Сменив тактику, Анна перешла от угроз к уговорам и заманчивым предложениям: она пообещала Марии, что та сможет появляться при дворе, если признает ее королевой, и даже предложила замолвить за нее слово перед королем. Мария встретила ее предложение с нескрываемым пренебрежением: «Если любовница короля… сделает одолжение, о котором говорит», она «будет ей весьма признательна». Однако единственная королева, которую она признает,– это ее мать. Анна пришла в бешенство от столь дерзкого ответа и пригрозила «сделать все, чтобы унять эту испанскую спесивицу». Неудивительно, что поползли слухи, будто Анна собиралась отравить Екатерину и ее дочь. Впоследствии кто-то, желая очернить Анну, даже приписывал ей следующее высказывание: либо Мария станет ее погибелью, либо она станет погибелью для Марии, и, если случится так, что король оставит ее регентом Англии, как в свое время он назначил регентом Екатерину на время своего отъезда во Францию, она добьется казни Марии¹⁶.

Не менее жестко Анна обошлась со своим пасынком Генри Фицроем, хотя юноша не сделал ничего, что бы могло вызвать ее неудовольствие. Ее опасения главным образом были связаны с тем, что он был сыном короля. Она терзалась теми же чувствами, что и Екатерина, когда в 1525 году Генрих пожаловал своему бастарду два высоких титула – герцога Ричмонда и герцога Сомерсета. Анна прекрасно понимала, что статус незаконнорожденного не является непреодолимым препятствием для наследования престола. Генрих признал Фицроя, дал ему образование, достойное претендента на трон, и оказывал ему поистине королевскую поддержку. Когда после отставки Уолси потребовался новый человек, который взял бы на себя обязанности управляющего двором Фицроя, Норфолк убедил Генриха назначить на эту должность своего сына Генри Говарда, молодого графа Суррея. По словам Норфолка, Генри Говард станет отличным компаньоном и наставником юноши, от которого тот «почерпнет знания и научится добродетели». Молодой граф был всего на три года старше Фицроя, но уже прославился как блестящий лингвист и поэт, в совершенстве владевший словом и уступавший в своих талантах лишь Томасу Уайетту. Одним из первых он ввел в английскую поэзию белый стих и стихотворный абзац, за что впоследствии заслужил славу предшественника Шекспира. Кроме того, он был великолепным наездником и поборником идеалов рыцарства. Король видел в нем идеальный пример для подражания, и в ноябре 1532 года после англо-французского саммита, во время которого Анна танцевала с королем Франциском, он отправил обоих юношей на год во Францию ко двору дофина. Предполагалось, что там они будут совершенствоваться во французском языке и заодно продемонстрируют преданность Генриха положениям Договора о взаимопомощи. Кроме того, это тешило самолюбие Генриха – он хотел продемонстрировать Фицроя в высших европейских кругах как живое доказательство того, что он может произвести на свет здорового наследника¹⁷.

Фицрой был тепло принят при дворе Франциском и герцогом де Монморанси. Его разместили в резиденции дофина, с которым он должен был делить стол. На зиму Фицрой и граф Суррей остались в Париже, а весной 1533 года отправились вместе с Франциском сначала в Фонтенбло, потом в Лион, а затем в Тулузу и Монпелье. Там их и застал в середине августа Норфолк, прибывший во Францию во главе делегации, отправленной Генрихом, чтобы убедить Франциска отменить запланированную встречу с папой в Марселе. Когда Франциск отказался, обоих юношей пришлось поспешно отозвать под предлогом того, что Фицрою пора было жениться, а графу Суррею – начать жить полноценной супружеской жизнью со своей молодой женой¹⁸.

Враждебное отношение Анны к Фицрою начало приобретать отчетливые формы после его возвращения. В случае удачного союза с одной из европейских принцесс он мог рассчитывать на блестящее будущее. Такие перспективы уже обсуждались ранее. В частности, рассматривалась кандидатура Екатерины Медичи, которая в итоге вышла замуж за герцога Орлеанского, а также инфанты Марии Португальской, племянницы императора Карла¹⁹. В октябре 1528 года кардинал Кампеджи с некоторой осторожностью предложил довольно рискованный план – обручить Фицроя с его ныне опальной сводной сестрой Марией. Он ухватился за эту идею как за последнюю возможность отвлечь Генриха от намерений развестись с Екатериной. В разговоре с секретарем папы Климента он поделился своими рассуждениями: при условии выдачи Святым престолом соответствующего разрешения этот брак мог бы стать «инструментом установления порядка престолонаследия», разумеется, если предложенный план не будет сразу же отвергнут как слишком фантастический²⁰.

