Кассандра оторвала взгляд от его волос, придала своему лицу веселое, осмысленное выражение и сосредоточилась на насущном вопросе.

- Та проблема с лордом и леди Болдервуд, - сказала она. - Мы должны обсудить, что мы будем делать дальше.

- Дальше будет вот что: я разберусь с лордом и леди Б. Ты же вернёшься в Уорикшир. Все вернется на круги своя.

Разочарование захлестнуло ее, но она продолжила улыбаться.

- Но, Джошуа...

- Это не твоя забота.

- Нет, это моя забота.

Она сделала шаг к нему, затем другой. Но невидимая стена между ними помешала ей сделать третий.

- Я должна появляться в обществе, где все будут думать, что мой муж совершил прелюбодеяние с женой моего бывшего жениха.

- Тогда не появляйся в обществе. Возвращайся в Уорикшир. Проблема решена.

- Так не пойдет, - сказала она. - Мы должны объединиться перед обществом и дискредитировать их в глазах всех. Если общество и общественное мнение будут на нашей стороне, они почувствуют давление и откажутся от своей затеи.

- Ты мне веришь.

- Да, верю. А жена всегда на стороне своего мужа.

Он долго смотрел на нее, затем снова начал двигаться, расхаживая по небольшому пространству, ощупывая предметы без всякой видимой причины.

- Другие тоже поверят, - продолжила она. - Лорд и леди Хардбери, конечно, а также лорд и леди Лаксборо. Мои тетя и дядя, лорд и леди Моркамб, и даже мои бабушка с дедушкой. Мы также можем рассчитывать на поддержку герцога Даммертона. Конечно, для решения юридических вопросов тебе понадобится юрист.

- У меня дюжина юристов.

- Это юристы по коммерческим вопросам. Я предлагаю сэра Гордона Белла, которому я безоговорочно доверяю, поскольку он долгое время был адвокатом многих представителей аристократии и не лишен влияния. Хотя я полагаю, что нашим первым шагом должна стать встреча лицом к лицу с лордом и леди Болдервуд, чтобы положить всему конец сегодня.

Он внимательно посмотрел на нее.

- Ты говоришь так, словно планируешь битву.

- Они напали на мою семью.

- Нет, они напали на меня.

- А ты - моя семья.

- Это так не работает.

- Вообще-то работает.

Он развел руками.

- Ситуация полностью вышла из-под контроля. Наш брак - это только формальность, запомни это.

- Прошлая ночь...

- Ничего не изменила. Просто формальность!

В ответ на его рев снаружи послышались крики чаек, и ей тоже захотелось заорать. Боже милостивый, что этот человек с ней делал? Ее настроение стало таким же переменчивым, как и его.

- Вот именно, - отрезала она. - Я ношу твое имя, а это значит, что и мои сестры тоже, и поэтому твое имя влияет на будущее моих сестер.

- Твои чертовы сестры.

- И если ты не хочешь, чтобы мои сестры стали твоей проблемой, тогда помоги мне добиться того, чтобы их приняли в обществе и, в конечном счете, взяли замуж, и лучший способ для тебя сделать это - согласиться с моим планом.

Он слегка ударился лбом о карту Лондона, а затем повернулся и прислонился к стене.

- Ты снова говоришь разумно, - сказал он. - Терпеть не могу, когда ты говоришь разумно.

Ярость прошла так же быстро, как и появилась, и она с трудом удержалась от улыбки. Он самым ужасным образом лишал ее душевного равновесия, и она не понимала, почему находит его звериные манеры такими очаровательными.

- Так что делай, как я говорю, и перестань буянить, - сказала она.

- Буянить, - повторил он, перекатывая слоги во рту. Игривая полуулыбка озарила его лицо, и его темные глаза пристально посмотрели на нее. - Но мне нравится быть буйным.

- И у тебя это очень хорошо получается, - с трудом выдавила она, странно задыхаясь. - Но, возможно, пока все не уляжется, ты мог бы ненадолго перестать оскорблять людей, ввязываться в драки и заводить романы. Я имею в виду…То есть… О, нет.

Она прижала кончики пальцев к своим предательским губам и усилием воли отогнала жар, разлившийся по щекам. В этом-то и была проблема. Она потеряла контроль над своим языком и высказала мысли, о которых даже не подозревала. Вся сдержанность, в которой ее воспитывали, самообладание, которое должно было отличать рациональный, утонченный высший класс от простых людей, - всего один разговор с ним и двадцать лет тренировок шли прахом.

