Анна полагалась на несокрушимую мощь союза Англии и Франции на международной арене. Однако ни она, ни Генрих по-прежнему не догадывались о том, что Франциск использует их, желая заручиться поддержкой Англии – в том числе и финансовой – на случай, если он вновь решится на очередную авантюру в Италии. Франциск приложил все усилия, чтобы помочь им с делом в Риме,– он искренне считал, что Климент плохо обошелся с Генрихом,– однако его главной целью было вернуть герцогство Миланское. Там в скором времени Карл собирался посадить на трон Франческо Марию Сфорцу, который, в сущности, был марионеткой Габсбургов. Кроме того, Франциск намеревался окончательно решить вопрос с женитьбой своего сына, герцога Орлеанского, на племяннице Климента и собирался сделать это во время предстоящих переговоров с папой, не предупредив об этом Генриха⁹.

Де Дентевиль явно симпатизировал Генриху и Анне, хотя и проявлял по отношению к ним куда большую осторожность, чего они могли предположить. Посол был склонен разделять убеждения евангелистов: не одобряя бюрократию и коррупцию Римской католической церкви, он в глубине души был последователем Лефевра, однако, как и его предшественники на дипломатическом поприще, Жан дю Белле и Жиль де ла Помрэ, он состоял на службе у человека консервативных религиозных взглядов – герцога де Монморанси, главного распорядителя французского двора. Герцог, который состоял в родстве с де Дентевилем и нередко называл его «мой кузен», не был готов подвергать риску отношения Франции и Рима, действуя в угоду Анне. Он был готов идти ей навстречу ровно до тех пор, пока это не нарушало интересов Франции. Монморанси и де Дентевиль опасались вспышки лютеранской ереси в Англии, которая могла распространиться и на Францию в случае, если Болейны добьются своего. Согласно последним указаниям, полученным от Монморанси, де Дентевиль должен был убедить Генриха набраться терпения и ждать исхода переговоров в Ницце, при этом самому де Дентевилю следовало действовать в тесном контакте с герцогом Норфолком, советуясь с ним по всем вопросам и обмениваясь всей имеющейся информацией. Монморанси и де Дентевиль боялись, что Генрих под влиянием Болейнов будет склонять Франциска к тому, чтобы разорвать отношения с Римом¹⁰.

Де Дентевиль поделился опасениями со своим братом Франсуа, который был постоянным послом Франции в Ватикане и тоже принадлежал к группе сторонников Лефевра. Они оба считали, что Генрих, предпринимая шаги, которые только усиливали угрозу раскола церкви, тем самым дискредитирует себя как убедительного и конструктивного критика папской власти и защитника такой реформы церкви, которую поддерживали евангелисты во Франции. «Разве не ты говорил мне,– спрашивал де Дентевиль, хватаясь, как утопающий за соломинку, за слова брата,– что ранее рассказал послам короля [Генриха], будто сам слышал, как папа признавался, что в вопросе «великого дела» всем было бы лучше, если бы он закончил начатое и женился на ней. Если это действительно так,– продолжал он,– это может сослужить ему [Генриху] хорошую службу». Он может заявить, что, женившись на Анне, он действовал по совету папы Климента, который тот лично дал ему прежде¹¹.

Предчувствия де Дентевиля нашли отражение в картине, которую он заказал Гансу Гольбейну. Это полотно под названием «Послы» считается одним из самых известных и загадочных шедевров живописи XVI века. На первый взгляд может показаться, что в картине художник запечатлел лишь момент краткой встречи де Дентевиля с его давним другом Жоржем де Сельве, епископом Лавора и убежденным лефевристом, который оказался в Лондоне по поручению Франциска. Однако наполненные глубоким смыслом детали этого парадного портрета указывают на политический подтекст, отражающий предчувствия де Дентевиля (и, соответственно, Монморанси): неминуемая катастрофа постигнет весь христианский мир и Францию, если Болейнам удастся убедить Франциска поддержать Генриха и, вслед за Англией, отказаться признавать власть папы римского.

