Когда ее выводили из зала суда, на скамье присяжных произошло волнение. Побледневший как полотно Гарри Перси потерял сознание, и его пришлось вынести³⁴. Следующим на очереди был Джордж. Анну увели до того, как ее брат появился в Королевском зале – они так и не увиделись в последний раз. Суд пэров в том же составе, за исключением Перси, предъявил Джорджу практически те же обвинения, что и Анне. Вслед за сестрой он заявил о своей невиновности и тоже был готов бороться за свою жизнь. Как и ей, ему пришлось защищаться самостоятельно³⁵.

Едва Хейлз приступил к оглашению доводов обвинения, по залу пронесся недовольный шепот. Было ясно, что на этот раз добиться признания вины подсудимого будет гораздо труднее. Доказать факт инцеста между братом и сестрой было не так-то легко. По словам Шапюи, обвинение основывалось исключительно на «презумпции». Утверждалось, что он «однажды провел много часов в ее обществе» и что за ним имелись «другие прегрешения», но какие именно, не уточнялось³⁶. Инкриминированные ему преступления якобы были совершены в ноябре и декабре 1535 года, однако никаких подробностей не приводилось. С тех пор как Генрих начал ухаживать за Анной, Болейны держались вместе, поэтому неудивительно, что Джордж и Анна часто проводили время вместе. По правде говоря, поводом для серьезного обвинения мог послужить лишь один эпизод: в июне 1535 года Джордж, внезапно покинув переговоры с адмиралом Шабо в Кале, поспешил поставить Анну в известность о том, что идея обручить принцессу Елизавету с Карлом, герцогом Ангулемским, провалилась, и тогда он действительно провел несколько часов наедине с сестрой в ее спальне³⁷.

Ответная речь Джорджа на представленные Хейлзом обвинения произвела столь сильный эффект, что, как отмечает Шапюи, «многие из присутствовавших в зале, услышав его слова, были готовы биться об заклад, что его оправдают, тем более что не было вызвано ни одного свидетеля обвинения» – и это несмотря на то, что всего лишь час назад Анне был вынесен смертный приговор по тому же обвинению. Записи Райотсли подтверждают это: Джордж, «ко всеобщему восхищению, отвечал на все пункты обвинения весьма рассудительно и мудро и не признавался ни в чем, напротив, он держался так, словно никогда не совершал вменяемых ему преступлений»³⁸.

Де Карль также отметил спокойствие, с которым Джордж опровергал все, в чем его подозревали:

Пример невероятной стойкости и самообладания, проявленных Джорджем, служит доказательством того, что он представлял куда большую угрозу для Кромвеля, чем полагают некоторые биографы, склонные видеть в нем не более чем пешку или пресловутого мальчика-посыльного в любовной переписке между Генрихом и Анной⁴⁰. В глазах присутствующих Джордж поднялся на еще большую высоту, когда в разгар процесса Хейлз подал ему записку, которая должна была послужить очередным доказательством его вины и которую ему было велено прочитать про себя, не оглашая ее содержания, и коротко ответить «да» или «нет». Джордж проявил дерзкое неповиновение и прочитал написанное вслух отчетливо, так что его услышали все, кто находился на трибунах, что привело в ярость Кромвеля, желавшего сохранить этот деликатный момент в тайне. В записке спрашивалось о том, слышал ли он когда-нибудь от своей жены Джейн Паркер, что Анна говорила ей по секрету, будто Генрих «недостаточно искусен в сношениях с женщиной, не отличается ни мужеством, ни половой силой» (фр. ne vertu ne puissance)⁴¹.

Учитывая, что Анна безоговорочно доверяла своей невестке, она вполне могла поделиться с ней этой интимной подробностью, а Джейн легко могла рассказать об этом своему мужу. Скорее всего, так и было, поскольку Джордж отказался отвечать на этот вопрос. В безукоризненной манере, свойственной юристам, он произнес следующее: «По этому поводу я не буду возбуждать никаких подозрений, которые могли бы нанести вред репутации короля».

Не желая отступать от своей линии, Хейлз продолжил сыпать обвинениями и заявил, что Джордж якобы распространял клеветнические слухи, которые ставили под вопрос личность отца Елизаветы. Джордж не удостоил Хейлза ответом. Он хорошо знал свою сестру.

Столь вызывающее поведение сослужило ему плохую службу: все пэры без исключения вынесли ему обвинительный вердикт. Норфолк зачитал приговор, и в протоколе заседания появилась зловещая аббревиатура T&S. Наравне с четырьмя незнатными сообщниками Джорджу предстояло принять жестокую казнь на виселице. Он воспринял этот факт хладнокровно, попросив лишь о том, чтобы были оплачены его долги, поскольку все его имущество отчуждалось в пользу короля⁴².

Последовало множество домыслов о том, как были обнаружены мнимые преступления Джорджа. В поэме де Карля Джордж так говорит об этом судьям:

Константин полагал, что Джорджа могли оправдать, «если бы не одно письмо»⁴⁴. По свидетельству неизвестного португальского джентльмена, была некая «особа, которая скорее из зависти и ревности, чем из любви к королю, выдала эту проклятую тайну, а вместе с ней и имена тех, кто участвовал в темных делах нечестивой королевы»⁴⁵. Имя автора письма не называется, однако речь идет о женщине, судя по тому, что первое личное местоимение, встречающееся в португальском оригинале, имеет форму женского рода. Если верить письмам Джона Хьюси к леди Лайл, то, скорее всего, это была Элизабет Браун (см. Приложение 4).

Во вторник 16 мая 1536 года в Тауэр прибыл Кранмер. Вполне возможно, что он терзался угрызениями совести по поводу этого визита, так как явился не по долгу пастырской службы и не по своей доброй воле. Его послал Генрих, желавший выпытать у Анны до того, как она умрет, хоть какую-то причину, которая могла бы послужить основанием для законного аннулирования их брака. Так же как в свое время с Екатериной, теперь ему было важно поверить в то, что их брак с Анной не имеет юридической силы и был недействителен с самого начала. Вступая в брак с Джейн Сеймур, ему было психологически необходимо чувствовать себя свободным от брачных уз⁴⁶.

Проще всего было бы вспомнить историю о якобы существовавшей некогда договоренности между Гарри Перси и Анной о заключении брака, однако ее бывший возлюбленный проявил неповиновение. 13 мая, за два дня до того, как его вызвали для участия в суде пэров, он написал Кромвелю письмо, в котором подтвердил предыдущее заявление о том, что никакого сговора между ними не было. Вежливо, но решительно он напомнил первому секретарю, что он уже отвечал на этот вопрос под присягой. Мы можем лишь гадать, о чем говорили Анна и Кранмер, однако судя по тому, что произошло вскоре после этого, она продолжала отстаивать легитимность своего брака (а значит, и законность рождения своей дочери)⁴⁷.

В тот же день Кингстона вызвали в Уайтхолл на аудиенцию к Генриху. Он получил указания о том, что Джордж и четверо других мужчин должны «умереть завтра». Во время аудиенции уставший от забот констебль передал на словах «прошение» Джорджа, которое король выслушал весьма холодно. Что касается Анны, Генрих сообщил ему, что в качестве духовника к ней следует отправить Кранмера. Когда часом позже Кингстон докладывал об этом Кромвелю, то упомянул о том, что архиепископ уже посетил ее в этот день, но «по другому поводу»⁴⁸.