Тигр встает, забыв про Этти. Он подходит ко мне, и сквозь свою ужасную боль я почти не слышу его слов.

– Вставай. – Он хватает меня за плечо и ставит на ноги, отрывая от Томасиса. – Его слова как ножи режут мой слух. – Я знаю, что ты любила его. Доверяла ему. Знаю, что твое сердце разбито. Но это он предал тебя. – Тигр трясет меня. – Не плачь о нем, Кошечка, – говорит он и берет мое лицо в свои руки. – Он должен был защищать тебя, но не сделал этого. Не трать на него свои слезы. Не будь такой слабой.

– В этом ее главная проблема, – говорит Тенардье за моей спиной. – Она слишком привязывается к людям.

И хотя мне кажется, что я тону в своем горе, все равно продолжаю думать как Кошка. Оглядываю комнату и прикидываю свои шансы.

Томасис мертв.

Их осталось только двое.

– Я знаю, о чем ты думаешь, – говорит Тигр, все еще сжимая мои плечи. – Знаю, как болит сейчас все твое существо. Боль гложет тебя изнутри, будто вырывая сердце.

Подходит Тенардье и пинает ногой Томасиса, убеждаясь, что он мертв.

– Ты думаешь, это конец, – говорит Тигр мне на ухо. – Но ты ошибаешься. Это только начало. Я думал о тебе, Кошечка. – Он хмурится. – Не смотри так взволнованно, тебе это не идет.

Он отпускает меня и поднимает руки, показывая, что не собирается нападать на меня.

– Я пытался припомнить все с самого начала, проигрывал все снова и снова у себя в голове, – говорит он. – И сказал себе, что эта девочка не так долго была рядом с тобой, когда я в первый раз предложил за нее свою цену. – Он оборачивается и через плечо смотрит на Этти. – Странно, что ты оказалась так к ней привязана. Так не хотела ее отдавать. Ты даже согласилась получить эти шрамы из-за нее. Но ты пыталась спасти не ее, правда?

Он улыбается мне.

– Тенардье сказал, что я забрал у тебя еще кое-что. Сестру. Как ее звали? – этот вопрос он бросает Тенардье, и тот открывает рот, чтобы ответить.

– Не смей произносить ее имя, – шиплю я.

Тенардье смотрит на меня и решает, что в его интересах – не спорить со мной сейчас.

– Они были очень близки, – вот все, что он говорит.

– Она заменила тебе мать, правда? Вырастила тебя, любила? Вот тогда все обретает смысл. Я забрал у тебя сестру, и ты ничего не могла с этим поделать. Из-за того, что я забрал ее, ты убежала к Томасису. Просила у него защиты. Все в твоей жизни – и твоя ярость, и твои шрамы, и кинжал в твоей руке – появилось из-за меня. Я создал тебя, так же как мой отец создал меня в тот момент, когда обрек на плети работорговцев.

Он протягивает руку и проводит пальцем по моему лицу, лбу и по щеке, рисуя воображаемую линию, повторяющую шрамы на его собственном лице.

– У тебя на спине уже есть мои шрамы. Я вырезал свое имя на твоей коже. Ты принадлежишь мне.

Я вздрагиваю.

– Я принадлежу гильдии Воров. А у вас нет чести, нет Закона…

Он издает короткий смешок.

– Закона? А где был Закон, когда собственный отец продал меня, сломил, чтобы сам он мог выжить? Он сделал меня таким, какой я есть. Я – надругательство над Законом. Я – кошмар, который он породил. Я – его возмездие.

Он берет меня за плечи и притягивает к себе.

– Двор чудес боится меня. Они кланяются, лебезят и прячутся. Они так боятся, что я могу учуять запах страха, исходящий от них. Все они – слабые.

Он наклоняет голову и смотрит на меня.

– Но ты… ты не такая, как они, правда? Ты котенок, который взял в лапы плеть. Кошка, напавшая на барона гильдии. Единственная, кто посмел пойти против Тигра, – говорит он.

Он наклоняется ближе, его губы почти касаются моего уха. Изо всех сил стараюсь не дрожать.

– Знаешь, на кого ты похожа?

В его голосе слышится теплота.

– Ты похожа на меня.

Тигр отстраняется и смотрит мне в лицо, на котором отражается недоверие. Он улыбается.

