— Хорошо, — резко говорю я ей. — Сейчас подожди здесь, затем мы вернемся в особняк. — Я покажу тебе доказательства.

Она выглядит испуганной, как будто не верила, что я действительно сдамся. Но если честно, я хочу посмотреть, что она сделает с доказательствами: попытается бороться с этим, попытается оправдать это или она поймет, каким человеком на самом деле является ее отец.

Если последнее — возможно, я действительно ошибался на ее счет. Возможно, я ошибался все это время.

— Я найду тебя, если ты сбежишь, принцесса, — предупреждаю я ее. — Оставайся здесь, пока я собираюсь.

— Я никуда не уйду. — Сабрина садится на скамейку, скрестив руки на груди. — Не стесняйся делать все, что тебе нужно.

Я ухмыляюсь ей.

— Если хочешь, можешь присоединиться ко мне в душе.

Она быстро отводит взгляд, но ее щеки краснеют.

— Я пас, — язвительно говорит она, и я усмехаюсь.

Однако смех почти сразу угасает, когда я поворачиваюсь, чтобы пойти в душ. В этот момент перемирия между нами легко возобновилась легкость. Слишком легко. Мы слишком хорошо подходим друг другу, даже в те моменты, когда мы злимся, и в те моменты, когда мы не злимся…

Она совсем не такая, как я думал. Я был неправ.

Эта мысль остается со мной, и застряла в моей голове, терзая меня, пока я смываю кровь и пот после боя. Приведя себя в порядок, я выхожу из душа и вытираюсь полотенцем, оставаясь обнаженным напротив Сабрины. И я вижу краем глаза, что она украдкой бросает взгляд, прежде чем резко отвернуться.

Как бы она ни злилась, как бы она ни чувствовала себя преданной, она не может притворяться, что все еще не хочет меня. Это должно заставить меня чувствовать себя победителем, как раньше, окончательным признаком того, что я победил, что я так тщательно соблазнил ее, сделал ее настолько своей полностью, что она не может не хотеть меня.

Но сейчас я чувствую только вину. Вину, усталость и другое, острое чувство, почти похожее на тоску.

У нас было что-то среднее между всеми махинациями моего плана. И теперь, когда оно потеряно, я обнаруживаю, что скучаю по ней и всему что было.

Сейчас мне больше всего не хватает того, как ее руки ощущались на мне в ту ночь, когда я вернулся домой после боя, после свадьбы. Когда она зашла в ванную и вымыла меня. Я не могу припомнить, чтобы женщина когда-либо прикасалась ко мне таким образом — нежно, успокаивающе, как будто она хотела позаботиться обо мне.

Но мне не хватает и большего. Я не против, когда она кричит, но мне не хватает ее смеха. Я скучаю по тому, как она морщит нос, когда злится на меня. Я скучаю по тому, как она прижимается ко мне, когда засыпает. Все вещи, о которых я никогда не задумывался, которые меня волновали, которые я заметил непреднамеренно и внезапно я чувствую, как будто проигрыш пробил во мне дыры, которые я никогда не смогу заполнить.

Когда я оделся, Сабрина встает и, не говоря ни слова, следует за мной из раздевалки. Я кратко разговариваю с Шоном, сообщаю ему, что что-то произошло дома, и обещаю ему как следует познакомить его с моей женой в другой раз. Я говорю ему, чтобы он отложил мой выигрыш за ночь, и я приду за ним позже, а затем провожаю Сабрину к ожидающей машине, крепко держа ее за спину.

— Не наказывай водителя, — шепчет она, когда мы приближаемся к машине. — Эвелин может быть очень убедительной. Я действительно ей поверила.

— Он должен был прислушаться к моим приказам. И что я тебе говорил о том, чтобы указывать мне, что делать, принцесса? Я открываю дверь, подталкивая ее вперед, и она проскальзывает внутрь, а я следую за ней. Я намерен убедиться, что водитель знает, насколько серьезную ошибку он совершил, но я разберусь с этим позже. Я хочу вернуться в особняк и узнать, как Сабрина отреагирует на правду о своем отце.

На обратном пути она молчит. Она твердо сидит на своей стороне машины, глядя в окно, пока машина наконец не останавливается перед особняком. Затем она сама открывает дверь, не дожидаясь меня, выходит из машины и поднимается по каменным ступеням к входной двери, а я иду за ней, чтобы догнать ее.

