Они поджидают нас в переулке. Лицо Тенардье перекошено от ярости. Он пьян, и с ним четверо Хищников.

– Нина, – говорит Феми, – мы можем убежать.

Вспоминаю, как много лет назад, когда я была еще ребенком, он уже произносил такие слова. Но и тогда это не сработало.

– Он моя кровная родня. Мастер моей гильдии. Как долго я смогу от него скрываться?

Феми смотрит на меня так, будто перед ним стоит Азельма. Он знает все слова, которые я не произношу. Если Тенардье выместит весь свой гнев на мне, может быть, он не тронет Этти. Ему запрещено причинять вред Этти, но по тому, как он раскачивается из стороны в сторону, подозреваю, что сейчас Тенардье наплевать на все правила и законы.

– Так-так, а вот и моя дочурка-кошечка.

Тенардье хватает меня и с силой бьет о стену. Слышу, как хрустят ребра, чувствую, что весь воздух разом вышел из легких; голова начинает кружиться.

– Знаешь, сколько денег я потерял? – спрашивает он меня.

Чувствую его тяжелое, пропахшее вином дыхание, и в голове проносится тысяча воспоминаний. Грязные слова, приступы ярости, сотни синяков, десяток сломанных костей. Вспоминаю, как Азельма умоляла его прекратить.

– От того, что ты побьешь меня, она не вернется. Она теперь под защитой Орсо, – отвечаю сквозь стиснутые зубы.

– Ты права, ее это не вернет, зато мне подарит огромное удовлетворение.

Он толкает меня, и я падаю, ударяясь головой о холодные камни.

– Тенардье, Томасис не будет рад, если ты покалечишь его лучшую Кошку! – кричит Феми.

Он встает перед Тенардье, но тот в пьяном угаре отталкивает его.

– Томасис пусть катится к Изенгриму! – бросает он.

Оскорблять Томасиса в присутствии Феми – большая ошибка, но, кажется, Тенардье слишком пьян и не понимает этого.

– Она приносит гильдии в десять раз больше того, что можешь принести ты, Тенардье. Подумай об этом. Если переломаешь ей ноги или руки и она не сможет больше добывать свою долю, представь, что он скажет!

Тенардье улыбается.

– Верно, но это не я покалечу ее, – говорит он.

Он щелкает пальцами, и ко мне приближаются Хищники.

Если мне суждено умереть от чьей-то руки, я бы хотела успеть нанести хоть несколько ударов. Хотела бы пасть в бою. Но если сейчас ввяжусь в драку, если хоть раз подниму руку, Тенардье выместит весь свой гнев на Этти. Он будет терпеливо подстерегать ее повсюду, пока она не испытает на себе вкус его ярости. Такой он человек.

– Тенардье! – Феми предупреждающе повышает голос.

– Их подослал не я. – Тенардье отступает, чтобы наблюдать за происходящим с голодным блеском в глазах. – Представь, что я просто посланник, – говорит он и смеется при виде ярости Феми.

– Ты теперь шакал Тигра, Тенардье? Это плохо для тебя кончится.

Тенардье пристально и сурово смотрит на меня из-за массивных фигур Хищников.

– Ах, Ястреб, я бы и рад вмешаться, но ты же меня знаешь. – Его лицо расплывается в хищной улыбке, золотые зубы блестят. – Я всегда на стороне победителей.

Хватаюсь за стену и встаю на ноги, пока Хищники кружат вокруг меня как шакалы.

С первым же ударом я падаю на землю, даже не пытаясь защищаться.

Во рту металлический вкус. Пальцы скребут холодную, влажную землю, в ушах звенит от боли. Будет легче, если не думать. Если спрятаться, закрыться.

Чувствую, как под ладонями бьется сердце моей матери, Столицы, и шепчу слова, которые говорила в детстве, множество раз произносила, как молитву, лежа на липком, залитом вином полу.

«Все в порядке, это просто боль. Скоро все закончится».

– Ради Ренара, она же твоя дочь! – умоляет Феми.

