Я удивленно слушаю.
Заметив мое удивление, Орсо объясняет:
– Ты должна заплатить цену, которая будет выше, чем все, что может предложить Тигр любому чаду Двора. И должна заплатить эту цену всем баронам. Иначе она никогда не будет в безопасности.
Я сразу начинаю прокручивать эту мысль в голове.
– Как вы думаете, сколько золота для этого потребуется?
– Золота?
Орсо откидывает назад голову и от души смеется. Его смех эхом отдается от стен.
Вздрогнув, просыпается Этти и мутным взглядом окидывает подземелье.
– Ты хочешь подкупить барона Контрабандистов золотом? И Томасиса тоже? Зачем им золото? – Орсо внимательно смотрит на меня. – Ну же, Котенок, куда делся твой острый ум?
Я не понимаю.
– Зачем умирающему золото? Чего стоит золото в голодные времена? – спрашивает Орсо.
И тут до меня доходит. Умирающему не нужно золото. Оно никак не прогонит смерть. Умирающий хочет одного – жить. А чтобы жить, нужно есть.
– Хлеб… – говорю я, наконец-то осознав, что имеет в виду Мертвый барон. Мне нужно ухитриться накормить весь Двор чудес. Меня сковывает ужас.
В городе всего одно место, где всегда есть хлеб, даже во время голода. Достаточно хлеба для того, чтобы спасти Этти, спасти всех нас, хотя ни один Вор Двора чудес не осмелится совершить там кражу. Это дворец Тюильри, гнездо коварной, беззаконной знати, дом короля и королевы Франции.
17. Понт-Нёф
Есть несколько способов попасть в Тюильри, самое охраняемое здание в городе. Когда проникла во дворец в прошлый раз, я была меньше и отчаяннее, и на мне не висела Этти, совершенно бесполезная в любых делах, где нужна изворотливость. Но я не могу рисковать, оставляя ее одну. Прошло уже два дня, и Тигр наверняка прознал, что его планы похитить Этти провалились. Одному Изенгриму ведомо, каким будет его следующий шаг.
Мы с Этти направляемся в Фобур Сен-Жермен. Он там, как я и ожидала, – сидит среди мертвых тел, потому что умирающие сейчас повсюду.
– Нина! – говорит Этти тихим от истощения голосом. – Это же Сен-Жюст, да? Какой он красивый!
Кажется, от голода у нее уже помутился рассудок.
Сен-Жюст поднимает на меня глаза и хмурится.
Я часто наблюдала за ним, как тень. Не потому, что, как считает Этти, он такой красивый, и не потому, что умеет произносить зажигательные речи (хотя в этом он правда хорош). Но потому, что долг перед ним лежит тяжелым грузом на моих плечах. Я связана с ним долгом крови и пока еще так его и не отдала.
* * *
Пытаясь не краснеть, усаживаю Этти так, чтобы видеть ее. Она подмигивает мне и машет в его сторону.
Несколько друзей Сен-Жюста, студентов, бродят поблизости. Многие из них плачут.
Рядом с ним молодой мужчина с соломенными волосами в больших круглых очках берет устрашающего вида иглой кровь у одного из трупов.
– Обчищаете мертвецов? – спрашиваю я.
Мужчина с иглой поднимает на меня глаза; его лицо посерело от усталости.
– Беру образцы, – отвечает он.
– Фёйи изучает медицину. Он будет исследовать эту кровь в поисках отклонений от нормы, – объясняет Сен-Жюст бесцветным голосом.
– Каких еще отклонений?
– Которые вызваны питьевой водой. Они заражены болезнью, передающейся именно через воду, – отвечает Фёйи, аккуратно заворачивая шприц в тряпку и лоскут кожи.
– Смерть в воде, – встревает Грантер, тот пьянчужка, что был вместе с Сен-Жюстом в ночь, когда они прогнали Хищников. Он прислонился к стене соседнего здания и взирает на все происходящее с несвойственной ему серьезностью. – Я уже говорил тебе это, когда трупы начали заполнять улицы, – добавляет он, – а ты сказал тогда, что я пьян, Сен-Жюст. Ну что ж, теперь ты сам все видишь. Единственное, для чего я пью спиртное, – чтобы не заразиться.
Он подмигивает мне и делает глоток из своей неизменной фляжки.