Как свидетельствуют письма, хранящиеся в Национальной библиотеке Франции в Париже, де Сельве, который прибыл в Лондон в промежутке между концом февраля и Пасхой и покинул столицу незадолго до коронации Анны, должен был втайне от Монморанси передать де Дентевилю секретное послание Франциска¹². Принято считать, что содержание этого послания (ни одного экземпляра которого не сохранилось) касалось официального признания нового статуса Анны. Однако скорее всего, в нем Франциск с еще большей настойчивостью повторял просьбу, с которой он уже обращался к Генриху несколькими неделями ранее, о том, что королю Англии следует лично присутствовать на переговорах с папой в Ницце, где оба короля смогли бы вместе «обсудить и решить все важные дела». Менее всего Франциск желал разрыва отношений между своим английским союзником и Римом, однако, в отличие от Монморанси, он полагал, что избежать этого можно лишь в ходе личных переговоров с папой с участием Генриха. Монморанси, напротив, настаивал на том, чтобы в переговорах от имени Генриха участвовал герцог Норфолк, на которого он мог положиться¹³.

Некоторые детали картины «Послы» имеют непосредственное отношение к Анне. Во-первых, пол, на котором стоят де Дентевиль и де Сельве. Художник в точности воспроизвел фрагмент оригинальной мозаики Космати напротив главного алтаря Вестминстерского аббатства, где должна была состояться коронация Анны. На полках этажерки, на которую с обеих сторон опираются послы, находится множество предметов, имеющих символическое значение. Цилиндрические часы (разновидность переносных солнечных часов), соседствующие со звездным глобусом (слева на верхней полке), датируют время празднования Пасхи – с 10 по 15 апреля 1533 года. Именно тогда состоялось первое публичное появление Анны на мессе в Королевской капелле, сопровождавшееся соблюдением всех королевских почестей¹⁴. На глобусе звездного неба отмечена земная координата – 42 градуса северной широты, что соответствует местонахождению Рима, где в то время папа Климент с нетерпением ожидал новостей о решении суда в Данстебле¹⁵.

Приоткрытая книга в красном кожаном переплете лежит на нижней полке рядом с глобусом Земли, который повернут так, что можно с легкостью определить местоположение Полизи, где находился фамильный дом де Дентевиля. В книге воспроизведена страница из второго печатного издания популярного в Германии учебного пособия по арифметике «Новое полное руководство к любым коммерческим вычислениям» (Kauffmans Rechnung). Эта страница следует за разделами о сложении, вычитании и умножении, посвящена разделу о делении и начинается со слова «делить» (нем. dividirt)¹⁶. Об этом можно судить при внимательном рассмотрении ее фотографии с высоким разрешением.

Справа находится лютня с порванной струной, то есть на инструменте нельзя играть, и это символически указывает на некое нарушение гармонии. Действительно, почти все, кто писал об этой картине, ссылались на поэтическое произведение «Эмблемата» (Emblemata) итальянца Андреа Альчати, изданное в 1531 году, в котором автор сравнивает искусство настройки музыкального инструмента с тонкостями дипломатических отношений и говорит о том, что порвать струну лютни так же легко, как и внести разлад в стан союзников. Рядом с лютней ближе к краю разместился набор деревянных флейт разного диаметра и высоты звучания в кожаном футляре. Немногие замечают, что в наборе не хватает одной флейты, а это значит, что если раздать их музыкантам, то в звучании ансамбля гармония будет нарушена¹⁷.

Перед лютней лежит раскрытая книга. Судя по развороту, это «Книжечка духовных песен» (Geystliche Gesangk Buchleyn) Иоганна Вальтера, впервые изданная в 1524 году. В составлении этого сборника принимал участие Мартин Лютер – он подбирал тексты, а Вальтер клал их на музыку. На развороте помещены два гимна из первого сборника для партии тенора. Судя по всему, это было сделано специально, поскольку ни в первом, ни в последующих изданиях эти гимны не следуют друг за другом, и пронумерованы они иначе, чем на картине¹⁸. На странице слева – гимн «Приди, Дух Святой» (лат. Veni Sancte Spiritus), обычно исполнявшийся в праздник Святой Троицы, тот самый день, когда состоялась коронация Анны. На странице справа – «Десять заповедей» в сокращенной версии Лютера. Поскольку оба гимна исполняются как в католической, так и в протестантской церкви, их присутствие на картине послужило отправной точкой для рассуждений о том, что противоречия в вопросах веры можно уладить, предотвратив таким образом раскол в христианском мире¹⁹.