Мужчина ослабил хватку, Этти судорожно вдыхает и хватается за его руку, чтобы не упасть. Он загнанно оглядывается, не зная, пробираться вперед или повернуть назад, но Призраки уже повсюду.

Они идут не спеша, тихо шаркая, как люди, которым никогда не приходилось бегать. Они не боятся за Этти. Им не нужно бояться. Этому незнакомцу никак от них не спастись. Их очень много, и им это известно.

Глаза у мужчины бегают, как у загнанного зверя. Он поворачивается то в одну, то в другую сторону, и понимает, что окружен. Во главе Призраков идет Волк, он бесстрашно смотрит на незнакомца, прекрасно зная, что сейчас произойдет.

– Au secours![15] – в ужасе вопит мужчина. – Au secours!

Все, кто оказался неподалеку и услышал крик, но не являются чадами Двора чудес, поскорее отворачиваются. Мальчишки, несущие большие ведра с помоями, исчезают в боковых улочках. Закрываются окна, выходящие на улицу. Город знает, когда нужно закрывать глаза.

– Quelqu’un! Aidez-moi![16] – жалобно кричит мужчина.

– Отпусти ее, – приказываю я, подбегая к нему.

Он бросает Этти, и та мешком падает на землю. Я кидаюсь к ней, поднимаю и оттаскиваю подальше. Ей не нужно видеть, что сейчас случится. Призраки расступаются передо мной, но сразу, словно вода, стекаются обратно, как только мы проходим.

– Прошу вас! – Глаза у мужчины увеличились и почернели от страха; он поднимает руки в попытке защититься. – Пожалуйста, не трогайте меня!

Однажды между гильдиями разгорелась война. И из всех людей, кто нес с собой смерть и разрушение, страшнее всех были Призраки. Потому что их больше, чем членов всех остальных гильдий, и они свято верят в силу Закона. Если их разозлить, то гнев их будет страшнее, чем у всех остальных чад Двора чудес вместе взятых. Истории о том, как они разбирались со своими жертвами, до сих пор преследуют в кошмарных снах каждого ребенка из числа Отверженных.

Волк улыбается, и у меня по спине пробегает холодок.

– Взять его.

Спотыкаясь друг о друга, Призраки поднимают тяжелую крышку ближайшего люка и спускаются в темноту и вонь городской канализации. С тяжелым сердцем мы с Этти следуем за ними.

Длинные коридоры с солидными каменными стенами, наполненные мраком и гниением, заваленные кучами отбросов, – так выглядит парижская канализация. Делаю глубокий вдох. Большинству Воров приходилось скрываться в этих покрытых слизью трубах в ночи неудачных ограблений. Для себя я усвоила, что лучше позволить запаху сразу обжечь тебе глотку так, чтобы на глазах выступили слезы, чем пытаться укрыться от него.

Глаза быстро привыкают к темноте. Очевидно, мы подошли к какому-то возвышению, каждый сантиметр которого занят Призраками. Все они набились в один туннель, некоторые стоят по колено в грязной воде, и все ждут.

С шипением загорается светильник; в его свете появляются Орсо, Волк и сотня блестящих черных глаз, все они смотрят на обезображенное существо, которое напоминает голого человека, привязанного к деревянному столбу. Он весь состоит из ссадин и кровоподтеков. Вместо правой руки – кровавый кусок мяса. Я морщусь. Они оторвали ему пальцы за то, что он хватал ими Этти. У Призраков не бывает оружия, они не владеют боевыми приемами. Все раны на теле этого человека нанесены голыми руками или зубами людей, терпеливо добивающихся своей цели. Мне становится его жаль.

– Он жив? – спрашивает Орсо.

Волк кивает.

– Тогда суд. – Орсо мрачно улыбается. – Приглашаю тебя в нем участвовать, Котенок.

Он склоняет передо мной голову в знак уважения.

Я содрогаюсь. Никогда еще не была на Суде Мертвецов. От историй о них ночью снятся кошмары, но я не смею отказаться от столь прямого приглашения. Это оскорбило бы Призраков.

Нахожу взглядом Этти: ее так вымотало все произошедшее, что она крепко уснула в углу, подальше от всей суеты. Хорошо.

– На нем нет метки, – шепчет Волк на ухо Орсо.