– Грантер, еще даже не полдень. Неужели ты хоть одно утро не способен оставаться трезвым? – огрызается Сен-Жюст.
– Мне не нравятся покойники, – икнув, отвечает Грантер.
– Я совершенно уверен, что вода заражена, – предупреждает Фёйи. – Сейчас мы стараемся выделить в воде заразу и понять ее происхождение, чтобы заняться изготовлением лекарства. Достаточно посмотреть, где количество смертей выше всего, чтобы понять: концентрация отравляющих веществ больше всего в самых бедных районах города.
– А вот в трубах у знати течет чистая вода, – сурово добавляет Сен-Жюст.
У меня сводит живот. Вспоминаю слова Волка о чумных докторах, горы трупов у Фонтан-дю-Дьябль, бедняков и слуг, выстроившихся в очередь у колодца.
Смотрю на Этти, которую незнакомец схватил до того, как она успела сделать глоток из фляжки. Но сколько людей все-таки напились этой воды? И сколько из них умерло?
Сен-Жюст наклоняется над телом маленького ребенка. Ласково берет веснушчатую посиневшую руку и кладет мальчику на грудь, закрывает ему глаза. Потом поворачивается к нам.
– Вот в каком мире мы живем, друзья мои, – говорит он сурово. – Долго ли еще мы будем сидеть сложа руки и терпеть все это? Много ли еще граждан должны пасть в этой неравной схватке?
Его руки сами сжимаются в кулаки, а друзья одобрительно кивают на его слова. Как будто чувствуя, что я осталась равнодушна к его речам, он обращает на меня сверкающие глаза.
– Когда я в последний раз видел тебя, ты сдала меня жандармам.
– Я тоже рада видеть тебя, Сен-Жюст.
Нахмурившись, он строго смотрит на меня, потом хватает за руку и, взяв под локоть, ведет вниз по улице. Этти издалека бросает на меня вопросительные взгляды, в которых читается «Ты в опасности или у вас романтическая беседа?» По блеску ее глаз мне кажется, что она склоняется ко второму варианту. Я вздыхаю. Этти неисправима.
– Погоди-погоди, Сен-Жюст, – говорю я, – нам ни к чему такая близость, и калечить меня тоже не стоит.
Он не обращает внимания на мои колкости и крепко сжимает мои руки.
– А после ареста меня допрашивали много часов! И отпустили только через три дня.
Я вздрагиваю. Не ожидала, что они продержат его так долго.
– Ты говорила, что в долгу у меня, но при первой нашей встрече украла мой пистолет, а при второй отправила под арест.
Высвобождаю одну руку из его хватки и лезу в складки юбки. Скрепя сердце, достаю его пистолет; это моя любимая вещица, украшенная изящными золотыми завитками.
– Простишь меня? – спрашиваю я, протягивая ему пистолет.
Он прожигает меня яростным взглядом и забирает оружие.
– Я говорю сейчас с тобой только по одной причине: я признаю, что ты достаточно предприимчивая и ловкая юная девица.
Я хмурюсь, потому что не привыкла к подобным комплиментам.
– Знаешь, о чем я думал все три бесконечных дня, когда был заперт в Шатле? Помимо того, что меня могут в любой момент казнить просто за мое имя.
Он притягивает меня к себе, так что его глаза оказываются прямо на уровне моих. Он облизывает губы, отчего я смущаюсь и изо всех сил стараюсь сосредоточиться на том, что он говорит. Чувствую, как где-то позади меня Этти чуть не пищит от восторга.
– Я думал о том, что кто-то вроде тебя может пригодиться нам в «Société des Droits de l’Homme[17]».
Я изумленно моргаю.
– У тебя есть необходимые связи с людьми… м-м-м… которые могут снабжать нас оружием и информацией. И у тебя есть опыт в том, как обходить требования закона. Ты и твоя гильдия – наши природные союзники, вы ненавидите знать не меньше нашего. Ты можешь собрать тех, кто захочет сражаться с нами плечом к плечу. Нам нужны ловкие и изобретательные люди, если мы хотим добиться успеха. Что скажешь? Присоединишься к нашему крестовому походу? Ты нужна делу.
– Я нужна делу?
– Ты нужна мне, – говорит он ласково, как любовник. Потом улыбается дикой, устрашающей улыбкой. – Ты не понимаешь, Черная Кошка? Вместе мы сможем изменить мир.