Я не могу терять времени на всякие пустяки, куда бы мы сейчас ни шли. Мне непременно нужно отыскать кладовые.

Этти взволнованно смотрит на меня. Улыбаюсь ей, придавая лицу уверенности гораздо больше, чем ощущаю на самом деле. А тем временем в моей голове как барабанная дробь звенит одна и та же мысль:

Мне нужно заплатить им хлебом.

Нужно заплатить хлебом.

Я пробыла в этой золотой клетке уже больше двух часов, а до сих пор не знаю, где здесь кухня. И когда я найду ее, действительно ли там будет достаточно хлеба для того, чтобы заплатить всем баронам? В конце концов, в стране голод. А вдруг и знать страдает от нехватки зерна?

Проходя по бесконечным коридорам, вдруг замечаю зарешеченную дверь с двумя стражниками по сторонам; на ней висит три тяжелых позолоченных замка.

Каждая мышца в моем теле напрягается в один миг. Уверена, я знаю, что так тщательно охраняется в подобном месте. Искушение попасть внутрь сразу становится неодолимым.

Но не успеваю я продумать план, как мы поворачиваем за угол и оказываемся перед дверью, несомненно, сделанной для великанов; перед ней стоит лакей в голубой ливрее. Мои ноги утопают в толстом ковре. Лакей с бесстрастным лицом открывает ее перед нами, приглашая войти, но даже не подав виду, что он нас заметил.

Комната напоминает коробку шоколадных конфет, завернутых в мягкую розовую бумагу. Огромные окна обрамляют бархатные шторы с кистями размером с мою голову. Десять слуг столпились в центре комнаты, по обеим сторонам от двух диванов.

На одном из диванов сидит миловидная улыбающаяся дама в бледно-розовом платье, с бриллиантами на шее и в ушах и в замысловатом парике. Перед ней стоит господин с ястребиным взглядом. Он тихо что-то рассказывает даме, а в углу, за изящным письменным столом с перламутровым узором, сидит другой господин, но я не могу понять, чем он занят.

Второй диван повернут к нам спиной; поверх спинки виднеется голова с темными волосами, собранными сзади бархатной голубой ленточкой.

Портье ударяет жезлом в пол и громко объявляет:

– Les invitées[20].

Поворачиваю к нему голову. Как и все остальные слуги, он смотрит прямо перед собой и объявляет о нашем прибытии, игнорируя при этом наше существование. При звуке его голоса присутствующие наконец обращают на нас внимание.

Кошачьи инстинкты подсказывают мне, что здесь нельзя ослаблять бдительности. За считаные секунды оцениваю свое положение: количество людей в комнате, возможность использовать элементы интерьера для самообороны; прикидываю, как быстро я смогу оттащить Этти к двери и какие ценные вещицы удастся прихватить с собой.

Улыбающаяся дама кивком подзывает нас к себе. Круглолицая фрейлина подталкивает нас вперед и шепчет, чтобы мы не забыли сделать реверанс. Мы встаем перед дамой. Кажется, у нее красивые черты лица под всеми слоями краски, но это сложно утверждать. Я делаю быстрый реверанс, а Этти низко кланяется. Ругаю себя за то, что не обучила ее правилам вежливости. При Дворе чудес все чада кланяются баронам.

Но дама звенит веселым смехом.

– Как мило! – Она машет Этти рукой, приглашая ее подойти. Я тихо следую за ней.

– Как вас зовут, детки?

– Я Этти, а это Нина.

Дама быстро переводит взгляд на мое лицо и фигуру. И так же быстро отводит, а ко мне вдруг приходит болезненное осознание, что я единственный человек в этой комнате, у кого не молочно-белая кожа. При Дворе чудес раса, происхождение и семья не играют никакой роли. Мы все одной крови. Но здесь… здесь одним взмахом ресниц мне дали понять, что в мою сторону и смотреть не стоит. На меня не нужно обращать внимания.

Рука дамы неожиданно, как змея, взвивается вверх и крепко хватает Этти за подбородок. Дама наклоняете голову то в одну, то в другую сторону и внимательно рассматривает.

– Мило, очень мило, – говорит она будто бы самой себе. – Я королева Франции. А это монсеньор Сагуин, наш самый верный друг и советник.