Меня охватывает бешенство, усиленное болью. Я могла бы быстро покончить со всем этим. Но я поднимаю голову.

Мне не следует этого говорить, но я не могу сдержаться.

– Я никогда не буду его дочерью. Я чадо гильдии Воров. Томасис – мой Отец.

Тенардье смеется.

Мне на лицо опускается сапог, и мир гаснет перед глазами.

Впадаю в забытье, и мне грезится, будто где-то вдалеке кричит Этти, будто Феми тихо с кем-то спорит. Потом кажется, что меня подняли в воздух, и я слышу, как кто-то тихо, будто дуновение ветра, шепчет мне в ухо:

– Не умирай, Котенок.

Я запуталась во времени, помню лишь долгое падение в темноту и тишину. Не могу сказать, сколько времени прошло: несколько дней, часов или недель.

Иногда рядом со мной сидит Этти, тихо говорит что-то, захлебываясь слезами. Иногда мне кажется, что Гаврош пристально смотрит на меня своими темными, ничего не выражающими глазами.

Иногда наступают моменты ужасающей ясности, когда боль пронзает все тело и каждая мелкая деталь видится ярко и четко.

Иногда ощущаю, как колеблется воздух вокруг – это движутся Призраки: они втирают мне дурно пахнущие мази, что-то жгут, кипятят воду в больших чанах, от которых валит пар, меняют мне повязки, укрывают одеялами.

Иногда я слышу шорох абсолютно черной одежды, вижу блеск серебряного клинка, ощущаю прикосновение холода и смерти.

Однажды, много времени спустя, проснувшись, я вижу посылку. Черная коробка, перевязанная лентой. На ней написано: «Pour la Chatte Noir[13]».

– Ее прислал Томасис, – говорит мне Мастер ножей ледяным тоном. – С наилучшими пожеланиями.

Должно быть, это что-то получше, чем мерзкие лекарства, которые вечно приносит Монпарнас. Сваренные Отравителями подарки от Кол-Бланша, которые должны исцелять, но только обжигают горло. Но судя по тому, что я еще жива, Мастер ядов все-таки не хочет меня отравить.

Этти развязывает ленточку, поднимает крышку и едва не роняет коробку.

Внутри – кисть руки. Из запястья торчат обрубки костей, видны сгустки запекшейся крови. Волосатые пальцы, украшенные множеством колец, я узнаю с первого взгляда – ведь они оставили столько следов на моем лице.

Тенардье.

Это заявление от Томасиса всему Двору чудес. Плотью, кровью и костью он показал, что теперь я его чадо. Что теперь он мой Отец и я под его защитой. Что всякий, кто обижает меня, наносит оскорбление и ему, и будет наказан. Даже если этот человек – Мастер зверей.

Несмотря на боль и туман в голове, я улыбаюсь.

Иногда голос Орсо эхом прокатывается по всей огромной пещере, долетая и до моего маленького грота, когда он рассказывает своим чадам о мышах в королевстве кошек, о заколдованных птицах и жестоких змеях. Открыв глаза, я могу различить только уголок главной пещеры, Зала Мертвых. Серые горы спящих Призраков, которые вповалку лежат друг на друге: мертвецы, спящие в своей украшенной костями могиле глубоко под городскими улицами. Все пещеры гудят от храпа, посапываний и шепота, они, как странная колыбельная, успокаивают мое измученное сердце.

Этти теперь одна из них.

Она в безопасности.

И все-таки лицо Тигра то и дело возникает у меня перед глазами, я помню его непреклонный, голодный взгляд.

В Зале Мертвых он не может тронуть ее.

Она в безопасности.

Во всяком случае пока.

Я закрываю глаза и не открываю их много дней.

«Il était une fois… в одной стране было столько мышей, что они заполонили все города, большие и маленькие.

Это были очень трудолюбивые мышки, они выращивали урожай и возводили все лучшие постройки в городе, от прекрасных дорог до величественных домов.

В сердце этой страны был двор котов. Котов было совсем немного, но у них был шелковистый мех, изящная походка, да к тому же они знали, что именно они должны нести ответственность за всю страну.