За исключением Анны, юные фрейлины (фр. filles d’honneur) и камеристки в свите Маргариты были из Германии, Франции, Испании и Нидерландов. В недавно обнаруженном списке придворных значится фамилия Бюллан (фр. Bullan)13 – так называли Анну Болейн при дворе Маргариты. Королева, желая, чтобы девушки могли продолжать свое образование, разрешала им присутствовать на уроках своих племянниц – Элеоноры, Изабеллы и Марии, будущих королев Португалии (и позднее Франции), Дании и Венгрии. Девушки проводили вместе время за работой, спали в общей спальне и повсюду сопровождали Маргариту, куда бы она ни отправилась. Старшей над ними была Анна, графиня ван Хогстратен, супруга Филиппа де Лалена, правителя герцогства Гелдерн. Ее заместительницей была некая «мадам де Верней», личность которой установить не удалось. По придворному уставу, который был переиздан в 1525 году на основе образца, бывшего в ходу во времена пребывания Анны в Мехелене, жалованье мадам де Верней составляло 200 турских ливров в год (примерно 22 000 фунтов сегодня). Девять фрейлин получали от 50 до 100 ливров, две главные камеристки – 30 ливров (3300 фунтов), остальных Маргарита вознаграждала по своему усмотрению14.
Известно немало примеров, когда девочки возраста Анны становились камеристками или фрейлинами при королевских и герцогских дворах. В 1509 году Элизабет Стаффорд, старшая дочь герцога Бекингема, была принята в свиту Екатерины Арагонской, когда ей исполнилось двенадцать, хотя обычно ко двору допускали в возрасте тринадцати-четырнадцати лет. Мы узнаем об этом из письма Максимилиана, в котором он напоминает своей дочери об обещании, данном им некогда дону Диего де Геваре, дворцовому эконому принца Карла, принять его племянницу в ее свиту. Теперь, когда девочке исполнилось тринадцать лет, наступило время выполнить обещание – об этом его и просит дон Диего. В этой связи можно предположить, что год рождения Анны – 1500-й, не позже, впрочем, мы не можем утверждать наверняка. Испанец по происхождению, дон Диего де Гевара ранее служил экономом при дворе Филиппа Красивого и Хуаны Кастильской. Именно он подарил Маргарите знаменитый «Портрет четы Арнольфини» работы ван Эйка, на котором изображен Джованни ди Николао Арнольфини, более известный как Джанино, со второй женой. Эту картину, которая и по сей день считается образцом фламандской живописи и одним из самых известных и интригующих произведений школы Северного Возрождения, Маргарита обожала и в описи своей коллекции сделала пометку ung tableau fort exquis – «в высшей степени изысканное произведение» (фр.). Она очень бережно относилась к ней и приказала изготовить створки, которые должны были запираться на замок, чтобы лучше сохранить картину. Вполне возможно, Анна могла не раз ею любоваться15.
Из общего числа тех, кто прислуживал Маргарите, а их было около 150 человек, лишь немногие жили вместе с ней во дворце. Ее фрейлины и камеристки были в числе привилегированных. Остальные жили в городе и являлись на службу рано утром, когда ворота Савойского двора открывались, и уходили вечером до закрытия ворот, однако около полудня по традиции все обедали во дворце16. Поскольку главный зал не мог вместить всех одновременно, сначала обедала Маргарита, и, если при дворе находились почетные гости или послы, их приглашали разделить с ней трапезу. Далее в порядке очередности, установленном в соответствии с занимаемым положением, обедали остальные придворные. Фрейлины и камеристки обедали и ужинали вместе. Ежедневно на их питание отпускалось 34 буханки хлеба, шесть бутылок вина, три больших куска говядины на кости, три куска вареной баранины и два жареной, три тушки курицы или шесть цыплят. В их рационе также присутствовали разнообразные супы и изделия из теста, сыры, овощи и фрукты. По желанию питание можно было разнообразить таким же количеством утиного и гусиного мяса, дичью или голубями, свининой и так далее. Как это было принято при королевских дворах и в домах аристократии, во время Великого поста, по пятницам и в другие постные дни вместо мяса к столу подавались рыбные блюда. На Пасху и в другие торжественные и праздничные дни стол был богаче17.