– Кто еще, кроме нас с тобой, мог каждый день в течение прошедших двух лет думать об Этти? Кто еще провел столько часов, размышляя, как ее вернуть? Мы с тобой одинаковые. Я собираюсь уничтожить ее, – продолжает он, – не потому что этого хочу; сейчас уже нет. Она миленькая вещица, такая же, как все милые вещицы. Но я уничтожу ее ради тебя, потому что хочу увидеть, как ты станешь ужасным, беззаконным, бесчестным существом. Хочу увидеть, как ты сломаешься и изменишься. Станешь такой же, как я.

Он поднимает мое лицо, взяв за подбородок, чтобы я смотрела ему в глаза.

– Сегодня ты возродишься. Возродишься в крови, боли и ярости.

Чувствую его горячее дыхание у себя на щеке, когда он шепчет:

– В конце концов, ты убила Отца своей гильдии. Тебе уже недалеко. Ты просто маленькое чудовище, которое еще не отрастило все свои клыки.

Замечаю легкое движение за спиной у Тигра. Он забыл про Этти, потому что для него она всего-навсего слабая, милая вещица.

Глупец.

Несколько лет назад я научила ее освобождаться из пут, и вот она стоит на ногах позади Тигра и Тенардье и приближается уверенными, бесшумными шагами. В ее руке – кинжал, который я дала. Все это время она постоянно натачивала его.

Лицо Тигра озаряется улыбкой, когда он продолжает:

– Я говорил тебе, Котенок, мы одинаковые. Ты такая же, как я.

– Она совсем не такая, как вы! – В голосе Этти слышится неприкрытая ненависть.

Тигр оборачивается, но слишком поздно: собрав все свои скромные силы, Этти вонзает острие кинжала в его улыбающуюся щеку.

Он жутко кричит. С громким стуком падает навзничь, кровь брызжет во все стороны. Этти хочет подойти ко мне, но Тенардье, хоть и с расширившимися от изумления глазами, все-таки направляет на нее дуло пистолета. Я пытаюсь запрыгнуть ему на спину, но у меня повреждена нога, а у него прекрасно развиты все инстинкты. Он швыряет меня через всю комнату, и я падаю лицом вниз.

Оглушенная воплями Тигра, пытаюсь приподняться на здоровой руке, но от боли кружится голова, и я еле шевелюсь.

Забавно, какие странные детали мы начинаем подмечать, когда над нами нависает смертельная опасность. Ясно вижу структуру дерева на дощатом полу, проглядывающем между толстыми османскими коврами. Вижу шнурки ботинок одной из Сестер, сидящей в тени напротив меня; обращаю внимание на ее поношенное голубое шелковое платье, уже рассыпающееся на куски, подшитое по подолу неровными большими стежками. Я хмурюсь, пытаясь сосредоточиться на этой строчке.

«Я знаю эти стежки», – думаю потрясенно.

Смотрю на ее лицо, и сердце сжимается.

Азельма.

Моя сестра.

Конечно, она здесь. Конечно, Тигр привел ее, чтобы помучить меня.

Волосы прилипли у нее к лицу, в руках она сжимает шприц. Но ее глаза… Она смотрит на меня. Фокусирует взгляд на моем лице.

Она видит меня!

Она знает, кто я такая. Ее губы шевелятся, когда она беззвучно произносит мое имя. Она видит, что моя рука висит безжизненной плетью вдоль тела. Видит мою раненую ногу, покрытую темной кровью. Потом поднимает взгляд на вопящего Тигра. И я вижу в ее глазах странный блеск.

Она кладет шприц на пол и подталкивает ко мне. Хватаю его здоровой рукой, прижимаю к ноге и медленно поднимаюсь. Она смотрит на меня голодными глазами. Мне удается встать, и я снова смотрю на шприц. Он полон.

Тигр кричит Тенардье что-то нечленораздельное. Он зажал щеку руками, но трудно говорить четко, когда у тебя в щеке зияющая дыра. Он весь залит кровью, а его слова невозможно разобрать. Тенардье смотрит на него, сжимая в руке пистолет и наклонив голову набок, как собака, размышляющая над дальнейшими действиями.

– Пристрели ее! – выдавливает Тигр, а изо рта у него течет кровь. Этот приказ, по крайней мере, понятен.

Этти стоит в углу, как оружие сжимая в руке высокий деревянный канделябр. В ее руках он кажется особенно тяжелым, и она держит его совершенно неправильно.

– Я всегда на стороне победителей, – спокойно говорит Тенардье Тигру. – А сейчас, кажется, ты не побеждаешь.

И к величайшему ужасу Тигра, Тенардье затыкает пистолет обратно за пояс и смотрит на меня.