. Я ответно рассказываю, почему так загадочно жив.

Я думал… нет, я был убежден, что она сдаст назад! Дурак, вот и думал. Особенность дурацкого мышления как раз в том, что если что-то пришло в больную головенку, то остальное уже не рассматривается. Первая мысль всегда гениальная, что-то вроде того. То, что упорное молчание женщины вызвано магическими обстоятельствами, в мой гениальный ум сразу не постучалось, ну и все. А я ж лично ей поломал все магические блоки. А потом еще сжег и пепел вымел. У бывшей фрейлины теперь вообще никаких магических ограничений нет! Но не, об этом я, мыслитель, не подумал.

Так что Вера бросает на меня испытующий взгляд, прикидывает себе что-то… и соглашается:

— Договорились. Мое признание на твое. Значит, откуда взялся в моей жизни Рой Збарский. Тебя принес в одну ненастную ночь очень достойный, облеченный доверием сильных мира сего мужчина. Ему грозила смертельная опасность, и так получилось, что больше не к кому было обратиться за помощью, кроме как к одной юной, беззаветно преданной младоимператорскому дому фрейлине. Хлестал дождь, ты был мокрый и посиневший от холода. Сердце мое дрогнуло от жалости, и я принесла смертную клятву за сохранность твоей жизни. А этот мужчина поцеловал меня жарко на прощание и ушел навсегда во мглу. Его убили в ту ночь. Всё. Твое слово, Рой.

Я только головой покачал. Этого я тоже не предусмотрел. Фрейлина, даже лишенная всех магических способностей, все равно остается фрейлиной. Умение говорить, не сказав ничего по существу, осталось при ней. Но красиво, красиво!

Размышляю. Значит, достойный мужчина? Облеченный доверием? Надо полагать, кто-то из охраны. Скорее всего, капитан младоимператорской лейб-гвардии, их специально подбирали писаных красавцев. Ну а то, что он был любовником одной юной фрейлины, само собой разумеется, иначе бы не притащил младенца на ночь глядя. И не к юной глупенькой фрейлине он принес ребенка, а к той, которой впоследствии доверили на хранение архив младоимператорского двора. Может, и была тогда Вера юной, но точно не простой фрейлиной, а чьим-то доверенным лицом. Но ей, такой доверенной, он тем не менее не сказал, кто ребенок. Ну-ну. Это как? На, мол, воспитывай и не спрашивай, тебя не касается? А ей типа было неинтересно? Ха-ха три раза.

Вопрос: Вера в курсе, что умолчания иногда несут больше информации, чем признания? Главное — правильно интерпретировать. Есть риск огромной ошибки, но если попадешь в точку, и открытия бывают огромными! Спасибо, Вера, я теперь представляю, в каком направлении искать. Ну а на твои формулы умолчания у меня найдутся свои пакостные интегралы! Мозги морочить, знаете ли, не только фрейлины умеют.

— Мое слово таково. Триста лет назад в нашем мире появилась магия.

Я мечтательно улыбаюсь и замолкаю. Надо полагать, вид у меня при этом — дебильней некуда.

— Рой, этого недостаточно!

— Она появилась сразу, но только в одном месте — на Карибах, — невозмутимо продолжаю я.

Женщина молчит и настороженно ждет, что последует дальше.

— Она появилась сразу, в одном месте и только у высокообразованных и, следовательно, обеспеченных представителей человеческой цивилизации, — уточняю я. — В основном у богатых туристов. Таким образом, первыми магами на Земле стали те, кто триста лет назад проводил свой отдых на белоснежных пляжах Карибского моря. И твой предок, Вера, тоже там отметился. Это — правило без исключений. Богатые туристы, имевшие достаточно средств, чтоб слететься со всего мира на Карибы, получили тогда еще больше могущества и власти и с тех пор правят миром. Это — правда.

Я снова замолкаю.

— Рой! — не выдерживает Вера. — Появление магии рассказывают в дошкольной группе! Молодец, что запомнил! При чем тут твоя история с маячком⁈

— Это — правда, — хмуро дополняю я. — Но не вся.

И женщина снова замолкает. Она молчит, и я молчу, но на этот раз она сцепила зубы и набралась терпения. Поняла, что мщу? Тогда она умница-разумница.

— Только между нами, — тихо говорю я. — Тогда на Карибах появились две магии. Одна — у богатых туристов. Другая — совсем наоборот, у… неважно. Но они враждебны, эти магии. И носителям более слабой пришлось скрываться. Киллер… самый первый киллер — он как раз был ее носителем. И… я не убежал тогда. Рой Збарский и бег — несовместимые понятия, да?

Вера судорожно вздыхает, но молчит. Ай умница, всегда бы так.

— Он что-то сделал со мной, — продолжаю я трагическим голосом. — И теперь я Рой. И не Рой. И для меня, другого Роя, маячок — мелкий пустяк. Магии конфликтуют, и все дела. Ам — и нет маячка.

— Мелкий врунишка! — облегченно вздыхает Вера. — Насмотрелся сериалов! Так и треснула бы! Но поймал, я чуть не поверила!

И она неожиданно улыбается. А я в этот момент понимаю, что в эту женщину наверняка влюблялись великие люди. Такой огонь веселья, лукавства и мягкой смешинки в глазах! Так и тянет подхватить на руки и тискать, тискать!

— Нет никаких двух магий, глупости говоришь, — бормочет она уже с серьезным видом. — Это же магия, не породы собачек! Но…да, ты остался прежним. Особенно когда не контролируешь чувства и таращишься на меня телячьими глазами…

Она спохватывается и прикусывает болтливый язычок. И смотрит остро, пропустил ли мимо ушей ее оговорочку. Но я, разумеется, все заметил и ничего не пропустил. Получается, она мало того что в курсе отношения юного говнюка к ней, так еще и умело разогревает и поддерживает на постоянном уровне его гормональные мечты! Ей, понимаете, так удобней! М-да. Фрейлины, они такие затейницы.

— А с другой стороны, ты очень сильно изменился, — продолжает она, успокоенная моим дурковатым видом. — Как будто сразу стал взрослым. Самостоятельным. Это пугает, Рой.