И это выражение его лица: она знала это выражение. Игривое, порочное. Взгляд, от которого ее тело требовало его прикосновений.

Он оттолкнулся от стены и неторопливо направился к ней.

Она прикрыла глаза рукой, чтобы не видеть, как он приближается, но чувствовала его присутствие, всю эту энергию, пронизывающую ее насквозь, скручивающуюся и пульсирующую глубоко внутри. Он подошел так близко, что его ноги задели ее юбки, а исходящий от него слабый пряный аромат дразнил ее ноздри, и часть ее снова оказалась в той постели.

- Ты же понимаешь, - мягко протянул он, - что, когда ты закрываешь глаза, я все равно вижу тебя.

- Нет, не видишь.

Он нежно взял ее за руку, его пальцы сквозь перчатки были теплыми и твердыми, и она позволила ему опустить ее руку. Когда он отпустил ее, она вцепилась пальцами в юбку, чтобы не обвить руками его шею. Каким глупым было ее тело, так сильно хотевшее ребенка, что оно упускало из виду тот факт, что он ей не нравился, а она ему была не нужна.

- Скажи мне правду, миссис Девитт. Ты ревнуешь?

Да поможет ей Бог, она ревновала. Какой самодовольной она была раньше, когда он был незнакомцем и ей вообще не было до него дела. И он снова дразнит ее, этот негодяй, но теперь ей это нравится, потому что теперь она знает, что под своей дерзкой внешностью он был добрым, и это поддразнивание было только для нее, и это заставляло ее чувствовать себя особенной.

- Я имею в виду, ради приличия, - сказала она.

- Так значит ты хотела бы, чтобы я ради приличия стал монахом.

- Не обязательно становиться монахом.

Ее сердце исполнило небольшую кадриль, и ей пришлось сглотнуть, прежде чем она смогла заговорить снова.

- В конце концов, мы женаты, и ты знаешь дорогу в мою спальню.

ЧЕРТ ВОЗЬМИ. Он сам попался, не так ли? Он больше не мог использовать тему секса, чтобы отпугнуть ее. Похоже, она больше не опасалась супружеской постели.

И по самой худшей из возможных причин. Она хотела не его.

- Я выполню свой супружеский долг, - добавила она, и эти слова возымели благотворное действие, как ведро ледяной воды на его пах. Джошуа попятился от нее. Продолжал двигаться, пока не уперся спиной в стену.

- И? - спросил он.

Было ошибкой задавать вопрос, когда он уже знал ответ.

Ее невысказанные слова заполнили пространство между ними, раздуваясь, как гигантский воздушный шар, забирая весь воздух в комнате, так что дышать стало нечем. Ему хотелось, чтобы она не произносила этих слов. Он понял, чего она хотела; она призналась в этом прошлой ночью. Он должен был лопнуть этот воздушный шар, лопнуть его до того, как она позволит ему унести их обоих прочь.

Слишком поздно.

- И у нас могли бы быть дети, - закончила она.

Ее голос был таким тихим, что он почти не слышал ее, и таким громким, что ему хотелось попросить ее не кричать.

- Я уже могу себе их представить, наших детей, - мечтательно добавила она. - Бегущими по Санн-парку, такие яркие и энергичные. Смеющиеся. У них будут темные волосы, я полагаю, и они будут умными и озорными. Мальчики будут спускаться по перилам. Девочки будут бегать по розовому саду. Или наоборот. Я не возражаю.

Она коротко рассмеялась неестественно высоким смехом.

- Если бы ты увидел Санн-парк, ты бы понял, что это чудесное место для детства.

Она не знала, о чем просит. Он мог бы сказать ей... что? Что она стоит в начале тропинки, ведущей в лес. В этом лесу были ужасные существа: волки, чудовища и любимые ясноглазые дети. Она бы все равно побежала по тропинке, собирая цветы и напевая песенку.

Ему хотелось сказать «Держись подальше от леса. Он выглядит красивым, но он не такой. Здесь полно вещей, которые могут тебя уничтожить, таких как волки, монстры и любимые ясноглазые дети.» Но он мог бы кричать и вопить, а она не стала бы слушать.