Начать изучение новой темы я решил с домашней библиотеки.
Тут царила прохлада, полутьма и витали ароматы знаний и старой бумаги. Первым делом я взялся за ботанический атлас и сам не заметил, как увлекся им.
Очень качественно иллюстрированный, он захватил меня надолго. Вот уж удивителен мир флоры! Растения могли приспособиться к окружающей среде настолько впечатляюще, что я на какое-то время разделил фанатизм природников.
Жалящее дерево гимпи‑гимпи, одно прикосновение к которому может вызвать сердечный приступ. Цветки, исторгающие жуткие запахи и поедающие насекомых и мелких птиц. Вельвичия, живущая в самых суровых условиях пустыни и обходящаяся без дождей вообще. Да даже обычный милый лютик — и тот ядовитый!
Да уж, листочки и цветочки отнюдь не безобидны.
Ну а названия! Один «гадючий лук хохлатый» чего стоил…
В общем, преинтереснейшее изучение оказалось.
Подарка от Макара Дуболома в этом списке не оказалось. Но тут было собрано больше что-то экзотическое и ядовитое. Впрочем, об этом можно было спросить Павлову, когда она зайдет проведать сад и оранжерею.
Неохотно я оторвался от этих потрясающих открытий и взялся непосредственно за артефакторику. Обложился книгами и схемами в поисках работ с климатом.
Простейшие климатические артефакты вроде охлаждающих или подогревающих дом были практически у всех. Как и амулеты для домашних растений.
В моей оранжерее тоже была установлена несложная система, помогающая поддерживать нужные условия.
Но всё это не имело отношения к большим открытым пространствам. А Ботанический сад занимал территорию в несколько гектар. Ещё предстояло получить план сада и понять где и какие условия будет необходимо поддерживать. Но сначала нужно понять общий принцип.
Подобные артефакты создавались на основе множества аспектов. Участвовали все стихии, безусловно. Без природной магии тоже было не обойтись. Как и прочих, судя по всему.
Разогнать облака возможно воздухом. А вот перераспределить их так, чтобы не затронуть баланс, уже задачка сложнее. Нужно найти место, куда их сгонять. При этом чтобы там не испортить условия для жизни. Это вполне можно сделать и в пределах сада — просто собрать там растения, любящие тень. Ну или где-то за городом.
Анималистика также необходима. Местные насекомые и птицы не должны пострадать. Животный аспект вкупе с ментальной силой будет посылать сигнал артефакту и тот должен точечно перенастраиваться на каждый живой объект.
Я сразу же начал делать пометки, выписывая ключевые моменты.
Но данных в нашей библиотеке не хватало. Род Вознесенских никогда не замахивался на что-то столь необычное.
Список архивов императорской публичной библиотеки в Эфире выдал немало интересных трудов и изданий. Вот только почти все они требовали специального допуска — академического или научного. То есть нужно было либо являться ученым, причем с утвержденной научной работой, либо профильным преподавателем.
Пропуск, дающий доступ к секретным архивам, а значит и ко всем прочим, мне к сожалению пришлось вернуть Баталову.
Я взглянул на часы и позвонил ректору императорской академии. Пожалуй, предложение взять себе пару лекций, теперь стало интереснее.
* * *
Ряпушкин был на месте. Мне вообще показалось, что ректор ночует прямо в своем кабинете. Дел поступающих было уже меньше, но папки по-прежнему занимали большое пространство.
Драговит Ижеславович моему визиту искренне обрадовался, как уважительному поводу для передышки.
Когда-то вечно холодные глаза мужчины светились теплом. С радушной улыбкой он тоже натренировался — теперь она не пугала необычностью и очень шла ему.
— Александр Лукич! — он крепко пожал мою руку. — Безмерно рад вас видеть!
— Как продвигается? — я кивнул на папки, присаживаясь в предложенное кресло.