Все во дворце подчинялось строгой дисциплине. Только наделенные особыми полномочиями могли лично общаться с Маргаритой и допускались в ее внутренние покои. Правила предписывали точное количество шагов для каждого ранга придворных, которые они должны были сделать, приветствуя гостя. Камергерам не полагалось передавать свои полномочия другим, а сама Маргарита зорко следила за придворными дамами. Очень важно было правильно вести разговор и держать себя в соответствии с установленными нормами: девушкам не разрешалось болтать и флиртовать с молодыми камергерами и пажами. Даже куртуазные игры, в которых Маргарита была весьма искусна, должны были вестись строго по правилам. В одном из стихов она наставляет молодых фрейлин и камеристок, как следует принимать ухаживания кавалеров18:
Довериться тому, чьи льстивы речи?
Мадмуазель, подумайте о тех,
Кто угодил в расставленные сети.
В словах обманщика нежнейшие напевы,
Какие не слетали с уст сентиментальной девы.
Довериться ему?
В его манерах тысяча уловок,
Чтобы к греху невинность подвести.
После чего он будет равнодушно
Взирать на деяния свои.
Довериться ему?19
Вскоре после своего приезда Анна отвечает на одно из писем отца по-французски: она пишет очень простым и понятным языком. Письмо написано в местечке Тервюрен – «Вёр» или «Ла Вёр», как его называет Анна. Это французское название парка площадью 700 акров (более 280га) неподалеку от Брюсселя20. Там находилось поместье с охотничьими угодьями, куда Маргарита выезжала летом со своим племянником, принцем Карлом, и его братьями и сестрами. Максимилиан провел в Тервюрене лето 1512 года, а в 1513 году туда вновь приехала Маргарита21.
В письме к отцу (оригинальный французский текст письма содержит столько грамматических ошибок, что его перевод очень условен) Анна пишет:
Сэр, из Вашего письма я поняла, что Вы желаете, чтобы я предстала при дворе женщиной добродетельной и благонравной. Вы говорите, что королева соблаговолит беседовать со мной, и я не могу не радоваться при мысли о том, что мне предстоит говорить с такой мудрой и добродетельной особой. Я буду еще усерднее учиться говорить по-французски, особенно потому, что Вы сами всегда призывали меня к этому, и я собственноручно заверяю Вас, что приложу все силы, следуя Вашим наставлениям. Сэр, я прошу простить меня, если мое письмо плохо написано, ибо, уверяю Вас, правописание рождается исключительно в моей голове, а буквы пишутся лишь моей рукой. Самонне оставил меня сочинять письмо в одиночку, чтобы никто другой не узнал, что я Вам пишу… Я обещаю Вам, что в основе моей любви – сила столь огромная, что она никогда не угаснет. И я заканчиваю свое упражнение (mon pourpens), смиренно предавая себя Вашей милости. Написано в Вёре Вашей кроткой и послушной дочерью,
Анной де Буллан[38]22.
Слово, которое иногда вызывало определенные трудности в расшифровке, скорее всего, следует понимать как pourpens, что в переводе с французского могло означать «великие мысли», «усердие», «изучение», «задание» или (если речь шла об учебе) «письменное упражнение». В этом случае становится понятным то, о чем она говорит в своем письме. Стандартный метод обучения иностранным языкам на продвинутом уровне предполагал написание эссе на заданную учителем «тему», в то время как новичкам предлагалось упражняться в написании писем, поскольку эпистолярный жанр легче всего усваивался, и новичку было проще начинать именно с него. Поначалу содержание писем диктовалось учителем, и, похоже, это было первое письмо, которое Анне разрешили составить самостоятельно. Она называет имя своего учителя – Самонне (или, возможно, Симонне или Симмонет). Почти нет сомнений в том, что это мужчина, поскольку, как известно, в 1510 году по рекомендации Максимилиана человек с таким именем был нанят для принца Карла, чтобы обучать его стрельбе из лука. Похоже, этот Самонне или Симонне, не будучи учителем французского, время от времени преподавал язык молодым девушкам, которые, прибывая ко двору в Мехелене, не владели французским или изъяснялись на нем не слишком хорошо23.