Стоящий рядом с ней мужчина смотрит на нас без улыбки. Господина за письменным столом она нам не представляет. И это многое говорит о том, кто он такой.

– Мадам, – склоняем мы головы.

– В эти тяжелые времена мы взяли за правило приглашать к себе на чай наших юных друзей из не самых благополучных районов города, – говорит королева. – Я хочу, чтобы мой сын знал: не всем так повезло, как ему.

Она поднимает руку. Мы поворачиваемся и видим принца; он смотрит на нас широко распахнутыми глазами.

Изо всех сил стараюсь улыбнуться ему дружелюбной, как у Этти, улыбкой, и надеюсь, что он не прикажет сразу же нас арестовать.

По знаку королевы он встает. Он бледен, одет в темно-синий бархатный сюртук с серебряными позументами и алой брошью на груди.

– Позвольте представить: Луи Жозеф Шарль Роман, наследник французского престола.

Мы еще раз приседаем в реверансе, а принц подходит к нам, из-за чего его мать, удивившись, слегка приподнимает бровь. Очевидно, что обычно принц не подходит к простолюдинам. Но сейчас он слегка пожимает руку Этти, глядя при этом на меня, а потом пожимает мою руку и тихо шепчет:

– Нина… Так вот как тебя зовут.

В его голосе слышатся победные нотки. Он шевелит бровями, глядя на меня, как будто желая что-то сообщить; наверное, что не собирается нас выдавать или обвинять меня в краже подвески. Я облегченно выдыхаю. Он возвращается к своему дивану; рядом с ним сразу появляется слуга с серебряным подносом, на котором стоит небольшая чашка. Принц берет чашку и делает глоток. Справа от него появляется второй слуга со сложенной салфеткой в руках. Принц изящно промокает губы и отдает салфетку третьему слуге, который тут же ее уносит.

Как это смешно. Сколько слуг нужно одному человеку, чтобы выпить чашку чая?

Появляется следующий слуга и разливает черный чай по чашкам. Золотой ложечкой он добавляет в каждую сахар, наливает густых свежих сливок и протягивает нам поднос. Мы с Этти берем чашки. Это тончайший китайский фарфор с такими тонкими ручками, что я боюсь сломать ее своими пальцами. В гильдии Воров ее бы оценили невероятно высоко. Делаю маленький глоток. Чай обжигающе горячий, со сливочным вкусом. Божественно вкусно.

Другой слуга протягивает нам поднос с крошечными пирожными. Я видела такие в кладовых богатых домов, которые обворовывала. Можно много всего узнать, прячась в кухнях знати в ожидании момента, когда экономка ляжет спать. Первое: повара – это художники высшего разряда. Второе: как удивительно называются деликатесы, которыми потчуют знать. Пирожные «Релижьёз», наполненные кремом англез и украшенные соленой карамелью. Торт «Тысяча слоев» из тончайшего теста, обильно смазанного кремом, покрытый черно-белой глазурью. Изящные пирожные «Источник любви», наполненные миндальной пастой. Торт «Шарлотт», усыпанный свежей малиной. Миниатюрные пироги «Тарт Татен» и пышные профитроли с растопленным шоколадом внутри.

Вытягиваю шею, чтобы рассмотреть, нет ли где-то хлеба. Но повсюду одни пирожные. Может быть, Королева Пирожных была права: иногда бывает совершенно нечего есть, кроме них. При взгляде на эти горы деликатесов у меня сводит живот.

– А это что такое? – спрашивает Этти, показывая на горку макарунов, где между двумя половинками пирожного зажата марципановая начинка. У меня аж дух захватывает: они такие маленькие и идеально ровные, таких ярких цветов: бледно-розовые – с ароматом розовой воды, красные – клубничные, темно-коричневые – шоколадные, охристые – кофейные, золотистые – соленая карамель, а белоснежные – ванильные.

– Мне вот это, пожалуйста, – показываю я на бледно-зеленое пирожное. Слуга берет его серебряными щипцами и кладет на блюдечко. Любуюсь тем, как смотрится это маленькое круглое зеленое пирожное на розово-золотом фарфоре.

– И это все? – удивленно спрашивает Этти. У нее на тарелке – настоящая гора пирожных. Она явно хочет сегодня наесться за все дни голода.