Она доверяла мне.

Я не ожидал, что меня это заинтересует. Я не ожидал, что это будет больно. Черт побери, я заставил ее поверить мне. Я все это спроектировал. Но все, что я чувствую, глядя на опухшие глаза и заплаканное лицо Сабрины, на то, как я так основательно сломал ее именно так, как и планировал, все, что я чувствую, — это чувство вины.

У меня такое чувство, будто я стал не кем иным, как теми же монстрами, которых застрелил, когда их вернули ко мне вместе с Эвелин. Я наказал мужчин, но не тех, кто причинил ей непосредственную боль, и того человека, которого мне хотелось бы убивать снова и снова, и чье лицо я представляю себе каждый раз, когда бью окровавленного человека на боевом ринге. А тех двоих мужчин охранявших ее. Тех, которых моим людям удалось заполучить. И я разбирал их по частям, заставляя платить кровью и плотью за все, что их работодатель сделал с моей сестрой. Этого все еще было недостаточно.

Разве этого не должно было быть достаточно?

Мой мир кажется более несбалансированным, чем на следующий день после того, как я женился на Сабрине. Я был так уверен во всем, а теперь чувствую, что мой фундамент рушится, как будто я подвергаю сомнению все, в правильности чего я был так уверен.

Я отступаю к двери. Я не могу задавать себе вопросы здесь, перед ней. Если я это сделаю, я потеряю власть над ней, ради которой я так усердно работал, ради которой я сделал все это.

— Ты останешься здесь, — снова лаю я, и, когда она снова издает дрожащие рыдания, я рывком открываю дверь, выхожу в коридор и плотно закрываю ее за собой. У моих охранников есть инструкции не выпускать ее из дома, и у меня достаточно охраны, камер и прочего. Если Сабрина попытается бродить по дому, кто-нибудь вскоре ее увидит и отправит обратно в свою комнату.

Я подумываю о том, чтобы спуститься на второй этаж, чтобы увидеться с Эвелин чтобы сообщить ей, что я наконец-то дома. Но я не знаю, хочу ли я видеть ее в таком состоянии. Мне нужно успокоиться, прежде чем я увижу сестру.

Она, конечно, понятия не имеет, что Сабрина здесь. Она не выходила из своей комнаты с тех пор, как ее привезли домой, поэтому меня не беспокоит, что они столкнутся друг с другом. И Сабрина также не попадет в ее комнату, я уверен, что если она попытается выйти из комнаты, ее быстро перехватят.

Я никогда не говорил Эвелин, что собираюсь сделать, о своих планах мести. Это не та тема, о которой я бы стал говорить с сестрой, и, кроме того, мне кажется, в глубине души я знал, что из-за этого она подумает обо мне хуже. Что она не хотела бы, чтобы я причинил боль кому-то другому, потому что на ее месте должен был быть именно он. Эвелин всегда была милой и нежной, и именно поэтому, я думаю, то, что с ней случилось, так сильно ее сломало.

Она бы не обрадовалась тому, что я сделал с Сабриной. Я знаю это. И это чувство вины снова охватывает меня, заставляя задуматься, был ли я неправ. Совершил ли я ужасную, непростительную ошибку.

Нет, твердо говорю я себе, шагая через дом к входной двери, сжимая и разжимая кулаки. Мне нужно пространство, вот и все. Время вдали от Сабрины и ее настойчивых утверждений, что все это не ее вина. Мне нужна кровь. Мне нужен выход в насилии, ощущение, как мои кулаки погружаются в плоть и кости другого человека, и я точно знаю, где я могу это получить.

Я говорю Эвану, мужчине, отвечающему за домашнее хозяйство, подогнать мою машину. Мой, Charger 72-го года выпуска, который я люблю водить, когда хочу побыть один, без водителя и телохранителей. Иногда меня бесит то, что я ускользаю от них, но сейчас мне не нужна компания.

Я хочу побыть наедине со своими собственными мыслями.

Я знаю, что в этот час мой самый близкий друг Шон будет в клубе, где мы проводим бои. Это кирпичное здание, расположенное в стороне от нескольких поворотных дорог, примерно в сорока минутах езды, далеко за ухоженными поместьями, среди которых расположен мой семейный особняк. Там будет кто-то, кто захочет обменяться со мной ударами, и прямо сейчас, как человек, которому нужна сигарета или выпить, я отчаянно жажду этого.

Я значительно превышаю разрешенную скорость, но это не имеет значения. Если меня остановят, ни один полицейский, который увидит мои документы, не выдаст мне билет. Я был защищен от закона, когда какое-то время играл роль шерифа, и я защищен от него сейчас, поскольку являюсь самым влиятельным членом ирландской мафии отсюда до Бостона.