Если нет никакой метки, никакой татуировки – это означает, что он один из Тех-кто-ходит-днем.

– Дети мои, – говорит Орсо, – с нами поступили дурно. Мы должны восстановить справедливость.

Призраки разражаются ужасными, оглушительными криками, когда Орсо подходит к незнакомцу и оглядывает его.

– Почему ты вздумал похитить мое чадо? – спрашивает он.

Призраки повторяют обвинение, оно эхом отражается от стен, звенит снова и снова до тех пор, пока Волк рыком не приказывает им замолчать.

– Пусть говорит!

– Меня за…заставили, – пытается сказать мужчина опухшими губами.

Призраки встречают его ответ яростным шипением.

– Заставили? – В голосе Орсо слышится недоверие. – Как заставили? Говори правду, и тогда, быть может, мы будем к тебе милосердны.

Незнакомец смотрит на Орсо сквозь щель истерзанного глаза.

– Я б-был в долгу перед ним, – жалобно стонет мужчина. – Он с-сказал, что простит мне его…

– Кто такой «он»?

Это лишний вопрос. Мы все знаем, кто хочет забрать Этти.

– Не могу сказать. Они предупредили, что он убьет меня.

– Не бойся, друг мой. – Орсо проводит пальцем по искалеченному лицу бедняги и улыбается демонической улыбкой. – Он тебя не убьет.

Вокруг него ухают и гогочут Призраки.

Орсо смотрит на Призраков и разводит руками.

– Что скажете, дети мои?

– Виновен! Виновен! Виновен! – Их голоса, целый хор шепотков и выкриков, прокатываются по туннелю и отражаются от стен.

Волк поднимает руку, Призраки приходят в движение и набрасываются на мужчину, как полчище крыс. На него навалилось столько людей, что даже его крики звучат приглушенно. Я отворачиваюсь.

Орсо пробирается ко мне.

– Вы знаете, кто это сделал, – сурово говорю я.

Орсо внимательно смотрит на меня и тихо отвечает:

– Тигр не дурак. Если бы его имя прозвучало, нам пришлось бы выступать на него войной. Но ты слышала Того-кто-ходит-днем. Он не назвал бы нам имени.

Орсо окидывает взглядом своих чад, терзающих то, что осталось от искалеченного незнакомца.

– Мы не можем позволить себе такого конфликта, – тихо и мягко продолжает он. – Не сейчас, когда мы так слабы от голода и болезни.

Мертвый барон качает головой и ненадолго замолкает, нахмурив брови.

– Все стало гораздо серьезнее, дело уже не только в ней, – говорит он, взглянув на Этти. – Ты прилюдно оскорбила Тигра, а он такого стерпеть не может. Если какой-то Котенок восстает против него при Дворе, значит, кто угодно может на это решиться. Он должен отомстить или лишится той власти, которая у него есть над всеми нами. Она стала символом, который он должен низвергнуть. Его ничто не остановит.

– Но вы можете защитить ее! – настаиваю я.

– Разве я могу? Он сделал так, что меня бросили в Шатле, попытался похитить ее средь бела дня. Если однажды ему хватило дерзости попытаться забрать ее, он не оставит своих попыток.

Внутри все обрывается. Если Орсо не может защитить Этти, кто же тогда сможет?

– По крайней мере четверо баронов гильдий встанут на сторону Тигра, если он попросит их помощи. Они слишком боятся его, чтобы отказать, – добавляет Орсо.

– Но Закон! – кричу я. – Он уже ничего не стоит? Он не может ее тронуть! Она одна из ваших чад!

– Он ослабил Закон. Проверил его на прочность и сумел сделать своей марионеткой.

Орсо задумчиво соединяет кончики пальцев и опять смотрит на меня.

– Ты знаешь, как работают Убийцы?

Я качаю головой.

– Если человек хочет покончить с кем-то, он сообщает Хранителю записей имя жертвы и платит за ее смерть. Чаще всего Убийцы выполняют эти задания, особенно если это им выгодно. Но время от времени они приходят к человеку, который должен умереть, к мертвому волку, называют ему цену, которую за него предложили, и позволяют назвать свою сумму. Если он может заплатить столько, сколько они требуют, Убийцы навсегда расторгают заключенное ранее соглашение, потому что они будут богаче, если он останется в живых.