Симель заметила косые взгляды лекарей и горько усмехнулась:

— Вам не повлиять на них, господин дон Бар. Мне кажется, всех здесь больше занимает свое искусство, нежели чужое здоровье.

Маленький смуглый южанин улыбнулся одними губами и принялся аккуратно шинковать длинные сушеные стебли.

— Вы все же попробуйте.

Он отвернулся, хотя Симель с удовольствием поговорила бы еще, так как остальные лекари никогда не поддерживали разговор. Покончив с ужином, она решила последовать мудрому совету и, накинув теплый плащ, пошла вниз за еще одним котелком.

Вечер выдался на редкость холодным, согнав стражников поближе к караулкам и горячему вину. Отец Бреттани в темноте пересекал верхний двор, ругая всех и вся. Праздничные недели Сошествия были в самом разгаре, а на исповедь явилось всего несколько благочестивых служанок. «Если бы Единый, слава ему и хвала, — священник коротко вознес глаза к небу, — сошел на землю еще один раз, прямо сегодня, то, увидев все это, точно сокрушил бы земную твердь!»

Святой отец решительно прокладывал себе дорогу через свежие сугробы, несмотря на то, что кто-то уже ходил здесь и оставил в снегу узкую дорожку — он чувствовал, что так правильно, что усилие это богоугодно. «Да, страдания земные и усердие…» Попав в невидимую яму, Бреттани неуклюже замахал руками и провалился в холодный снег по пояс. Со стены послышался тихий смешок, и он погрозил кулаком в пустоту, где только что мелькнул стражник.

— Воздастся, всем воздастся по заслугам! — пропыхтел он, выбираясь из ямы. Чем так поразила Единого земля в прошлый раз, что он решил не карать создания свои, отец Бреттани не знал, но очень хотел бы узнать. Ведь иначе уже и он мог бы родиться в Покое; и многие до него, и многие после никогда бы не узнали, что такое низменные земные грехи. «Потому что, — мечтательно вздохнул священник, — не было бы уже никакой земли!» Он подобрал мокрые, отяжелевшие полы рясы и снова побрел вперед.

Симель возвращалась по своим следам у башни, как вдруг увидела впереди долговязую фигуру отца Бреттани. Он с трудом пробирался сквозь снег, его белая шапочка сползла на самый лоб, а всклокоченные волосы окутали плечи седым облаком. Видя, что встречи не избежать, она продолжила путь и, подойдя ближе, поздоровалась, но священник резко поднял руку:

— Стой. Знаешь ли ты, что Единый накажет тех, кто пренебрегает святыми традициями?

Симель остановилась и непонимающе моргнула.

— Думаешь, можно вот так врываться посреди службы и уходить, когда хочется? — сощурился Бреттани.

А, вот оно что.

— Я очень спешила, святой отец. Спешу и сейчас, — склонила она голову, пряча сердитый взгляд.

— В храм, я надеюсь? — язвительно спросил священник, прекрасно видя, что она идет не туда.

— Нет, в кухни, — с этими словами Симель, не дожидаясь новой тирады, отправилась дальше.

— А ну, вернись! — крикнул вслед отец Бреттани. — Торопишься наполнить брюхо? Грешница!

Но она, не оборачиваясь, лишь ускорила шаг.

Когда с готовкой было покончено, солнце уже давно закатилось за горизонт, и на пороге стояла темная зимняя ночь. Симель сменила худощавого Азоха Рана у постели короля и теперь, катая в ладонях кубок с горданийским красным, смотрела через южное окно на маяк. Непроглядно черное небо, окружавшее со всех сторон замок, поглотило толстые стены спальни, и теперь на много миль вокруг простиралась только ночная пустота. Один лишь маяк, как исполинский факел, возвышался над черными водами океана, и Симели казалось, что она мотыльком парит над землей, привлеченная светом.

Она взглянула на короля — тот смотрел в окно, на красно-золотые блики, полосой идущие по льду от гавани до самого горизонта. В камине с сухим треском выстрелила искра, и Симель тряхнула головой, избавляясь от ощущения полета. Камин был единственным звеном, связывающим ее с этим миром, во всей комнате не горело ни единой свечи.

— Также в тишине потрескивал огонь на стоянке, — тихо проговорил король. Кубок в его руках накренился, тени залегли в глубоких морщинах, а живые, молодые глаза напряженно блестели. О чем он вспоминал?