— Мы пойдем в мой кабинет, — говорю я ей, кладя руку ей на спину и подходя к ней. — Мои файлы там. Я покажу тебе.

— Отлично. — Ее голос напряжен, вся ее осанка напряжена, как будто она готова к драке. И я могу это понять. Я могу только представить, как бы я себя чувствовал, если бы мне сообщили новость о моем отце, которая могла бы изменить все, что я думал о нем. Что я чувствовал к нему, и кем он был для меня.

Я открываю свой кабинет, включаю свет и веду ее внутрь. Это относительно небольшая комната по сравнению с остальной частью дома, с большой книжной полкой на одной стене и моим столом у окна. Я подхожу к шкафу рядом с ним, тоже отпираю его, а Сабрина опускается в одно из кожаных кресел напротив стола и достаю папку и небольшой кожаный мешок.

Я положил их оба на стол перед ней. Она смотрит на них с опаской.

— Что это?

— Доказательство. — Я опускаюсь в свое кресло. — Открой.

Сначала она берет мешок, как я и предполагал. Внутри есть диктофон, и она долго смотрит на него.

— Как ты это получил?

— Пахан Кариев попал в тюрьму, — говорю я ей. — С ним туда отправился его старший сын. Двое его сыновей мертвы. Его четвертый, ублюдок, влюбился в какую-то женщину и прорвал дыру в семье. Привел ФБР прямо к ним, когда они ей угрожали.

— Звучит романтично. — Сабрина закусывает губу. — Какое это имеет отношение к моему отцу? И это? — Она постукивает ногтем по диктофону.

Я смотрю на нее мгновение, пораженный ее самообладанием. Я понимаю, что это не Сабрина Миллер, напуганная женщина из программы защиты свидетелей, которую я соблазнил в Риверсайде. Это Сабрина Петрова, дочь Юрия Петрова, единственная дочь Пахана Братвы. Это та женщина, которую я ожидал найти и все же, она все еще совсем не такая, как я ожидал.

— Связи, — говорю я наконец. — К тому времени, когда все это произошло, я хотел получить больше информации о том, что произошло с этой сделкой. И я получил это. — Я киваю на диктофон и файлы. — Послушай это.

Сабрина медленно вздыхает, глядя на диктофон так, словно это змея, которая может ее укусить. И это вполне возможно. Она долго смотрит на него, позволяя секундам течь, а затем решительно протягивает руку и нажимает кнопку воспроизведения.

В воздухе раздаются два мужских голоса. Один, я знаю принадлежит, Пахану Кариеву, значит, второй, должно быть, Юрий. Сабрина напрягается, когда слышит голос отца.

— Твою территорию можно легко захватить, Юрий, если я этого захочу. То, что я позволял тебе столько же, сколько и все эти годы, было благом. Теперь с меня достаточно твоей гордости. Я могу забрать твою территорию или взять что-нибудь еще.

— Что? Деньги? — Юрий фыркает, звук на записи нечеткий. — У меня есть деньги. Назови свою цену. Мы пойдем оттуда.

— Моя цена — твоя дочь.

Опять это фырканье.

— У тебя есть жена. Или с ней случилось что-то такое, о чем я не слышал?

— Я не собираюсь на ней жениться. Я хочу ее продать.

— Ты меня оскорбляешь, Дима. — Голос Юрия повышается, и я вижу, как плечи Сабрины немного расслабляются. Что-то сжимается в моей груди, потому что я знаю, что будет дальше. И меня не должно волновать, что она почувствует после всего этого, но меня это волнует. — Ты меня оскорбляешь, — повторяет он. — Моя дочь не продается. Я знаю, каким бизнесом ты занимаешься. Я…

— Я продам твою дочь, или я заберу твою территорию. Твое место пахана. Твое влияние. Выбирай, Юрий. Мне надоела твоя наглость за эти годы. Твоя дочь дорого стоит. Впечатляющий приз для продажи. Ответь мне, да или нет.

На записи несколько секунд тишина. Сабрина смотрит на диктофон с бледным лицом и сжатым ртом, как будто она хочет, чтобы ответ, который даст ее отец, был именно тем, что ей нужно. И тут Юрий снова говорит.

— По рукам. Но я хочу часть от продажи. — Пятьдесят процентов.

— Пятнадцать.

— Тринадцать.