Примерно в 1513–1514 годах Кромвель работал на лондонскую компанию купцов-авантюристов в Антверпене, а затем стал ездить в Рим с поручениями от частных клиентов, после чего наконец поступил на службу к Уолси для осуществления особых проектов. Теперь, когда он взял под контроль парламентские дела Генриха, к нему было приковано особое внимание. Он никогда не пользовался протекцией Анны и не был в числе ее любимчиков. Его преданность распространялась только на короля, и он поднимался вверх по карьерной лестнице лишь благодаря своему практическому опыту юриста и управленца. Он никогда не искал поддержки у Анны или ее родственников, и лишь однажды, в 1529 году, он обратился к ее дяде, герцогу Норфолку, который помог ему получить место в парламенте. В период с 1531 по 1534 год не существует никаких признаков переписки между Анной и Кромвелем, и даже если она и оказывала ему знаки покровительства, то обнаружить их следы невозможно. Он, безусловно, имел какие-то дела с Болейнами, но исключительно по распоряжению Генриха или если это было в его интересах, и никак иначе. Он разделял взгляды Болейнов на папу римского и католическое духовенство, однако они никогда официально не объединяли усилий для осуществления церковной реформы. Кромвель мог быть полезен Анне и Генриху, однако они понимали, что его следовало опасаться. В дипломатической агентуре у него были свои люди: эти контакты он приобрел за время работы на семью Фрескобальди и службы у Уолси. Главная опасность для Анны состояла в том, что однажды их интересы могли не совпасть, и тогда он начал бы действовать против нее³⁷.

Все сказанное Кромвелем архиепископу Уорэму так и осталось тайной, однако, как только он вернулся к Генриху, тот тотчас же отправил на заседание синода Джорджа Болейна. Болейн появился в зале, где заседало духовенство, с пачкой бумаг, написанных им собственноручно, при этом два документа удалось установить³⁸. Один из них, более объемный и внушительный, назывался «О делах, касающихся королевских прерогатив[84]» (Matters touching the king’s prerogative) и затрагивал тему христианского послушания. В нем утверждалось, что короли по праву владеют «карающим мечом правосудия». Только они способны вернуть церковь в то состояние, в котором она пребывала, пока власть папы римского не развратила ее. Только «христианский государь, обладающий праведным рвением», будет иметь «силу побороть и подавить лживые измышления». «Высшая власть короля, опирающаяся на Слово Божие, ни в коем случае не должна ограничиваться никакими несостоятельными декретами, папскими законами или пустыми традициями, навязанными людям, при этом она имеет силу как приказывать, так и служить, а также исполнять духовное управление церковью, главой которой он является». По сути, это была расширенная версия рассуждений Тиндейла, свидетельствующая о том, какое влияние на Джорджа оказало чтение «Послушания христианина»³⁹.

Бракоразводная кампания Генриха принимала новый оборот. Побуждаемый нетерпением Анны, он стал осторожно наводить справки о мнениях передовых умов реформаторского движения на континенте. Аргументы автора «Послушания христианина» так сильно подействовали на него, что он в течение нескольких месяцев тщетно пытался заманить Тиндейла обратно в Англию. Пройдет время, и в силу непостоянства характера король резко изменит отношение к этому ученому-реформатору. Генрих прогневается на Тиндейла за его воззрения относительно таинства причастия, будет называть его еретиком, а его сочинения «грубыми» и «нецерковными». Эта внезапная перемена во взглядах произойдет тогда, когда Томас Мор откроет ему глаза на суть религиозных убеждений Тиндейла⁴⁰.

