Хотя некоторые склонны считать картину одним из первых образцов светской живописи в Англии времен Генриха VIII и видеть в этом ее главное достоинство, две детали на полотне противоречат этому толкованию: искаженное анаморфное изображение черепа внизу картины и серебряное распятие, едва заметное в верхнем левом углу. Знаки с символикой черепа обычно носили на одежде как напоминание о греховности гордыни и тщеславия, например, на картине виден маленький серебряный значок в форме черепа, приколотый на берете де Дентевиля. Анаморфоза – намеренное искажение, которым воспользовался художник в изображении большого черепа внизу картины,– широко применялась в изобразительном искусстве со времен Леонардо да Винчи: чтобы увидеть изображенный предмет в правильных пропорциях, надо посмотреть на него сбоку или, в некоторых случаях, через телескопическое устройство, которое прикреплялось к боковой стороне рамы²⁰. В сочетании с символикой черепа распятие, почти скрытое зеленым занавесом, предлагает задуматься о порочности и суетности мирского честолюбия и встать на путь истинной веры как единственного средства спасения. Все символические образы картины дают представление о том, насколько далеко зашел де Дентевиль в оценке намерения Генриха и Анны разорвать отношения с Римом (и втянуть в это Францию). Он понимал, что это грубейшая ошибка, угрожающая спокойствию и безопасности христианского мира. Оправиться от возможных последствий будет нелегко: и только послы смогут помочь удержаться от этого рискованного шага.

Близился разгар лета, и дату встречи Франциска с папой было решено перенести сначала на сентябрь, а потом на октябрь. Климент предполагал отправиться в Ниццу морем, но для этого Монморанси, галерами которого он собирался воспользоваться, должен был изгнать турецких пиратов с итальянского побережья. Место встречи пришлось перенести в Марсель, после того как герцог Савойский из страха перед Карлом стал распространять пугающие сообщения об эпидемии чумы в Ницце, несколько преувеличивая реальную опасность.

Волнение в связи с предстоящим рождением наследника, который должен был появиться на свет предположительно в начале сентября, заставило Генриха сосредоточиться и действовать решительно. 14 июня он направил Норфолку, который в это время томился в ожидании в Амьене, обновленные инструкции: Норфолк должен был отправиться во главе делегации в Париж, а затем предстать при французском дворе, где ему предстояло «быстро и ловко» отговорить Франциска от любых переговоров с папой римским. На тот случай, если Франциск будет упорствовать, Норфолк должен был убедить его не принимать никаких условий от папы, пока не будет окончательно решено дело о разводе Генриха. Если же Норфолк по прибытии в Марсель узнает, что папа хочет побеседовать с ним лично, он должен дать понять, что был направлен во Францию исключительно для того, чтобы лично заверить Франциска в «братской дружбе и любви между монархами» и предоставить Франциску одному вести переговоры, предварительно напомнив ему о его обязательствах перед Генрихом²¹.

В Париже Норфолк дважды встречался и беседовал с Маргаритой Ангулемской, причем каждая беседа длилась «по меньшей мере часов пять». Письмо, в котором он подробно рассказывает об этих встречах, оказалось сильно подпорчено водой и прожорливыми грызунами, однако сохранившийся фрагмент впечатляет. Норфолк пишет, что Маргарита…

…одна из умнейших и лишенных лицемерия женщин, с кем мне доводилось встречаться, умеющая добиваться поставленных целей, и к тому же столь расположенная к Вашему Величеству, как если бы она приходилась Вам сестрой, и в той же мере расположенная к королеве [Анне]. Сир, беседуя со мной, она сказала, что располагает некоторыми особо важными сведениями, которыми она готова поделиться со мной при условии, что я клятвенно пообещаю ей не разглашать их никому, кроме Вашего Величества и королевы, в чем я немедленно ее заверил.

В первую очередь она посоветовала Норфолку быть осторожнее с герцогом де Монморанси и не заблуждаться насчет его истинных намерений. Ему не следовало доверять ни в чем, что касалось Анны, поскольку он был всецело на стороне Габсбургов и тайно поддерживал сестру Карла Элеонору, нынешнюю королеву Франции. «Среди знатных людей Франции нет человека более готового служить и угождать императору, чем упомянутый герцог… Она уверяет, что его заверения в дружбе так и останутся на словах, если дело коснется чего-то, что противоречит интересам императора». Что касается Франциска, то, по ее мнению, с ним все обстояло иначе, и Норфолку следовало доверять только ему. Он был способен понять проблемы Генриха, поскольку его собственный брак с Элеонорой принес ему только разочарование. По словам Маргариты, супруги были психологически и сексуально несовместимы. Элеонора была «слишком горяча в постели». Она «желала постоянно быть в объятиях мужа», что страшно раздражало Франциска, которому был нужен просто секс²².