Симели в такое время вспоминалась долина. Когда огонь в спальне трещал вот так среди ночи, а она дремала в неудобном кресле, чудилось, будто она заснула под деревом, укрытая не одеялом, а плащом, и стоит только погрузиться в сон, как сразу встрепенутся солдаты, послышится клич разведчика и нужно прыгать в седло и мчаться туда, где чинит погромы ненавистная шайка.

Где-то за стеной громко затрещал сверчок, ночь вступила в свои права. Симель подбросила дров в камин, расшевелила кочергой угли и снова завернулась в одеяло. Король все молчал.

— Сир, о какой стоянке вы вспоминали? — спросила она тихо.

Очнувшись, Вилиам посмотрел на нее так, будто не понимал, где находится.

— А. Мы тогда подошли к Венброгу. Было также темно и холодно. Нет, холоднее, гораздо холоднее, — король задумчиво склонил голову к правому плечу.

— Армия, которую вы привели туда, заслонила собой горизонт? — улыбнулась Симель, вспоминая шпалеру у главной лестницы.

— Ты про тот гобелен? — король поднял брови. — Едва ли. Но можешь быть уверена, ни до меня, ни после на севере не видели столь большого войска.

— Должно быть, это напугало беренцев.

Король неуверенно хмыкнул:

— Возможно. Но Дерик Беренский был не из пугливых. Так что я сделал все, чтобы мы не потеряли то, чего уже достигли.

Он на мгновение закрыл глаза, перебирали складки одеяла. Симель тихонько подвинула кресло поближе. Отец столько рассказывал ей о Беренском походе!

— «Его величество Вилиам Светлый решил осадить Венброг ночью, с марша, и тысячи огней морем потекли с холмов, окружавших крепость», — процитировала она «Хронику» Локара Плагардия. К ее несказанному удивлению, король вдруг рассмеялся и желтые блики огня заплясали в серебряных волосах и бороде.

— Локар, пройдоха… Твердил, что, чем бы ни закончилась осада, сделает из этого великий поход. Все время ходил за мной и лез в самое пекло.

— Все знали, как богат припасами Венброг, почему Дерик вышел за стены? Он был безумен?

— Он был честен и храбр. Не скрывал, что хочет полной свободы, и не боялся за нее драться. Мы могли бы просидеть там всю зиму, но, слава Единому, князь предпочел сражаться. Достойный противник — это счастье для воина.

— Но в «Хронике» сказано, что Дерик позорно отказался биться с вами один на один.

Король едва заметно закатил глаза:

— «Хронику» создал человек, считавший, что историю пишут победители.

— А разве не так? — взгляд Вилиама потяжелел и Симель примирительно замахала руками. — Простите, ваше величество. Я хочу сказать, что ваши деяния уже давно принадлежат истории и… у вас все меньше прав на свои подвиги, — она нервно сцепила пальцы. — Вы понимаете?

— Понимаю. Но победители пишут не историю, а книги о ней. Лживые книги, — голос короля звучал ровно, но глаза выдавали скрытую досаду. Он кашлянул и поправил на ногах одеяло.

— В шатре, куда я пригласил Дерика, мы были одни. Я предложил поединок, он ответил, что был бы рад своими руками прогнать меня из Берении или подчиниться, если я окажусь сильнее, но его люди хотят взять в битве пленников и получить хороший выкуп. Союзники не примут поражения, и он не сможет удержать их от боя. Я признался, что советники требуют от меня покарать Берению и разгромить его войско, а мои люди ждут не меньшей добычи. Он сказал, что теперь куда лучше понимает мои стремления. А на следующий день беренская армия была разбита. Дерик, которого солдаты приволокли к главным воротам, встал передо мной на колени. Только руки у него были связаны за спиной. Но, как ты говоришь, этот подвиг уже не принадлежит мне. Людям приятнее думать, будто он молился на меня, как на Единого, — король громко фыркнул.

— Но, ваше величество… — Симели очень хотелось возразить ему, но она и сама не знала, что хочет сказать.

— Пустое, Симель, — махнул рукой Вилиам. — Это все мелочи. Равно, как его деяния, король и сам не принадлежит себе. Но не помню, чтобы я жаловался, так что не вздумай меня жалеть.