– Что ты здесь делаешь? – спрашивает он.

– Я пришла сюда, чтобы найти инспектора, – говорю я.

Улыбка сходит с лица принца, а Жавер пристально смотрит на меня, напряженно хмурясь.

– Кто ты такая? – спрашивает она.

– Мое имя – Нина Тенардье, инспектор.

– Ты пробираешься в Тюильри на самый большой бал сезона только для того, чтобы найти инспектора? – спрашивает принц с недоверием. – Я ждал и надеялся несколько лет, что услышу от тебя хоть словечко. – Он смотрит так напряженно, что это уже перестает мне нравиться. – Вы с Этти – мои единственные друзья в жизни. Только вы меня не боитесь. Я думал о тебе каждый день и каждую ночь.

Приподнимаю бровь.

– Каждую ночь?

Он слегка краснеет.

– Да, каждую ночь, – смело отвечает он. – Я даже хотел, чтобы ты исполнила свою угрозу и однажды ночью проникла во дворец, чтобы перерезать мне горло. Все что угодно, лишь бы снова увидеть тебя.

У меня нет времени на всю эту болтовню; чувствую, как во мне снова закипает раздражение, и от нетерпения встаю на цыпочки.

– В ту ночь, когда мы уехали отсюда, Этти похитили, и у меня ушло два года на то, чтобы найти, где ее прячут.

Принц смотрит на меня.

– Похитили? – Он широко раскрывает руки и делает несколько шагов ко мне. – Нина, мне так жаль. Ты знаешь, кто забрал ее?

Я скрещиваю руки на груди.

– Бывший заключенный по имени Жан Вальжан. Ходят слухи, что инспектор пытается выследить его уже несколько лет. А я нашла его убежище.

Вздрогнув, Жавер пристально смотрит на меня.

– Я подумала, что инспектор захочет узнать об этом, – заканчиваю я с невинным видом.

– Почему ты не пришла ко мне за помощью сразу, как это случилось? – спрашивает принц, и в его голосе снова слышится обида.

– И что бы ты мог сделать? Ты не большой специалист в поиске преступников и уж тем более ничего не смыслишь в исчезновениях бедняков.

Я ответила слишком быстро, и он, задетый, обиженно моргает.

– Я мог бы стать тебе хорошим другом.

Закатываю глаза.

– Мне не нужны друзья. Мне нужен тот, кто знает, как справиться с Вальжаном. Мне нужна она, – указываю на инспектора.

Принц вздыхает и трет лоб.

– Через два дня я отправлю солдат, чтобы спасти Этти от этого Валь… – начинает он.

– Нет, – прерываю я его. – Ты не понимаешь. Этти в опасности! Нужно действовать сейчас же.

– Скажи мне адрес, и я поставлю там стражу, чтобы она была в безопасности.

– Если Вальжан поймет, что его обнаружили, он снова исчезнет. – В отчаянии поворачиваюсь к Жавер. – Скажите ему!

Жавер смотрит на меня холодно. Она понятия не имеет, кто я такая и можно ли мне доверять, но по ее реакции на Мэра на Понт-Нёф и разговору с другим офицером Сюрте, который мне удалось подслушать, она очень хорошо знает Вальжана.

– Эта девушка права, – говорит она наконец. – Вальжан большой мастер в том, чтобы скрываться от полиции. Лучше вообще ничего не делать до тех пор, пока мы не будем готовы его арестовать.

– Хорошо, тогда вы поведете роту солдат, чтобы арестовать его, сразу, как мы разделаемся с бунтовщиками.

Не могу позволить им воплотить такие планы. Они уничтожат всех революционеров. Сен-Жюст, Грантер и все молодые люди погибнут, а вместе с ними рухнет и мой замысел.

– Но Этти в опасности сейчас! – восклицаю я с неподдельным отчаянием.

– И Франция тоже! – рявкает в ответ принц. – Если этот город окажется в руках у революционеров, за ним последует вся страна, и каждый человек из правящего класса будет отправлен на гильотину. Так что ты уж меня прости, но судьбу Франции и спокойствие своих людей я ставлю выше судьбы одной девушки.

– Одного друга, – тихо говорю я.

– Что?

– Ты сказал, что мы – твои единственные друзья.

Кажется, принц очень разозлился.

– Все висит на моих плечах, – рычит он. – Отец сейчас за границей с генералом Бонапартом и поручил мне поддерживать в стране мир в его отсутствие.