Первым реформатором, с которым Генрих и Анна встретились лично, был Симон Гринер (Гринеус) из Базеля, к тому времени уже убежденный сторонник реформаторских идей, который прибыл в Англию с охранной грамотой. Он приехал в конце марта 1531 года и покинул страну в июле, примерно в то время, когда в Англию вернулся Роберт Барнс, вынужденный скрываться с тех самых пор, как Уолси заставил его отречься от своих взглядов. Каждому из них были предложены деньги за то, чтобы они изучили отношение к разводу в протестантской среде. Как выяснилось, мнения швейцарских богословов разделились, а вот в Германии перспективу развода осудили. Самое большее, на что был готов пойти Лютер,– это предложить Генриху двоеженство: Генрих мог вступить в брак с Анной при условии сохранения добрых отношений с Екатериной. Генрих и Анна поняли, что взяли ложный след⁴¹.

К началу марта английское духовенство согласилось признать новый титул Генриха и выплатить штраф, после чего парламент принял закон о помиловании священников. 30 марта Мор по приказу Генриха, испытывая явную неловкость, озвучил позицию университетов на заседании обеих палат парламента. Эти мнения вместе с ходатайством о разводе, которое Генрих представил в 1529 году на судебном процессе в Блэкфрайерс, были позже изданы одним томом с труднопроизносимым названием, скорее похожим на тираду, которое в переводе на современный язык выглядит примерно так: «Решения самых прославленных и выдающихся университетов Италии и Франции о том, что мужчине противозаконно жениться на жене своего брата, кои даже сам папа римский не вправе отменить» (The Determinations of the Most Famous and Most Excellent Universities of Italy and France, that it is so unlawful for a man to marry his brother’s wife that the pope hath no power to dispense therewith). После этого в заседаниях парламента был объявлен перерыв до конца года⁴².

Поздним вечером 31 мая Генрих отправил к Екатерине делегацию из тридцати человек. Им предстояло напомнить ей о правах Генриха как «имперского» суверена и убедить ее отозвать апелляцию из Рима, чтобы передать дело на рассмотрение английскому суду. Однако все их доводы вновь не возымели на нее никакого действия. В ответ она сказала, что король, ее супруг, «является суверенным правителем в своем королевстве в том, что касается светской юрисдикции, но что касается духовной, то как намерения короля, так и ее согласие в этом случае одинаково не угодны Богу, ибо папа римский – единственный истинный суверен и наместник Бога, который имеет власть судить о делах духовных, одним из которых является брак». Этим все и закончилось, поскольку всем было ясно, что она никогда не отступится от своих убеждений⁴³.

Поведение Екатерины произвело на всех такое глубокое впечатление, что Стивен Гардинер постепенно стал чуждаться общества Анны. Между тем герцог Саффолк и его супруга безоговорочно обвинили Анну в невзгодах Екатерины. Аналогичным образом повел себя и герцог Норфолк, уступив нарастающим нападкам жены, которую Анна удалила от двора. На какое-то время даже Генрих заколебался, жалуясь на то, что Анна каждый день изводит его своими просьбами, требуя от него немыслимого, чего Екатерина никогда себе не позволяла. Впрочем, все это легко объяснимо, если посмотреть на ситуацию глазами Анны. Она боялась, что он бросит ее на произвол судьбы. Хотя он дал ей слово больше не посещать Екатерину и не обедать с ней, он уже дважды нарушил обещание: во время празднования Пасхи и Троицы. В такой ситуации Генрих едва ли мог рассчитывать на то, что она не будет чувствовать себя уязвимой⁴⁴.

Наибольшую известность приобрел конфликт с сэром Генри Гилдфордом из замка Лидс в Кенте, который с 1522 года занимал при дворе должность контролера королевского двора. Он был известен своей преданностью Екатерине и заявил, что «было бы лучше всего на свете связать всех этих ученых докторов, которые придумали и поддержали это дело, и отправить их в Рим в телеге, чтобы они там отстаивали свое мнение или столкнулись с унижением, которого они заслуживают». Когда это высказывание дошло до ушей Анны, она пригрозила уволить Гилдфорда тотчас же, как станет королевой, на что он ответил, что ей «не стоит утруждать себя», ибо, как только этот день наступит, он сам подаст в отставку. Гилдфорд рассказал об этом Генриху, но тот лишь посоветовал ему «не беспокоится по поводу того, что могут наговорить женшины»⁴⁵.