— Прекрасно! Просто прекрасно! — Ряпушкин громко хлопнул в ладоши и чуть поумерил пыл: — Работы много, но этот год щедр на юные таланты. Знаете, последнее столетие считалось началом магического увядания. Сразу и незаметно, но год за годом перспективных одаренных становилось всё меньше. Не то чтобы это могло сильно беспокоить, но всё же ситуация не из приятных. Но теперь всё иначе! Словно что-то изменилось…
— Я рад, — искренне сказал я.
Увядание — отличное слово для того, что я чувствовал и видел. Забытые техники, своеобразная ленность магов и прочие факторы указывали именно на это.
— Я буду смел в этом утверждении, — продолжил ректор, — но я уверен, нас ждет эпоха возрождения! Великие времена свершений и открытий!
Я с опаской посмотрел на чашку кофе, стоящую с ним рядом. Уж слишком сильное воодушевление, как бы он сердце себе не посадил стимуляторами.
— Ох, приношу свои извинения, — Драговит заметил мой взгляд. — Я вам даже не предложил напитки. Сейчас попрошу принести.
Он кому-то позвонил и заказал кофе со сладостями.
— Так вот, — он похлопал по бумагам, лежащим перед ним на столе. — Представляете, в этом году даже заявка от темного есть. Исключительное событие для нашей академии.
Вот уж действительно! Мало того, что дар редкий, так и обычно тщательно скрываемый. На обучение маги смерти добровольно не являлись, лишь по настоянию и протекции родни или близких.
Законный путь у темного был только один — работа на государственные службы. Под вечным неусыпным контролем и подозрениями. Незавидная участь, но иначе было нельзя. Дар влиял на разум и без контроля мог привести к плохому итогу.
Ходила байка про какого-то темного буддийского монаха, который при помощи медитаций сумел стать чуть ли не святым. Но это было скорее мифом и исключением.
— Позволите? — мне стало интересно взглянуть на личное дело.
Ряпушкин колебался недолго. Видимо, ему самому хотелось обсудить будущего студента и узнать чужое мнение. Ректор протянул мне бумаги и я быстро пробежался по тексту.
Некий Илья Васильевич Лопухин. С фотографии на меня смотрел худощавый глазастый парень, черты лица которого уже заострились, характерно для темного дара. Что-то всегда было в темных такое, можно сказать благородное.
Незаконнорожденный и при этом признанный отцом, князем Лопухиным. Хм, ну прямо как в истории с пойманным магом. Только этот был ещё молод.
Признать бастарда, да ещё и темного — князь молодец. Конечно пробуждение дара могло случиться гораздо позже принятия в род, но Лопухин мог и отказаться от такого ребенка. И, похоже, идея поступления в академию всё же принадлежит родителю.
Интересное событие. Я мог представить, как будет гудеть общественность. Илье нелегко придется в академии, ведь каждый будет его разглядывать, как диковинку. И бояться, конечно же.
— Княжеский сын и темный, представляете? — странно-радостно сказал ректор.
Я лишь помотал головой, изображая удивление. Представлял, но это было одной из тайн, хранить которую я поклялся.
— Потенциал четвертого ранга? — прочитал я и теперь удивился по-настоящему. — Его уже проверяли?
— Да, его светлость имеет все необходимые ресурсы, чтобы провести проверку. Увы, слабосилок, но тем не менее. Вероятность дотянуть его до более высокого ранга весьма немалая. Но тут без наставника будет непросто.
Ну да, темным одаренным должен заниматься темный маг. С этим, я был уверен, нет проблем разве что у тайной канцелярии. Впрочем понятно, что карьера бастрада уже предопределена.
— Любопытно, — я вернул бумаги обратно.
— Что же, ваше сиятельство, — хитро улыбнулся ректор. — Может всё-таки надумаете преподавать у нас?
— А знаете что, Драговит Ижеславовчи, — вернул я ему аналогичную улыбку. — Я согласен.
— Правда? — изумился Ряпушкин, явно не ожидая такого поворота. — Князь Левандовский будет счастлив!
— Возможно, — вежливо ответил я.
Ну как же удачно сложилось! Тем не менее ректор был прав, решив что меня можно заинтересовать необычным студентом. Взглянуть на темного было любопытно. Заодно и убедиться в оценке потенциала.