– Мир?! – Подхожу к карте и указываю на ряды солдатиков на улицах, тем временем стараясь запомнить их расположение, чтобы подробно передать все Сен-Жюсту. – С каких пор это называется миром?

– С тех пор, как сотни детей из знатных домов за месяц умерли от отравления.

Когда стали умирать знатные отпрыски, их было так много, что им устраивали массовые погребения. Я наблюдала за процессиями с городских крыш, спрятавшись в тени. Видела, как принц сидел рядом с матерью и отцом. И тогда мое сердце, которое сжималось от страха, что рано или поздно его постигнет та же участь, немного успокаивалось. Все люди вокруг него плакали и стонали. И когда он поднял голову и повернулся в мою сторону, я увидела, как блестят слезы у него в глазах. Их горе было и его горем. В конце концов, он же один из них. А вот плакал ли он, когда голод и отравленная вода отправили в могилы четверть городского населения? Для них не устраивали похоронных процессий.

После похорон пришли известия, что доктора обнаружили яд в желудках умерших детей. Знать не понимала, кто и как мог это сделать. Но слуги все знали: они видели, как их хозяева уговаривали своих детей выпить жидкость из хрустальных бутылочек. Поползли слухи, и хотя ни у кого из знати не осталось воспоминаний о содеянном, так или иначе все поняли, что именно они совершили эти непростительные поступки и убили собственных детей.

Голос принца – как лед.

– С тех пор, как многие люди из моего окружения и моей семьи начали испытывать непреодолимое желание жечь свои руки в огне.

Его глаза сверкают яростью. Голос срывается.

– С тех пор, как мы поняли, что на нас нападают. И никто не мог сказать, откуда все идет. А потому мы решили, что сможем уничтожить наших врагов, если создадим Общество.

У меня кровь стынет в жилах.

– Что ты сказал?

– Я сказал, что мы создали Общество, подставную группу, которая якобы хотела свергнуть королевскую власть. И стали ждать, кто на это клюнет. Кто выдаст себя как предателей, врагов престола. – Он разводит руками. – И вот туда стали стекаться тысячи. Все это время мы ждали, наблюдали и были готовы одним ударом стереть их с лица земли.

Он замолкает. Мое лицо – непроницаемая маска, я не выдам ему своих эмоций.

– Ты ничего не помнишь, да? – спрашиваю я.

В ответ он только хмурится.

– Ты не помнишь, что они сделали? Те, кто проклят жечь свои руки в огне?

Смотрю на принца, в его темные сверкающие глаза, на его решительно сжатые челюсти. «Он один из них», – напоминаю я себе.

Он внимательно изучает мое лицо, но не может разобрать в нем эмоций.

– Я не верю в проклятья.

– Было мало хлеба, и бедняки начали голодать, – говорю я. – Из страха, что голод приведет к жестокому восстанию, знать отравила городские колодцы, чтобы все, кто пил из них, умирали.

– Не говори глупостей, – пытается возразить он, но я не обращаю на него внимания.

– И в отместку за эти действия яд был дан самым любимым детям всех знатных домов. Тебя тоже чуть им не напоили.

Принц бледнеет. Под действием гипноза он мог забыть почти обо всем, но точно помнит, как мы с Этти просили его не пить ничего из рук матери. Он начинает сомневаться.

– Ты лжешь.

– А ты ведешь себя глупо.

Принц поворачивается к Жавер и решительно заявляет:

– Она знает слишком много. Заприте ее до тех пор, пока все не закончится. После этого разрешаю вам взять сколько угодно людей и изловить наконец этого Вальжана.

Жавер хватает меня за руку грубее, чем это необходимо, и тянет вон из комнаты.

– Подождите! – Принц мнется, вдруг выглядит неуверенно, заливается краской. – И… привезите ее обратно, когда все будет сделано.

Мои глаза сверкают от злости.

– Спроси свою мать, правда ли то, что я сейчас сказала! – кричу я через плечо. Мне в голову закрадывается ужасная мысль, и я продолжаю: – Спроси ее, собиралась ли она снова так поступить.

Я знаю привычки Жавер благодаря многим месяцам наблюдения за ней через окна жандармерии. Я знаю, как методично она подходит к бумажной работе, как четко строит планы, как покровительственно обращается с офицерами и как беспощадна к преступникам, с которыми имеет дело.