Иронично, если я подумаю об этом достаточно долго.

Пока я еду, мне интересно, что делает Сабрина. Она все еще плачет? Пытается ли проверить границы своего заключения. Сдалась ли и пошла спать? Как бы мне ни хотелось уйти от нее, она все равно занимает мои мысли. Вместе с ней приходит чувство вины, терзающее меня до тех пор, пока я не начинаю чувствовать себя измотанным и разбитым.

Думаю, Шон видит, насколько я темпераментен, как только я вхожу в парадную дверь старого кирпичного здания. Мы купили это место и вместе отремонтировали его, превратив его в место для драк, которые нравились нам и другим, кого мы знали. Хорошее, суровое развлечение, не имеющее ничего общего с властью, врагами или бизнесом, а все, что связано с азартными играми, зарабатыванием денег, выпивкой и отдыхом. Внутри чисто и прохладно, одна сторона отгорожена веревкой для боя, а место боя покрыто толстыми циновками. Вокруг него находится вторая огороженная веревкой зона, за которой наблюдает толпа, а дверь в дальней стене ведет в настоящую раздевалку, совсем не похожую на импровизированный сарай, который использовался на складе недалеко от Риверсайда. Слева находится бар в индустриальном стиле с длинной металлической стойкой, лампочками Эдисона над ней и окружающими ее табуретами с красными кожаными столешницами, усыпанными гвоздями. Сегодня за ним присматривает хорошенькая рыжеволосая женщина с веснушками на лице, кажется, ее зовут Кейси.

— Брат! — Я не ожидал увидеть тебя так скоро. Шон мгновенно встает со стула и направляется ко мне, чтобы крепко обнять меня и крепко хлопнуть по плечу. Он понятия не имеет, что именно я делал, только то, что я отсутствовал на некоторое время по делам. — Значит, все улажено?

— Да. — Я провожу рукой по волосам и направляюсь прямо к бару. — Кейси. Пиво, если не возражаешь Гиннесс.

— Сейчас. — Она подмигивает мне и начинает наливать мне пиво из-под крана. Шон садится на табурет напротив меня, как всегда, ярко улыбаясь глядя своими зелеными глазами.

— Значит, ты здесь ради сегодняшних боев? Ты пришел немного раньше, но сегодня вечером у нас много интересного. Я ожидаю довольно большой явки.

— Я здесь, чтобы поучаствовать, если у тебя есть для меня бой. — Я принимаю пиво от Кейси и делаю большой глоток. — Мне нужно выпустить немного пара. Пусть мои костяшки пальцев будут немного кровоточащими.

— На карте всегда найдется место для тебя. — Он снова хлопает меня по плечу. — Я пойду и немного подправлю ситуацию. Ребята будут рады твоему возвращению, даже если это будет означать, что один из них сегодня вечером пойдет домой со сломанным носом.

Он вскакивает с табурета, как человек с головокружительной энергией кокер-спаниеля, и направляется к двери, ведущей в задний офис. Это одна из самых маленьких комнат после основной, с металлическим столом, неудобным стулом и втиснутым в него сейфом. Это не то чтобы мой самый прибыльный бизнес, просто тот, который мне нравится больше всего.

Как бы мне ни хотелось с головой окунуться в пиво, но, поскольку сегодня вечером я дерусь, я делаю это медленно. Я отпиваю из того, что держу в руке, наслаждаясь возвращением на знакомую, комфортную территорию, и стараюсь не думать о Сабрине. Я сосредотачиваюсь на бое, в который пытаюсь попасть, и на предстоящей ночи, на том факте, что я увижу ее не раньше завтрашнего дня.

Мне больше не придется ее видеть. Я повторяю предложение в уме. Именно это я и имел в виду, чтобы все получилось вот так.

По мере того, как часы идут, здание начинает заполняться. Шон сообщает мне, что я четвертый бой в турнире, и я ем рано, доедая гамбургер с глазурью из бурбона, грибами, луком и картошкой фри, давая себе достаточно времени, чтобы все усвоилось. Я смотрю первые два боя, прежде чем вернуться в раздевалку, чтобы переодеться, наблюдаю, как разогревается толпа, и ставки усиливаются по мере продолжения боев. Этот зуд крови, потребность в высвобождении насилия немного утихли, когда я приехал сюда и обосновался, но он возвращается, когда я направляюсь в раздевалку, и предвкушение нагревает мою кровь. Остальные мучительные мысли исчезают, и я сосредотачиваюсь на том, что будет дальше, на моем противнике, на изгнании всей жевательной гнили внутри меня прямо сейчас, которая заставляет меня чувствовать, будто я сейчас сойду с ума.