Норфолк наконец встретился с Франциском в Рьоме, столице провинции Овернь, а затем в Лионе, где ему и Джорджу Болейну пришлось первыми услышать новости, которых Генрих и Анна страшились больше всего. 11 июля после голосования в консистории папа Климент вынес публичное порицание Генриху, объявил его брак с Анной недействительным и приказал ему вернуться к законной супруге Екатерине. Под давлением Франции папа согласился на временную отсрочку приговора, чтобы дать Генриху время на раздумье. В случае неподчинения английскому королю грозило отлучение от церкви, а страна попадала под действие интердикта[95]. Этим декретом папа также санкционировал военное вмешательство, а в личном разговоре с Франциском побуждал его выступить на стороне Карла в крестовом походе против Генриха в обмен на возвращение Кале²³.

Норфолк был настолько потрясен этой новостью, что едва не потерял сознание. Для Франциска это был не менее тяжелый удар. Придя в себя, герцог срочно отправил брата Анны в Англию за новыми указаниями. Преодолев 600 миль менее чем за неделю, Джордж встретился с Генрихом в Виндзоре 28 июля, а оттуда поехал в Гилдфорд, где король назначил на следующий день экстренное совещание Тайного совета. Медовый месяц Анны был грубо прерван. Генрих, так и не осмелившись сказать ей правду, под предлогом охоты поспешно уехал, чтобы встретиться с ее братом. Как сообщили шпионы Шапюи, своим придворным он объяснил, что желает «оградить ее от переживаний, которые могут быть опасны для жизни будущего ребенка»²⁴.

Едва закончилось заседание совета, как Генрих отправил Джорджа назад во Францию, где они с Норфлком должны были снова попытаться убедить Франциска отменить встречу с папой. В случае неудачи Джорджу было предписано вместе с коллегами бойкотировать переговоры и вернуться домой. Настолько велико было нетерпение Генриха и желание все держать под контролем, что он готов был скорее пожертвовать дипломатическими связями, чем допустить сомнительный исход переговоров. С этой мыслью он направил делегацию послов в Рим с указанием обжаловать действия папы во Вселенском соборе. Папа Климент расценил этот шаг как тяжелейшее оскорбление. Отныне путей к отступлению не было²⁵.

Встреча Норфолка с Франциском состоялась в середине августа в Монпелье. Король Франции отказался изменить свое решение по поводу переговоров с папой и посоветовал герцогу в нарушение указаний Генриха присутствовать на встрече, объясняя это тем, что такое проявление неповиновения английскому монарху может смягчить папу. Франциск требовал невозможного. Норфолк медлил с ответом еще два дня, но потом сказал, что получил срочные распоряжения вернуться и не осмеливается ослушаться²⁶.

Когда 30 августа Норфолк вернулся в Лондон ни с чем, Анна осознала необходимость тщательного пересмотра профранцузской политики. Тем не менее она не видела причин, чтобы впадать в панику и сомневаться в прочности их отношений с Генрихом. Напротив, она казалась спокойнее, чем когда бы то ни было. По словам Джорджа Тейлора, назначенного главным сборщиком податей с владений, перешедших к Анне от Екатерины, супруги «пребывали в добром здравии и в самом веселом расположении духа, в каком мне только доводилось их видеть»²⁷. То же подтверждают сэр Джон Рассел и Ричард Пейдж, внимательно наблюдавшие за жизнью королевской четы: «Его Величество король весел и в добром здравии, и я никогда не видел его в столь веселом расположении духа, как сейчас»²⁸. Приняв решение бойкотировать встречу с папой, Генрих отказался признавать его декрет об отлучении от церкви и весьма резко высказывался об этом документе: «На все требования аннулировать или отложить все то, что свершилось здесь, будь то брак, акт парламента, решение суда или провозглашение, нам есть что сказать, и мы говорим и будем всеми способами и средствами говорить “нет”, и это “нет” будет произнесено так, чтобы его услышал весь мир и осознал папа римский»²⁹.