С точки зрения Анны, лучше и надежнее всего было поскорее женить Фицроя на ком-нибудь из ее родни. Несмотря на разногласия с дядей, она считала свою кузину Мэри Говард, сестру графа Суррея, лучшей партией. Однако ни сам Норфолк, ни его живущая отдельно супруга, если бы решение зависело от них, не выбрали бы Фицроя в качестве будущего зятя. У них уже были наготове более подходящие и надежные кандидатуры. Однако Анне удалось повлиять на Генриха, и окончательное решение осталось за ним²¹.

26 ноября 1533 года Генри Фицрой и Мэри Говард обменялись свадебными клятвами во время скромной церемонии, состоявшейся в королевской часовне во дворце Хэмптон-корт. Генрих выделил молодоженам великолепный дом на берегу реки недалеко от Уайтхолла, ранее принадлежавший епископу Нориджа. В силу возраста (молодым было всего по четырнадцать лет) они не сразу стали жить вместе. Впрочем, судя по тому, что они и позже не слишком стремились исполнять супружеские обязанности, их брак едва ли можно было назвать браком по любви. Совсем иначе прошли свадебные торжества в Марселе, где герцог Орлеанский взял в жены Екатерину Медичи. По иронии судьбы им тоже было по четырнадцать лет, однако после пышного свадебного пира молодых проводили в роскошную опочивальню, где им ничего не мешало сполна насладиться сексом. Наблюдавший за этим Франциск отметил, что «оба проявили доблесть во время этого поединка»²².

Вопрос с женитьбой Фицроя был решен, и Анна оставила его в покое. Он уже не представлял для нее такой опасности, как раньше. Теперь ее внимание было занято собственной сестрой, овдовевшей Мэри Болейн, которую весной 1534 года пришлось отлучить от двора за то, что она тайно вышла замуж за Уильяма Стаффорда, человека незнатного и небогатого. Стаффорд служил в гарнизоне Кале, а на банкете в честь коронации Анны среди многих других прислуживал за столом. Он был младшим сыном мелкопоместного дворянина из Мидлендса и не имел никакого отношения к покойному Эдварду Стаффорду, 3-му герцогу Бекингемскому.

Анна была в ярости и жестоко критиковала сестру. Протокол запрещал браки с членами королевской семьи без особого разрешения короля, и на нарушителей налагались санкции. Болейны должны были неукоснительно соблюдать это требование королевского протокола, в противном случае положение Анны могло оказаться под угрозой. Более того, с точки зрения Болейнов, всегда смотревших на брак как на возможность повышения социального статуса, это был мезальянс. Генрих был тоже сердит, но, похоже, далеко не так, как его супруга²³.

Мэри решила обратиться за помощью к Кромвелю – в нем она видела единственную надежду для себя и своего мужа. Этот факт позволяет судить о некоем превышении полномочий, которое позволял себе новоиспеченный первый секретарь. Об этом же свидетельствует и замечание Джона Хьюси в письме виконту Лайлу: «Я полагаю, господин секретарь думает, что Вашей Светлости не следует обращаться с просьбой о посредничестве в ваших делах ни к кому, кроме как к нему самому»²⁴.

В известном письме Кромвелю Мэри изливает ему душу. Она признается в том, что им со Стаффордом «не следовало действовать так поспешно и дерзко без ведома короля». Единственным оправданием столь необдуманного поступка, считает она, может служить тот факт, что «он так молод, и любовь победила рассудок». Столь велика была их любовь, что она «скорее пошла бы вместе с ним на паперть просить хлеба, нежели согласилась бы стать без него величайшей королевой христианского мира». Эти слова удивительным образом напоминают пафосное заявление Генриха о том, что он «скорее пойдет по дворам просить милостыню, чем согласится расстаться со своей горячо любимой женой»²⁵.